Александр Батров - Орел и Джованни
Небо темнело. Темнело и море, отражая последние, золотисто окаймленные облака. После ухода иностранца Бенито вдруг оживился.
— Пойду к Мартини, попрошу в долг бутылку вина, — сказал он, ни к кому не обращаясь, но так, чтобы все слышали, и быстро зашагал прочь от барака.
— Не грусти, Джованни, — сказал Филиппо. — Рыбакам не по нутру подачки!
— У меня так кружится голова… — признался Джованни.
Чтобы собраться с мыслями, он приблизился к самому морю, даже зашел по колено в воду и, не замечая этого, так и стоял, задумавшись.
5Чарльз Гетбой настежь распахнул окна и крикнул:
— Эй, Дэн, виски, и похолоднее!
Дэн, рослый, широкоплечий человек, лет сорока на вид, принес виски и, склонив привыкшую к покорности голову, стал возле стола, ожидая дальнейших распоряжений.
— Можешь идти, Дэн! — сердито, сквозь зубы, пробормотал Гетбой и приступил к бутылке.
В открытое окно дул «мессинец» — теплый ночной ветер. Море проснулось, и по его мягкому, протяжному шуму угадывалось, что там, внизу, на берег накатываются неторопливые длинные волны.
— Где ты там, Дэн? — снова позвал Гетбой.
Дэн сейчас же вошел в комнату.
— В саду какой-то шум, — сказал Гетбой. — Пойди узнай, в чем дело.
Но Дэну не пришлось выйти в сад. В дверь постучали.
В кабинет вошел сторож Арчибальд с жирными кислыми щеками и квадратным подбородком, заросшим серой щетиной.
Там какие-то двое спрашивают вас, хозяин, — сказал он, завистливо поглядывая на бутылку писки.
Это были Антонио и Бенито, оба изрядно выпившие, За плечами Бенито болтался мешок с орлом, который испуганно вскрикивал и рвал клювом пропахшую рыбой мешковину.
Гетбой сразу понял, что произошло. Он беззвучно рассмеялся.
— Вы, наверно, все передрались там, на берегу? — спросил он весело.
— Все… Все… — желая угодить Гетбою, солгал Бенито.
— Враки! — неожиданно разозлившись, повысил голос Гетбой. — Орла вы украли… и вы отнесете его назад… Мальчишка должен сам отдать его мне. И он отдаст! Слышите?
Гетбой отошел к окну, скрестил на груди руки и незаметно подмигнул слугам. Арчибальд и Дэн, засучив рукава, бросились на похитителей орла. Вскоре Антонио и Бенито лежали на паркетном полу.
— Встаньте! Идите и водворите орла на старое место! — властно сказал хозяин.
— Есть, синьор! — поднимаясь, угодливо заскулил Бенито.
Поднялся и Антонио. Он тяжело дышал, закрыв ладонью глаза. «Воров бьют, и без всякой жалости. Что же, и вы получили сполна, старый осел Антонио», — думал он с грустью.
Сторож грубо выпроводил их за ворота виллы. Они шли молча, не останавливаясь, вдоль берега, той самой дорогой, по которой так недавно шагали к вилле, полные самых радужных надежд.
«Не сомневайся! Нам щедро заплатят, Антонио», — говорил Бенито.
«Хозяин виллы — богатый синьор, верно, — поддакивал Антонио. — Ему дать нам кучу долларов легче, чем плюнуть… О, тогда я куплю парусник для артели! Я скажу всем, что неожиданно получил наследство, да простит мне мадонна кражу орла!»
Бенито с презрением глядел на старика. Нет, он, Бенито, не дурак — отдавать деньги артели. Он уедет куда-нибудь подальше, например в Неаполь, и заживет там в свое удовольствие.
А теперь?.. Не утопить ли эту проклятую птицу?
До барака оставалось не больше двухсот метров. Оттуда тянуло крепким запахом смолы: повидимому, рыбаки с вечера конопатили лодку. Ветер попрежнему дул со стороны Мессинского пролива.
— Антонио, — вдруг жалобно взвизгнул Бенито, — я не вернусь… Возьми орла!
Согнувшись, Бенито скрылся в темноте.
Рыбаки крепко спали. Ничто не нарушало их покоя. Джованни лежал на спине, и было похоже, что ему снятся веселые мальчишеские сны — он то и дело улыбался. Но когда Антонио тронул его рукой, он сейчас же проснулся:
— Что случилось? Не заболел ли ты, Антонио?
— Нет, тише… Идем, я должен рассказать…
И Антонио рассказал о похищении орла. Джованни гневно сжал кулаки:
— Это все Бенито… И ты отличился, старый…
— Осел! — со злостью к самому себе добавил Антонио.
— И отчего ты не плачешь? Ведь ты недавно плакал и скулил: «О мадонна!..» А сейчас у тебя совсем сухие глаза!
— У меня плачет сердце… — опустив голову, чуть слышно ответил Антонио.
Эти слова тронули Джованни. Так, без слез, плакала его сестра Анджелина, когда от немецкой бомбы рухнул их дом и похоронил под стенами отца… И Джованни глядел и глядел на Антонио. Лицо старика было смешным и жалким. Вот он весь сжался и стал маленький.
— Так, — наконец сказал Джованни с печальной усмешкой. — Ты меня избрал в судьи… Вот я и говорю: ладно, Антонио!
— Простил? Правда?
— Правда.
— Джованни, можно тебя обнять?
— Не люблю нежностей.
— И ты никому не скажешь?
— Никому.
Джованни оставил Антонио, подошел к орлу и ласково погладил его теплые крылья:
— Спи, спи, Амико, и, пожалуйста, поправляйся.
Звезды ярко светили над берегом и морем. Где-то вблизи вскрикнула спросонья чайка: «Где я? Где я?» И орел, который совсем было успокоился, ответил ей тревожным клекотом.
— Спи, — улыбнувшись, повторил Джованни, — набирайся сил — ведь тебя ждет не дождется небо. Спи, а я пойду принесу воды.
Джованни взял ведра и направился к вилле. Там у водонапорной колонки стоял Арчибальд, сторож Гетбоя.
— Воды не будет! Назад, назад, мальчишка! — лающим голосом закричал он, сильно коверкая итальянские слова.
Джованни застыл перед ним, не в силах тронуться с места.
— Синьор, разве это ваша вода?
— Да, водопровод Гетбоя.
Ведра, сначала одно, а потом другое, выпали из рук Джованни. С просьбой, в которой были отчаяние и бессильная ярость, он обратился к сторожу:
— Синьор, разрешите…
— Сначала отдай орла. Так сказал хозяин… Ну, живо, марш от колонки!
Джованни поднял ведра. Он шел и шатался. Что будут делать рыбаки без пресной воды? Верхняя терраса берега, кое-где поросшая кустами скумпии, с холмами желтой выветрившейся глины, была совершенно безводна. Лишь в трех километрах отсюда находился родник, ворчливо сбегающий к морю. В глазах Джованни засветилась надежда. Не перенести ли туда стоянку? Нет, там каменистое дно — невод весь изорвется. Но что же делать?.. Упрямое, веселое выражение появилось на лице Джованни. Надо поменьше спать, и все наладится. Вода будет! Так-то, синьор Гетбой…
Целую неделю Джованни таскал по ночам ведрами воду из далекого родника. Рыбаки ничего не знали. Лишь только на восьмой день Эмилио сказал с досадой:
— Никак не пойму, что стало с водой? От нее бурлит в животе…
— Вода не водопроводная, — сказал Филиппо, подозрительно глядя на Джованни.
— Водопроводная!
— Нет, — повторил Филиппо. — И похудел ты в последнее время… Ну-ка, скажи, в чем дело?
Все выяснилось. Рыбаки, возмущенные поступком Гетбоя, долго молчали.
— Так вот ты какой, Джованни, — наконец нарушил молчание Алессандро.
Он зашел в барак и сейчас же вышел оттуда, держа в руках вещевой мешок, оставленный Бенито. Швырнув мешок в яму, куда выбрасывали рыбьи кости, негодное тряпье и ржавые консервные банки, он обратился к рыбакам:
— Сдается мне, что Джованни полагается полный пай…
Рыбаки все как один подняли руки.
Джованни, который получал лишь половину рыбацкого пая, растерялся.
Неужели он, мальчишка, стал таким же, как и взрослые рыбаки? Он стоял смущенный и даже испуганный.
А рыбаки поочередно — таков был обычай — подходили к нему, обсыпали песком и нараспев выговаривали немудрое двустишие:
Не бойся жизни трудовой,
Дружи с ветрами и волной.
Белый флаг на крыше барака не появлялся.
«Надо менять игру», — решил Гетбой.
В это самое время Алессандро, зорко поглядывая на море, сказал:
— Глядите, тянет ровный левант и идет по течению.
— Ветер добрый, — подтвердил Антонио.
Рыбаки долго смотрели на море. Что они там высмотрели, Джованни не видел, он только знал: все ждут подхода макрельного стада. С этой минуты рыбаки стали говорить почему-то тише. Они рано легли спать, пожелав друг другу удачи.
Не спал один Алессандро. Он сидел на корме вытащенной на берег лодки и курил трубку за трубкой. В четыре часа утра раздался его громкий голос:
— Идет макрель, эй!
Как много макрели в море! Она выпрыгивает из невода, разгневанная и сверкающая.
Вот оно наконец, пришло рыбацкое счастье!
Было жарко. Хотелось пить. Но ни у кого не было времени напиться. Антонио, который выбирал из невода рыбу, то и дело до самых плеч погружал руки в прохладное шумное серебро и смеялся. Он словно помолодел, стал выше, даже морщины разгладились на старом лице. Повеселел и рыбак Луиджи.
