Сергей Снегов - Река прокладывает русло
Лесков изумился:
— Как что предлагаю! Именно то, о чем говорится в телеграмме Неделина, — комплексную автоматизацию! Никакого ручного труда, работают одни машины, люди лишь наблюдают за машинами. Только такое производство надо проектировать.
Пустыхин с торжеством стукнул ладонью по столу.
— Вот тут я вас и поймал, дорогой Александр Яковлевич. Такого производства нет. Что вы на меня уставились? Повторяю: нет его, этого вашего совершенного, полностью автоматизированного металлургического производства, завода без людей, с цехами на замке. Нигде нет: ни у нас, ни за границей. Это производство еще только рождается в умах исследователей, в тигельках лабораторий, и никто не знает, каково оно будет.
Лесков знал, что именно это возражение выдвинет против него Пустыхин, и подготовился — сейчас начинался настоящий бой.
— Ну и что же? — сказал он с вызовом. — Знаю, что подобного производства еще нет. Тем более надо его создать, раз оно не существует. Разве не в этом задача проектировщика — разрабатывать то, чего до него и в помине не было, а вовсе не повторять зады? Срочно закажем промышленности новые машины…
— А пока будут разрабатывать новые машины, мы на целые годы сложим ручки на животе? — спокойно заметил Пустыхин. — Удивительная у вас фантазия, Александр Яковлевич! Вы, кажется, думаете, что вся жизнь вращается на подшипниках ваших желаний? Поймите нашу реальность: площадка для проектируемого завода уже подготавливается, мы не можем ждать недели, а вы предлагаете потратить годы на исследования и разработку! Вы, как фанатик, свято верите в каждое пышное название, за которым ничего важного и нового не кроется.
— Как ничего? — чуть ли не крикнул Лесков.
— Ничего! — с силой повторил Пустыхин. Он решил говорить начистоту: мальчишку следовало поставить на место, чтоб он не наделал неприятностей. — Скажите, пророк автоматизации, в какую сумму должна обойтись перестройка всей металлургической цепочки по вашему плану? Это ведь новые агрегаты, оборудование, размещение зданий и прочее. Я понимаю, вам трудно указать точную цифру. Никто ее не укажет. Я прошу дать грубую оценку.
— Ну, это очень приблизительно, — сказал Лесков, замявшись. — Думаю, что-нибудь вроде четверти сумм, отпущенных на завод в целом.
Пустыхин кивнул головой.
— Именно. Порядок дополнительных затрат вы оценили правильно. Но завод, да будет вам известно, обойдется свыше двух миллиардов рублей, а четверть составит ровно пятьсот миллионов. Улавливаете, дорогой? Неделину же отпускают дополнительно семьдесят миллионов. Неужели академики Госплана не знают, что они делают? Неужели они не понимают того, в чем так хорошо разбираемся мы с вами? Чепуха, все они знают! Просто и в мыслях у них не было требовать от нас революции, о которой вы мечтаете. Понимаете ли вы теперь, что формула «комплексная автоматизация» — только хлесткая фраза, некрепкая голова от нее кружится, а в сущности — это фикция, ярлык очередной кампании.
Лесков был сражен. Растерянный, он смотрел на Пустыхина. Тот болтал ногами, сидя на столе, и светил проницательными глазами. Он наслаждался разгромом, учиненным Лескову. Он знал, что против таких аргументов возразить нечего.
— Вот так, дорогой Александр Яковлевич, — подвел он итоги. — Давайте бросим утопии. Слова останутся словами, а дело делом. Мы займемся, как всегда, делом.
Лескова, однако, разгромить было легче, чем заставить признать поражение. Он сказал упрямо:
— Я все-таки буду отстаивать свой план — требовать разработки новых машин, а не ориентироваться на готовенькое. Можно в конце концов добиться увеличения ассигнований. Уверен, что Неделин посмотрит иначе, чем вы. И на техсовете я тоже с этим выступлю.
Выговорив все это, Лесков вызывающе посмотрел на Пустыхина.
— Что ж, выступайте, — холодно ответил Пустыхин после недолгого молчания.
Больше они не спорили. Лесков удалился, Пустыхин соскочил со стола и задумался. Если бы Лесков увидел сейчас обычно веселого и насмешливого Пустыхина, он бы возликовал: противник его был мрачен и раздражен. Одного, только одного он не сказал Лескову, один слабый пункт не расшифровал, а мальчишка с какой-то безошибочной интуицией все бьет и бьет по этому месту. А может, у него не интуиция, а логика, может, он прав, этот мальчишка? Смотри, с каким убеждением спорит, как горячо и искренне! Молодец все же! Вздор, прав он, Пустыхин, как уже десятки раз бывал прав в спорах с другими мальчишками. Все это очередная кампания, ничего больше. Развитие техники идет своим порядком, это — глубинное течение, а наверху кипят поверхностные бури — кампании. Лесков теперь поднимет крик, и этот крик понесется по ветру новой кампании. Свою фантастику он прикроет модными фразами. Против мыслей можно спорить, идею можно опровергнуть. А против модных фраз защиты нет. Лесков завопит: «В проекте узаконивается ручной труд, какая же это автоматизация?» И все с ужасом закачают головами: «Ах, нехорошо, нехорошо! Ручной труд, говорите? Кошмар!» Ручной труд сохранится, конечно, но дело будет стоять, нервы им потреплют. Техника остается техникой, она развивается шагами, скачками, а не взрывами, как того хочется всяким мальчишкам. Это истина, такая же истина, как то, что солнце встает на востоке, а детей рожают женщины, — глупая, банальная, святая правда. Легче ему, Пустыхину, от сознания, что правда на его стороне, не станет. За правду тоже бьют, и больно!
— А ты уже и испугался? — вслух с презрением спросил себя Пустыхин. — Поджилки затряслись? Что-то раньше я в тебе, друг, трусости не замечал!
Он продолжал размышлять. Итак, примирение с Лесковым не состоялось, будет драка. Что ж, подеремся! Он, Пустыхин будет драться не из амбиции, а за важное дело, чтобы разрабатываемый им завод быстрее вступил в строй, скорее дал необходимую стране продукцию. Лесков, возможно, найдет сторонников, таких же прожектеров, но и он, Пустыхин, тоже не окажется в одиночестве. Сейчас главное — убедить Неделина, чтоб он не поддался Лескову. Черт его знает, с какими настроениями Неделин приедет из Москвы! Телеграмма его, прямо сказать, туманна.
На столе у Пустыхина зазвонил телефон. Обругав себя, он схватился за трубку: вспомнил, что обещал в этот вечер жене и двум дочерям-близнецам, оканчивавшим среднюю школу, пойти наконец в театр — больше года не находил он на это времени.
— Петя, ты совсем потерял совесть! — с упреком сказала жена. — Ну как можно так опаздывать? Мы давно одеты, ждем тебя. До начала осталось всего полчаса.
— Милая, прости, очень важное дело, никак не мог отложить! — оправдывался Пустыхин. И тут же по обыкновению пошутил: — Сама виновата, зачем выбирала в мужья бессовестного человека? Я бы на твоем месте давно подал на развод из-за непригодности мужа к семейной жизни. Поверь, ни один суд не откажет: слишком серьезные доказательства.
Жена только вздохнула в трубку: он всегда отшучивался, когда бывал виноват, не спорил, но извинялся. И она понимала, что он в самом деле перегружен, она даже немного гордилась этим — его всегдашней занятостью, тем, что всем он нужен не меньше, чем ей самой. Она поспешно сказала:
— Выезжай прямо в театр, Петя, встретимся у входа. Мы уже выходим из дому.
— Хорошо, иду в театр, — пообещал он.
Пока он надевал пальто, снова зазвонил телефон. Приехавший только что Неделин просил немедленно зайти к нему домой. Пустыхин вспомнил о жене и дочерях и с шутливым отчаянием махнул рукой. Ладно, нехорошо, конечно, но посмотреть спектакль им придется и на этот раз без него.
3
Михаил Георгиевич Неделин, управляющий проектной конторой, был человек опытный. Он свободно разбирался в работе своих подчиненных, хоть давно не садился сам за чертежную доску. Под его руководством были спроектированы крупнейшие заводы страны, заводы эти работали, выдавали хорошую продукцию — немало тут было и его усилий. Но все знали, что за новую и, главное, сложную работу Неделин берется без особой охоты: он был осторожен и недоверчив. Пустыхин шутил о нем: «У Неделина застарелый административный ревматизм: на каждом новом задании кости ломит». А в министерстве с насмешливым уважением говорили об умении Неделина отделываться от рискованных начинаний: «По части спихотехники Неделин — классик: пушинку на него взвали — тут же на соседа переадресует». Но, расписавшись в получении плана, Неделин с головой уходил в дело, не давал спуску ни себе, ни другим. Сам он это объяснял так: «Похвала в кармане не залеживается, а хула тело жжет».
У Неделина на диване сидел высокий толстый и хмурый человек. Он громко сопел, рассматривая картинки в журнале.
— Знакомьтесь, Петр Фаддеевич, с товарищем Крюком, начальником нашего строительства, — представил его Неделин. — Прилетели вместе, будем утрясать спорные вопросы.
