Владимир Ишимов - В тишине, перед громом
Здесь больше, чем когда-либо раньше, нам понадобятся те чекистские свойства, о которых так любил напоминать Дзержинский: холодная голова, горячее сердце, чистые руки.
Невозмутимость, основательность, упорство Кирилла и острота, хваткость Славина отлично дополнят друг друга. А недостатки... Что ж, наши недостатки — всегда продолжение наших достоинств.
Я оглядел ребят. Спокойны, черти! В выдержке им обоим не откажешь. Ведь поехали-то со мной вслепую, зачем — понятия не имеют, сгорают от любопытства, но вида не подают...
Ну, так с чего ж начинать, Каротин? Вопрос вопросов... Он и только он все время мучает тебя. Конечно, кое-какие идеи припасены. Но пусть первыми выскажутся твои парни. Интересно, что придет им на ум...
Я рассказал ребятам о докторе Отто Грюне, о его странных путешествиях, о Нижнелиманском судостроительном заводе, о фирме «Фаст унд Бриллиант», об интересе немецкой разведки к Нижнелиманску еще во время империалистической войны. Словом, восстановил весь ход своих рассуждений и подвел к главному — к выводу.
Ребята молчали. Кирилл старательно гасил папироску в пустой банке из-под бычков в томате. Славин, не меняя своей патрицианской позы, глубоко засунул руки в карманы штанов.
— Вот это задачка, — вздохнул Ростовцев. — Откуда к ней подступиться?..
— У меня вопрос, Алексей Алексеич. — Славин принял вертикальное положение и вытащил руки из карманов.
— Давай.
— Вы говорите, нижнелиманские чекисты не установили, с кем встречался здесь Грюн. Так?
— Я сказал иначе: установили, что Грюн ни с кем не встречался.
— Какая разница? Что в лоб, что по лбу.
— Ты что, всерьез считаешь, он и вправду мог ни с кем не встретиться?
— А почему же? Если предположить, что Грюн приехал сюда не для разведки...
— Да я не о том.
— Не понимаю.
Что это с ним сегодня? Или притворяется?
— Слушай-ка, Славин. Ты хорошо помнишь, как провел последний выходной?
Славин удивился.
— Это вы к чему?
— Ты не спрашивай, а отвечай.
— Конечно, помню. Это же был культдень.
— Правильно. У тебя, правда, он прошел с некоторыми дополнениями.
Славин лукаво улыбнулся.
— Откуда вы знаете?
— По долгу службы. Ты же мой подчиненный. Но не отвлекайся. Представь себе, что в тот день ты наблюдал за неким Леонидом Славиным. Представил?
— Допустим.
— Сосредоточься и доложи: с кем Славин имел встречи?
Славин недоумевающе поднял левую бровь и быстро заговорил:
— В восемь тридцать на трамвайной остановке двенадцатой марки возле вокзала Славин встретился с очень хорошенькой девушкой, которую, как установлено, зовут Валя. Они втиснулись в подошедший вагон и поехали в Аркадию, где присоедились к загоравшему коллективу сотрудников управления ГПУ. В шестнадцать ноль ноль они вернулись в город, и Славин проводил Валю до подъезда дома номер три по Соборной площади, где, как выяснилось, указанная Валя прописана. В девятнадцать ноль ноль наблюдаемый у подъезда Оперного театра встретился с другой девушкой, тоже очень красивой, которую, как установлено, называл Люсей. В театре они просмотрели оперу Россини «Севильский цирюльник»...
— Прослушали, — поправил Кирилл.
— Правильно, прослушали эту оперу, каковая, судя по выражению лиц наблюдаемого и Люси, им понравилась. Славин расстался с Люсей возле подъезда дома номер двадцать два по Пушкинской улице, где указанная Люся проживает.
— Все?
— Все.
— Никаких иных встреч у Славина не было?
— Факт.
— Именно так, по-видимому, рассуждали и нижнелиманские товарищи. Ответь на несколько вопросов: выходя из дому утром, ты не видел дворника?
— Почему ж, видел.
— Небось, еще с ним поздоровался. Дальше. Если мне память не изменяет, ты приехал со свежей газетой. Кажется, с «Комсомолкой».
— Факт.
— Ты купил ее в киоске?
— Нет, я подписчик. По дороге мне ее почтальонша отдала.
— Значит, ты виделся еще и с почтальоншей. Дальше. В трамвае ты взял билеты у кондуктора, ты...
— Стоп. — Славин зло почесал затылок. — Я все понял. Кроме того, я виделся еще с кассиром пляжа, с мороженщиком, с официантом кафе, с капельдинером в театре, с буфетчицей в фойе, с цветочницей на Дерибасовской.
— Не считая прохожих, соседей по театру, папы и мамы.
— Точно. Я о них не подумал. Потому что это... ну, как бы сказать поточнее... само собой разумеющиеся, что ли, встречи. Обыденные. — Он подбирал слова. — Непреднамеренные...
— Вот-вот. Доктор Грюн вступил здесь в контакт с несколькими десятками людей. И среди десятков был один — тот самый. Единственный. Но его не разглядели. Потому что встреча, как и все остальные, выглядела непреднамеренной. Значит, не шла в счет. Житейский стереотип представлений — вот что губит нашего брата. — Я встал с табурета, подошел к раскрытому окну, присел на подоконник. — Вернемся к теме. Кирилл точно определил проблему: как подступиться. — Я направлял разговор в твердое русло: — Думайте. Предлагайте.
И они думают.
Я знаю, что от Кирилла нельзя ждать мгновенных озарений. Но на сей раз и Славин не спешит высказаться. Я не тороплю ребят. Я терпеливо жду. Пусть «вживутся» в задачу.
И все-таки первым подает голос Кирилл. В глазках его под тяжелыми веками появился блеск.
— Разрешите мне, Алексей Алексеич? — Он кладет свои крупные кисти на стол. — Я понимаю так: нам сейчас надо найти, кто тут может спеться со шпионами. Ихнюю по-тен-ци-альную базу. Правильно?
Я киваю.
— Вы говорили про немецкие колонии — про Найдорф и другие. Куда переводы из Германии приходят... Давайте пощупаем всех, кто получил деньги. Если с толком тряханем, наверняка что-нибудь вытряхнем.
— Кого ты предлагаешь щупать и трясти? — переспросил Славин с грозным спокойствием и снова сел на кровати по-человечески.
— Я ж говорю: немцев-колонистов.
— Значит, их можно трясти всех — правых и виноватых? Потому что они немцы? Интересная мысль. А практически как ты себе это представляешь? Вызывать адресатов «Фаста унд Бриллианта» в порядке живой очереди? Или, может, всех сразу, оптом, а? Представляю, какой подъем начнется в немецких селах! Верно, Алексей Алексеич? Запросто благодарность схватишь.
— Я не ради благодарности... — повысил было голос Кирилл.
— Еще бы! Благодарность-то от фон Боле.
— Почему от фон Боле, Славин?
— Так наверняка же «Фаст унд Бриллиант» — подставное лицо. А за спиной отдел немцев за границей национал-социалистской партии.
— Откуда тебе это известно?
Славин хмыкнул.
— Интуиция.
«Ай да парень!» — подумал я, а вслух сказал:
— Славин прав. Одна из целей денежных переводов — поссорить советских немцев с Советской властью. Твой план этому бы помог.
— Поссориться с Советской властью может только враг. — Кирилл не хотел сдаваться. — А зато результат!
— Именно?
— Выудим, кого надо.
— Как бы не так! — снова сказал Славин. — Фашисты, по-твоему, идиоты. Посылают деньги своим агентам. Пальцем указывают: господа чекисты, вот наши люди, хватайте их.
— Не обижайся, Кирилл, но цели мы так не достигнем. Это во-первых. А вот нежелательный эффект получим. Это во-вторых. В-третьих, настоящие немецкие агенты замрут.
Славин резюмирует:
— Три довода против. За — ни одного. Общий счет — три — ноль...
— ...В нашу общую пользу, — заканчиваю я и многозначительно смотрю на Славина. Его всегда надо слегка осаживать. — Славин, очередь за тобой. Критиковать ты мастер. Теперь выкладывай свои конструктивные идеи.
— У меня такая идея. Грюн тут с кем-то встречался. С кем — неизвестно. Надо заманить сюда Грюна снова. И уж смотреть за ним как следует. Успех гарантирован.
Феерия!.. И, конечно, «успех гарантирован»...
— Как же ты предлагаешь «заманить»?
— Детали я еще не обдумал.
— Ну, вот видишь...
— А у вас, Алексей Алексеич, свой план есть?
Я с интересом оглядел этого нахального мальчишку.
— Увы, увы. Вся надежда на твой интеллект. Хочу поэксплуатировать его. В порядке злоупотребления служебным положением.
Ага, все-таки краснеешь.
— Извините, Алексей Алексеич.
— Бог извинит, — говорю я. — Ваши предложения, хлопцы, крайности. А нам придется начать с золотой середины. Скромно. Тихо. Без эффектов. Без гарантий. Надо собрать все, что разыщем о работе немецкой разведки в Нижнелиманске во время войны и после нее. Значит, архивы. Материалы городского отдела. В архивисты придется переквалифицироваться тебе, Кирилл. На время, понятно. И нечего хмуриться. Максимум дотошности. Не гнушаться любой крохой. А начинай не с войны. Копни глубже. С начала века. Теперь ты, Славин.
На физиономии Славина неуверенно играет его повседневная ироническая ухмылочка. Но теперь она — совершенно ясно — прикрывает нетерпеливое ожидание.