Варткес Тевекелян - За Москвою-рекой. Книга 2
Наташа сердито посмотрела на брата.
— Нет, конечно, — после короткой паузы ответил Николай Николаевич. — Я в том смысле, что твоя жизнь только начинается, у тебя все впереди… Сказано: жизнь прожить — не поле перейти. Будут у тебя удачи и неудачи, подъемы и падения. Труднее всего оставаться самим собой. Будь стойким, не отчаивайся при неудачах, не поддавайся мимолетным соблазнам. А так — что же? Будь счастлив…
Леониду было не по себе. «Странно, он словно читал мои мысли, следил за моими поступками», — думал он.
Сергей налил всем по второй рюмке и, чтобы переменить тему разговора, сказал:
— Друзья, а у меня есть еще одна новость. Вряд ли кто-нибудь из вас знает, что ВАК утвердил решение Ученого совета института, где работает Николай Николаевич, о присвоении ему звания доктора химических наук. Вот за это мы и выпьем теперь!
— Как же так — такое событие, а мы ничего не знаем? — не удержалась от упрека Милочка. — Вот уж не подозревала, Николай Николаевич, что вы такой скрытный!
— Скромность украшает ученого! — съязвил Леонид.
— Ты думаешь, он сам мне сказал? — обратился Сергей к жене. — Как бы не так! Сегодня случайно проговорилась Анна Дмитриевна Забелина.
— Забелина? Значит, ее еще интересуют мои дела? — Никитин выглядел немного смущенным.
— Разве вы не знаете, мой брат когда-то был влюблен в Анну Дмитриевну, — смеясь, вставила Наташа. — Он, по-моему, до сих пор уверен, что лучше ее нет никого на свете.
И как раз в эту минуту Леонид, сидевший против окна, заметил знакомую тень, мелькнувшую за забором. Он тотчас встал, и, подойдя к окну, посмотрел на улицу. Да, это она, его мать. Видно, не вытерпело материнское сердце… Не смея зайти в дом дочери, она все-таки пришла. Пришла, чтобы хоть издали поздравить сына…
Леонид вышел на крыльцо. Первым его движением было побежать за ней, догнать, позвать в дом. Но он тут же вспомнил, что отец потребовал, чтобы его бывшая жена никогда не появлялась в их доме. Да ведь и Сергей не скрывал своей неприязни к теще.
Леонид долго смотрел вслед матери, медленно, понуро шагавшей вдоль забора. Жалко маму… Он давно даже в мыслях не называл так Ларису Михайловну. А сейчас даже полное понимание того, что отец только справедлив, не смягчало чувства жалости. «Я тоже хорош, — догнал бы ее, что ли…» — тоскливо подумал Леонид и вошел в дом.
— Где ты был? — спросила Милочка, внимательно вглядываясь во взволнованное лицо брата.
— Выходил на крыльцо. Какая-то женщина ищет Савельевых, — ответил Леонид и сел на свое место. За целый вечер он не проронил больше ни слова.
Когда Никитины ушли и Леонид не пошел, как обычно, провожать их, Иван Васильевич позвал его к себе за занавеску.
— Ты что же, собираешься жениться на Наташе? — спросил он.
— С чего ты взял? — ответил Леонид, не глядя в глаза отцу.
— Ты дурака не валяй. Нравится девушка — женись. Нет у тебя серьезных намерений — отойди. Будь порядочным человеком, не порть девушке жизнь.
— Ну, знаешь, папа, в такого рода делах…
— Послушай меня, Леня, — перебил его Иван Васильевич, — не хотелось сегодня об этом, да придется. Со мной не хитри, — не будь себялюбцем на заре своей жизни. Постарайся быть чистоплотным во всех поступках, даже в мелочах. Иначе… Нам с тобой обоим есть кого вспомнить… А теперь иди!
Сын молча вышел, а отец достал из коробки папиросу, сломал несколько спичек, пока зажег ее. Затянулся, долго и надрывно кашлял. Потушив папиросу, с трудом перенес свое изуродованное тело в постель и долго лежал с открытыми глазами. Ему было о ком вспомнить: забыть предательство нельзя, особенно если предателем окажется близкий тебе человек — жена.
2
В кабинете директора комбината Власова собрались командиры производства. Десенатор, — так по старой привычке называют текстильщики фабричных художников, — Вера Сергеевна, изящная, несмотря на излишнюю полноту, женщина, с проседью в темно-каштановых, красиво причесанных волосах показывала присутствующим новые образцы тканей.
— Вот эту мы условно назвали «Весна», — говорила она певучим голосом, раскидывая на стенде материи разных расцветок и рисунков. — «Весна» выработана из отечественного лавсана и предназначена для легких летних костюмов, как мужских, так и женских. Хоть мы и не научились красить синтетические волокна, но наш чародей, мастер Степанов, помог нам создать семь расцветок этой ткани и четырнадцать рисунков. Разумеется, это далеко не предел. Если даже пустить «Весну» без просновки, гладко, и то из нее можно шить элегантные дамские пальто!
День был погожий, светлый, сквозь стекла больших окон на стенды падали солнечные лучи, усиливая яркость красок. Участники совещания подходили к стендам, щупали, мяли в руках ткани, снова садились на свои места.
— Скажите, Вера Сергеевна, — спросил Власов, — вы не прикидывали, какая должна быть примерно продажная цена за метр? Учитывая, конечно, разумный процент прибыли?
— На этот вопрос легче ответить товарищу Шустрицкому, но могу и я… Мы с ним подсчитывали, что метр ткани из чистой синтетики будет стоить не дороже семи рублей, с примесью тридцати процентов шерсти — рублей четырнадцать, а с пятьюдесятью процентами — рублей тридцать вместо сорока двух — сорока четырех рублей чистошерстяное «метро», «люкс» или «ударник».
— Если комбинат перейдет на производство новых тканей, то план по накоплениям мы перевыполним раза в два, а может быть, и в три, — сказал начальник планового отдела Шустрицкий, подчеркивая этим, что в названных ценах заложен большой резерв.
Наступило молчание. Все понимали, что выпуск трудоемких и дешевых тканей немыслим без корректировки плана, иначе полетят все показатели, даже зарплату рабочим не из чего будет платить. Банк выдает деньги на зарплату из расчета выполнения плана по валу. С другой стороны, никто в середине года не станет корректировать план, тем более — уменьшать его.
— Что же, друзья, — заговорил наконец Власов. — Мы как бы выдержали экзамен на аттестат зрелости — поднялись ступенькой выше. Однако практическая сторона дела значительно сложнее… Ткачиха за смену выработает не более десяти — двенадцати метров новых тканей вместо теперешних тридцати двух — тридцати шести. Да и продажная цена этих тканей, как вы слышали, составляет примерно треть цены товара, выпускаемого сейчас нашим комбинатом… На первый взгляд кажется, что нам не следует браться за выпуск новых, дешевых и очень красивых, элегантных тканей. А жизнь между тем подсказывает: надо, надо!.. Поймите, мы, текстильщики, стали самыми консервативными производителями. Я еще в текстильном институте учился, когда фабрики выпускали шерсть под названием «метро», «ударник», «люкс». С того времени прошло двадцать с лишком лет. А на фабрике купца Носова вырабатывали такие же драпы и сукно, какие мы выпускаем сейчас… Мы обязаны заглядывать в будущее, иначе — беда, мы просто затоваримся… Я предлагаю выделить двадцать станков для выработки новых тканей, хотя бы по два станка под каждый образец.
— Рискованно, — возразил Шустрицкий. — Эти двадцать станков испортят все наши показатели: семь тощих коров сожрут семь жирных… Кроме того, мы накопим на складе значительное количество нереализованного товара, за это, как вам известно, тоже по головке не погладят. Дай бог утвердить цены на новые ткани в течение трех-четырех месяцев. За это время на двадцати станках мы выработаем около пятнадцати — восемнадцати тысяч метров товара, — не шутка!.. Может быть, нам воздержаться? Хотя бы до утверждения цен?
— Воздерживаться — самое милое дело! — недовольно проговорил Власов. — Конечно, мы сознательно идем на определенный риск. А как иначе? Посоветуемся с секретарем райкома партии, с нашим текстильным начальством в совнархозе. Однако время терять нельзя, — начнем, а там видно будет!
Совещание закончилось, и Власов остался один в своем просторном кабинете. Задумавшись, он долго сидел за письменным столом. Много воды утекло с того дня, как он стал директором, а порядки в промышленности не меняются. Разговоры о правах директора — пустое. Пока все еще планируется каждая мелочь и на все давит вал… Прав был Шустрицкий, когда привел библейский пример: двадцать станков испортят все показатели. Полетит прогрессивка, люди лишатся дополнительного заработка. А жаль: материальная заинтересованность — могучий рычаг в работе, ее игнорировать, как это делают некоторые «высокоидейные» руководители, глупо. О переходящем знамени в будущем квартале и думать нечего. Кому какое дело, что вы создали десять новых и нужных образцов? Интересно, как посмотрит начальство на эту затею? Неужели опять конфликт? С легкой руки бывшего начальника Главшерсти Толстякова за ним, Власовым, так и закрепилась кличка неуживчивого человека. Опять пойдут разговоры, что он не извлек уроков из прошлого, ничему не научился и снова начал мутить воду. Реконструкцию комбината в основном закончили. Выпуск продукции увеличился. План систематически выполняют на сто три — сто пять процентов. Комбинат и его руководители на хорошем счету, — так ради чего лезет в петлю директор?..
