Владилен Леонтьев - Пора охоты на моржей
Гиункеу на этот раз вылез из вельбота и сел у кромки льдины в стороне от других. На коленях лежала мелкокалиберка. Стрелял он хорошо, метко. Две небольшие нерпы, убитые им, радовали его. Но грустные думы никак не выходили из головы. Рано начали охотиться: из Нунегнина еще не было вестей. А ведь наша мать оттуда, мы должны слушаться советов матери. Раньше никогда не начинали охотиться, пока в Нунегнине не был убит первый морж, пока не была принесена в жертву голова моржа на скале Уйэн. Рушатся старые законы, забывают люди своих предков. До боли обидно, что лишили его руля на вельботе.
Тэюнкеу еще на свете не было, когда Гиункеу уже держал руль в руках и считался удачливым охотником. Хоть и придумали новое слово «бригадир», но все равно все говорят «ытвермечин» — хозяин байдары. А разве может быть ытвермечином аачек — юноша? Нет. Ытвермечин тот, кто имеет много родственников, кто самый знающий. У кого сейчас больше всех родных? У него, Гиункеу, пять братьев, три зятя да двадцать взрослых племянников с женами, а внуков даже не упомнишь. Вот и здесь: Ако и Рультын — племянники, прадед Эрмена — брат деда, Вакат — внук брата. А Тэюнкеу кто? Сирота. Раньше хорошо было. Все родные. Если и отругаешь кого, все равно никуда не уйдет, а добыча в общую мясную яму складывалась. Кому нужно — дашь, а кого и заставишь на охоту пойти. А Оо пусть уж охотился бы со своими. И все это новый председатель. Вельботов много стало, бригад надо больше, людей мало: по пять человек в бригаде сделал…
На льду росла горка убитых нерп. Приволок молодого лахтака и Ако.
— Удачливый он, — улыбнулся Эрмен, кивнув на Ако. — Только про книги свои забыл, скоро они совсем размокнут.
Ако спохватился, запрыгнул в вельбот и стал засовывать учебники в нерпичий мешок.
— Эгэй! — закричал Тэюнкеу. — Тагам, пора!
IV
Вельбот долго вслепую шел во льдах, а через некоторое время вырвался на чистую воду. Туман слегка приподнялся, потянул ветерок, ровная гладь воды покрылась пестрой рябью, и вскоре и без того темное море стало еще темнее. Но берегов не было видно.
Сколько прошло времени, никто не знал. Не спали уже вторую ночь. С тех пор как оторвались от льдины со вспугнутыми моржами, Эрмен уже третий раз заправляет бачок мотора бензином, заметил Оо, а бачка хватает как раз от Нунегнина до Увэлена. Это значит, они уже давно должны быть дома, тем более что были на полпути. Оо не смотрел на компас, Тэюнкеу это не нравилось. Может быть, Оо и проявил бы решительность, настоял бы, чтобы шли так, как считал нужным, но он сам еще сомневался. Не было решающей поддержки, приходилось подчиняться большинству, а Гиункеу на все вопросы и обращения отвечал одним словом «коо», что означало и «да» и «нет». А точнее можно понимать так: «Хотя я и знаю, но делай так, как ты сам считаешь нужным».
— Четвертый раз заправляю мотор, — прокричал Эрмен Тэюнкеу, — а берега все нет… Наверное, не туда идем?!
У бригадира даже бровь не дрогнула, только слегка заиграли скулы да сузились глаза. Он продолжал вести вельбот тем же курсом.
Ветер немного разогнал туман, стало светлее. Впереди обозначились изломанные края ровного поля льда. Но оно Казалось каким-то странным, словно покрытым местами слоем свежего пушистого снега. Никто из охотников не мог определить, что же это такое. Белое покрывало колыхалось и шевелилось. Оно было живым.
— Ренут? Что это? — испуганно вскрикнул Рультын.
Вакат вскинул к глазам бинокль:
— Лыппетти! Гуси!
На льду сидели большие стаи канадских гусей. Оо хотя и решил ничему не удивляться, ни во что не вмешиваться, но сейчас даже привстал от неожиданности.
Охотники впервые видели такое скопление гусей, и тем более на льду, в море. Ако схватился было за винтовку, но Оо не сдержался и грубо остановил его:
— Веным гынан! Хватит тебе!
Вельбот шел вдоль кромки. Эрмен приглушил мотор, и он теперь работал почти вхолостую. Гуси гоготали, подымались стаями с льдины и тут же скрывались в тумане. Все напряженно следили за их полетом: гуси могли лететь только в одну сторону — к мысу Дежнева, а там — вдоль берега к острову Врангеля на свои гнездовья.
Оо сразу же сориентировался и испугался, догадавшись, где они находятся, хотя в тумане определить направление полета птиц было нелегко. Холодные капельки пота выступили на лбу, дрожь пробежала по всему телу:
— Какомей!.. — вырвалось у него. — Мы заблудились. Да, заблудились в проливе, а это плохое место. Гуси всегда летят с мыса Кыгмин на Ченлюн… — Оо решительно встал и повернулся к Тэюнкеу. Сейчас он не сомневался. — Уходи! Тагам! — в гневе закричал старик.
— Как? Я же бригадир, — побледнев, пытался оправдаться Тэюнкеу. Он понял правоту старика.
— Уходи! — взвизгнул от злости Оо. — Отдай руль Гиункеу!
Гиункеу сидел неподвижно и словно ничего не слышал. Но хмурое лицо на мгновение озарилось улыбкой и тут же приняло прежнее выражение.
— Уходи! — наступал Оо. — Нам сказали, смотрите. А ты делаешь неправильно, мы боимся за тебя, не верим тебе, ты не знаешь моря, — сыпал одну фразу за другой Оо. — Парторг сказал, правление… просили нас… поэтому мы тоже думаем о них, — показал он на притихших охотников, — это люди!
— Тагам! Гиункеу, ты веди вельбот!
Гиункеу готов был вскочить, так ему хотелось занять место за рулем, но это же предлагал Оо, а свои все почему-то молчали.
— Делайте как хотите, — махнул рукой Гиункеу.
Мотор заглох. Тэюнкеу виновато оглядел охотников и встретил недовольные, осуждающее взгляды. Он машинально опустил румпель руля и стал пробираться в нос вельбота.
Гиункеу ждал, ждал слова од своих.
— Пусть Оо ведет вельбот, — решительно сказал Вакат.
— Верно, — согласился Эрмен.
Гиункеу сжал губы и отвернулся к воде.
Тэюнкеу не стал садиться в носу вельбота, а сердито оттолкнул Рультына к правому борту и уселся рядом.
— Тагам, заводи! — скомандовал Оо и стал внимательно разглядывать компас.
Вельбот развернулся и пошел в сторону от поля льда.
«Почему гуси отдыхали на льду? — размышлял старик. — Этого они никогда не делают, всегда стараются перелететь через пролив. Наверно, там, вверху, сильный ветер… Шторм чувствуют. — Оо посмотрел вверх. Действительно, облака быстро неслись с севера на юг. — Этки, плохо».
С бригадой Оо делиться своими мыслями не стал. Зачем пугать раньше времени, когда все и так уже напуганы.
Но люди и сами как-то сразу сникли. Притих даже Ако и забыл про камни и мелкокалиберку. Гиункеу твердым, заскорузлым ногтем ковырял рукоятку весла и сердился. Только Эрмен и Вакат успокоились, когда руль перешел в руки Оо. Они хорошо поняли серьезность положения, и теперь все зависело от опытности старика.
Вдруг Оо увидел у кромки ледяного поля лахтака, и тот показался ему каким-то необычным. Оо дал знак Эрмену заглушить мотор. Осторожно на веслах подошли ближе. Лахтак медленно поднял голову, посмотрел по сторонам и снова опустил ее. Вакат взял зверя на мушку. Прицелился и Ако. Но вдруг рука у Ваката дрогнула, винтовка невольно опустилась. И все хорошо увидели, как лахтак снова поднял голову и обратил на охотников безразличный взгляд. Глаза его были широко раскрыты, веки и губы отвисли, морда чем-то напоминала старческое, изможденное лицо человека. Кожа лахтака, как старая изношенная подошва от торбазов, гладкая, без единой шерстинки; туловище — вытянутое, длинное, с торчащими углами лопаток.
— Не стреляйте! Не стреляйте! — в панике закричал Гиункеу.
Но было уже поздно. Ако спустил курок — лахтак ткнулся головой в лед.
— Ка-а-ко-мей! — вырвалось из груди Гиункеу. — Этки, к несчастью, к несчастью, — испуганно забормотал он, — гиркычавылин — это водяной человек. Этки! Плохо нам!..
Оо, не выпуская из рук руля, поспешно привстал и наклонился над ухом Гиункеу, сидевшего рядом:
— Что говоришь? Зачем людей пугаешь? — прошептал он на ухо и громко обратился к остальным: — Кырымен, нет, не гиркычавылин. Просто обыкновенный лахтак, только-старый очень. У него шерсть вся вылезла, плохо, холодно в воде, вот и не ушел от нас, — лихорадочно, с дрожью в голосе объяснял Оо. — Наверно, еще и больной… — пытался убедить он сам себя. — Я видел и нерп таких, без шерсти, со шкурой, похожей на мандарку[1]. Не будем его свежевать… Ракылькыль, ну его! — успокоился Оо и махнул Эрмену, чтобы запускал мотор.
Но плохо стало на душе у людей, неприятный осадок остался у каждого. Неловко чувствовал себя Ако, испуган был Рультын, ругал себя как только мог Тэюнкеу. А Вакат все еще наблюдал в бинокль за убитым зверем, от которого быстро удалялся вельбот. Все были поглощены своими мыслями. Гиункеу сидел с опущенной головой. Его плечи вздрагивали, губы что-то шептали. Не в себе был и Оо: все же сильна еще вера в водяного человека, много ходило о нем страшных легенд.
