Михаил Козловский - Своя земля
— Надя, пойди-ка сюда на минутку, — увлекла Анастасия Петровна дочь.
Червенцов не вернулся к Артемке, сел рядом со стариком и снова закурил, обволакиваясь табачным дымом. Что-то странное происходило с отцом — только что курил стариковский табак и опять потянулся за своими папиросами. А ведь он дал слово курить пореже, не больше десяти папирос в день. Где же его обещание?
— Стальная броня? — указывая на фуражку глазами, спросил Николай Устинович парня, который пришел с Надей, догадываясь, что это и есть ее муж. — Вижу, недавно из армии?
— Прошлой осенью, — коротко ответил тот.
— Ага, понимаю. А где служил?
— В Закавказье. — Парень снял фуражку и положил на подоконник.
В это время Кичигин хлопотливо выдвинул стол на середину комнаты. Анастасия Петровна застелила его розовой хрустящей скатертью и принялась с помощью дочери носить из кухоньки закуски и расставлять на столе. Сквозь кисею табачного дыма Николай Устинович, сам того не замечая, неотрывно следил за молодой женщиной. Она двигалась по комнате свободно. Червенцов с жадностью замечал каждое движение Нади.
— Милости прошу, — пригласила хозяйка к столу. — Не взыщите, дорогие гости, что успела приготовить, — покушайте.
— Вот и хорошо, что в одночасье, по-военному, — весело одобрил Кичигин и, ускользнув в кухоньку, вернулся с пузатой бутылью, поставил ее среди стола. — Нашенской не погребуйте, Николай Устиныч, ей-богу, чистый коньяк по крепости.
Когда рассаживались за столом, Артемке не хватило места. Стали сдвигать стулья, усаживаться потеснее, и ему пришлось сесть не с отцом, а рядом с Василием Васильевичем, на углу стола. Кичигин обнял за плечи, притиснул к себе осторожно сопротивляющегося мальчика.
— Садись, садись поближе, места хватит, — дружелюбно ворчал Кичигин. — Ишь какой крепенький да сильный парнишечка. Вот погоди, вырастешь, летчиком заделаешься, а потом, как твой папаша, и генералом станешь. И мы на тебя порадуемся вместе с папашей.
— Ему там неудобно, пусть ко мне пересядет, — захлопотала Анастасия Петровна.
— Ничего, в тесноте, да не в обиде, правда, паренек? — мягко потискивая Артемку, сказал Кичигин.
Николай Устинович и не взглянул на сына.
Пока ехали сюда, мальчик испытывал радостное и непривычное ему состояние общения с отцом, как со сверстником. В дороге они говорили обо всем: о войне и о том, почему у немцев не было партизан, о футбольной команде «Зенит» и о том, что Артемке лучше поступить в спортивную школу, чем в музыкальную, как хотела мать, — и во всем у отца с сыном было согласие. А теперь отец точно отодвигался от него все дальше и дальше, забывая о нем среди чужих людей, и Артемке сделалось беспокойно на душе. С внезапной обидой он исподлобья наблюдал за отцом, тем более что на мальчика никто не обращал внимания.
Смеясь и чокаясь так, что звон стоял над столом, гости пили за Николая Устиновича, за хозяйку, наперебой желали и ему и ей самого хорошего. С пузатой рюмкой в руке Анастасия Петровна горделиво кланялась, поворачивая ко всем смеющееся лицо, и щеки ее горели молодым жарким румянцем. Вдруг она выпрямилась, залучившимся взглядом посмотрела на Николая Устиновича и с бесшабашной удалью протянула рюмку через стол.
— Выпьем, Николай Устинович, выпьем с вами за… за бабье счастье, за мою радость, — вздохнув полной грудью, сказала она и неуверенно улыбнулась.
— Во-о, верно! Вот это люблю! За вас, милушки, — упоенно выкрикнул Аверьян Романович и, кулаком раздвинув на стороны усы, живо опрокинул в рот стопку.
Червенцов, улыбаясь вздрагивающими губами, протянул свою стопку, и Анастасия Петровна звучно ударила о нее рюмкой, выплескивая на пальцы водку.
Николай Устинович пил мало: пригубит стопку и отставит в сторонку. Он часто взглядывал на сидевшую напротив Надю и улавливал на себе ее настойчивый, с пытливой любопытинкой взгляд. Ей сейчас было почти столько же лет, сколько ее матери, когда он встретился с нею, и она была так же хороша, как и Настя в ту пору. В ней доверчиво и простодушно раскрывалась готовность к счастью. Лишь Надин муж хмурился, сводя брови в линейку, сумрачно и непонятно молчал, когда все веселились. А беседа за столом становилась громче, и голос Кичигина подавлял другие голоса.
— Рад за тебя, Настенька, дождалась ты награды жизни, — почти кричал Василий Васильевич. Он уже не заботился об Артемке и, вольно расположившись на своем месте, оттиснул мальчика на самый край стола и часто толкал отставленным локтем. — Не всякому это дано.
— Все сама Настюша, все сама. Я-то ее вот с каких лет помню, — отозвался Аверьян Романович, приподнимая руку над столом. — Она с малолетства старательная.
— Правильно, все сама. В рассуждении счастья сама кузнец своей жизни, — уверенно ораторствовал Василий Васильевич. — По прежним временам, останься баба без мужа — каюк, самая разгоремычная судьба, хоть по кусочкам под окнами ходи. Ни тебе подмоги, ни тебе совета, того и гляди, как бы кто не обидел. А Настя не поддалась трудностям, всего сама достигла.
— Ты вроде сватать собрался, Василий Васильевич, все хвалишь, — засмеялась хозяйка.
— А как же не хвалить тебя! Смотри, какой дом отгрохала, дочь вырастила и замуж выдала. Каково это, а! Я и говорю, не всякому это дается… И сама еще ягодка.
— Уж ты скажешь! — Краска прихлынула к щекам Анастасии Петровны, однако вспомнив о своих обязанностях хозяйки, она принялась угощать Червенцова. — А вы, что же, плохо кушаете, Николай Устинович? Это он заговаривает вас, вы поменьше слушайте. Возьмите холодцу, яишенки отведайте.
— Ничего, ничего, — поспешно закивал головой Червенцов. — Ты не беспокойся.
Николай Устинович сам себе напоминал сейчас человека, которого как бы втиснули в узкий контейнер, — куда не повернись — теснота, плечи и локти натыкаются на стены, на острые углы. Близость Нади возвращала его к одной и той же мысли: как же ошибся он, полагая, что все поглощено годами и ничто не нарушит теперь установившегося в его жизни равновесия. Он не был готов к встрече с Надей и, как только увидел ее, почувствовал себя сбитым с толку, и это угнетало его. Не таким представлялось ему первое знакомство с дочерью, но мать ничего не сделала, чтобы хотя бы на время оттянуть встречу, ведь он даже не успел сказать правду о цели своего приезда. Вот сидят мать и дочь, и любому стороннему человеку с одного погляда приметно их родство. Только у матери с годами глаза посветлели, их желудевый оттенок перешел в светло-табачный, а у дочери глаза темные, как старый гречишный мед, в закатном свете они кажутся совершенно черными и чем-то напоминают Артемкины. И ничего странного в этом нет, — что-то должно быть и от него. Неужели никто не замечает этого? Николай Устинович взглянул на сына. Облокотившись на край стола, Артемка с безразличием чертил что-то пальцем по скатерти, не прислушиваясь к общему разговору. Вот он поднял голову, из-за спины Кичигина посмотрел на окна и сладко зевнул. Нет, глаза у Артемки другие, но овал подбородка и надбровные дуги Нади были точь-в-точь повторены в мальчике. Даже удивительно, как природа из бесконечного множества сочетаний расчетливо подбирает родственные. За столом сидят брат и сестра, и никто, кроме него и Наты, никто не знает об этом. Вот бы подняться вдруг и сказать: смотрите, это же брат и сестра, разве вы не замечаете? Ну и переполох был бы!
Но Николай Устинович знал, что не способен сделать этого, — он испытывал состояние человека, которому назойливо напоминают его вину. Делал это Василий Васильевич. Оказавшись за щедрым столом, он не мог не отблагодарить хозяйку и, перегибаясь всем туловищем к Червенцову, почти вдохновенно рассказывал:
— Я, бывало, погляжу на нее, как она, сердечная, бьется, сердце кровью исходит. Мужика-то на фронте убили, осталась одна, а на руках мать-старушка да дитенок малый, и помочь некому. Легко ли! Иной раз скажу своей бабе: «Видишь, каково Настюшке достается, а не ломится, вот, мол, характер настойчивый». При таких обстоятельствах жизни другая женщина не то чтобы в свое положение войти, а махнет рукой — пропади ты все пропадом. А Настюшка все перемогла… Я вот про себя расскажу. Ну, не взяли меня на фронт по причине расстройства моего организма, но работать не ленюсь, норму завсегда выполняю, к водке приверженности нет. А вот такого дома, как Настюша, до нынешнего дня не поставил, так сказать, мешают ограничения по части разных материалов. Тут она превыше меня, мужика, оказалась. Значит, есть у нее талант на это самое. И опять-таки по обстоятельствам домашних условий, как она без мужика осталась, а хозяйство держит в исправности: корма там, скотина и прочее по дому, — и ведет себя аккуратно. Не зря наши партийцы секретарем выбрали, достойна, значит, тому…
Кичигин оказался презанятным говоруном, однако его словоохотливость начала досаждать Николаю Устиновичу: было в его разглагольствованиях нечто такое, что можно было принять за намек. Червенцов, не дослушав, отвернулся от него и поднял стопку:
