Ефим Зозуля - Исход
Несколько тысяч человек было убито сразу.
Лежали грудами изувеченные трупы с застывшими мольбами на губах и скрюченных пальцах. Рваное платье, залитое кровью, ненужно пестрело на ненужных ногах, животах, головах и спинах.
Лежали бывшие отцы и матери, дети и друзья, красавицы женщины, умницы и весельчаки, добрые и злые, трусливые и мужественные — всякие, во всем многообразии человеческих отличий, но одинаково повинные в том, что не хотели новой жизни.
— Моисей, Моисей, что сделал ты с нами?
— Моисей, скажи господу, чтобы он пощадил нас!
Моисей молчал. Суровая дума бороздила лоб.
Он прошептал в раздумьи, как бы про себя:
— Господь сказал мне: «Я помилую, кого надо помиловать, и пожалею, кого надо пожалеть».
…А небо жило своей жизнью.
К вечеру на западе собирались все краски и образовывали толпу из разноцветных пятен. Как знатные гости, толпились они вокруг хозяина-солнца, а солнце торжественно удалялось, красное и важное. И разноцветные гости обижались, темнели, вытягивались и расходились. А наутро опять появлялись и ждали солнца, которое важно появлялось, для того чтобы опять разогнать их. Для чего все это?
Моисей шел на гору, долго смотрел на небо, искал бога, одиноко говорил с ним, падал в изнеможении наземь, потом возвращался к людям, и люди опять рождали в ном суровые решения.
Так в одно утро Моисей пришел к спящему Аарону и разбудил его.
— Что заставило тебя так рано прийти ко мне? — спросил Аарон.
— Этой ночью, размышляя о мудрости божественной, я остановился над одним вопросом, — сказал Моисей.
— Над каким?
— Что сказать об Адаме, который грехопадением дал смерти доступ к миру? Долго ли нам осталось жить?
Аарон знал, что бездейственные рассуждения несвойственны Моисею. Разговор Моисея о смерти был страшен.
— Не о моей ли смерти говоришь ты? — дрожащими губами спросил Аарон.
— Да. О твоей. Ты должен умереть.
Аарон похолодел. Мелкая рябь ужаса поползла по спине его — точь-в-точь, как ползет она у всех людей во все времена перед смертью.
— Моисей, брат мой, сердце трепещет во мне, и ужасы смертные напали на меня, — взмолился Аарон.
— Ты должен умереть, — неотвратимо повторил Моисей.
Аарон был уведен на гору и не вернулся.
Люди узнали. Собирались. Говорили.
— Это Моисей убил Аарона из зависти.
Когда Моисей спустился с горы, его спросили:
— Где Аарон?
Моисей холодно ответил:
— Господь принял его для жизни вечной.
— Мы не верим тебе! Ты приговорил его к смерти.
Жалели Аарона. Он был такой покладистый, а главное, такой понятный. Моисей же был суров и требователен.
Даже в пустыне было тесно таким братьям.
Желтые пески пустыни были все так же унылы и бесконечны. Много жизней нашли вечный покой в этих песках, а живые продвигались и продвигались вперед.
Моисей состарился, но твердость и мудрость не покидали его.
«Еще долго будете блуждать в пустыне, — говорил он мысленно народу. — Прямым путем я поведу вас в землю обетованную. Нет! Если прямо привести туда, займется каждый своим полем и своим виноградником. Нет! Надо сначала дух истины господней внедрить в ваши рабские души. Долго еще вам блуждать, долго, долго.»
И Моисей учил народ истине, работал для этого неустанно, а по вечерам уходил один в пустыню, смотрел на закат солнца и унылые волны темнеющего песка.
1920
