Юрий Герман - Наши знакомые
«Рассказы о Дзержинском» были написаны в ту пору, когда в литературе для детей и юношества книги историко-биографического жанра заняли заметное место. Напомним хотя бы некоторые из них: «Рассказы о Ленине» А. Кононова, книги Е. Куйбышевой о Валерьяне Куйбышеве, А. Голубевой о С. М. Кирове. Интерес к биографии поколения, совершившего революцию, возник закономерно.
Но тема Дзержинского для Германа была не просто очередным этапом работы. Это явилось школой, может быть, самой важной из всех пройденных до того времени писателем: он проследил формирование характера, для него нового.
В романе о жизни Антонины Старосельской связь между человеком и обстоятельствами его жизни устанавливалась не столь прямолинейно, как в первых книгах писателя: героиня оказалась способной перейти из одной социальной среды в другую, но роль ее в этом процессе была пассивной, судьбой Антонины, по существу, распоряжались силы времени — сначала периода нэпа, затем эпохи первых пятилеток. В общем плане такая схема верна, с той только существенной поправкой, что человек сам выбирает свой путь в лабиринте дорог времени.
Иной тип взаимосвязи между героем и средой Герман открыл для себя, собирая материалы о Дзержинском. Писатель работал с дотошностью и упорством ученого. Он исследовал факты биографии Дзержинского, уясняя истоки его действий, поступков, изучал окружение героя, штудировал его высказывания, дневники, письма. Так Герман-художник нашел героя нового склада: человека, у которого убеждения не расходятся с делом, — героя, который сознательно делает свой жизненный выбор, понимает значение и меру принятой на себя ответственности.
Встреча с реально существовавшим героем, способным противостоять власти обстоятельств, участвующим в революционном преобразовании мири, оказалась решающей для Германа-художника. Она помогла глубже понять современника, увидеть истоки его характера, его активной жизненной позиции.
Писателю открылась «связь времен», в личности Дзержинского он нашел ответы на многие сложные и волновавшие его вопросы современности. Вез этого экскурса в прошлое едва ли мог быть создан образ Лапшина.
Две повести — «Лапшин» и «Алексей Жмакин», появившиеся в 1937–1938 годах, принадлежат к лучшим страницам прозы Германа.
Лапшин — следователь уголовного розыска, бывший чекист. В повести Германа предстал один из тех героев, которых критика именует положительными, — человек, твердо избравший свою позицию в жизни, умеющий видеть в своей работе частицу большого дела народа. Создав «Лапшина», Герман одержал победу, значимую для всей советской литературы — в сознание читателя вошел герой, в котором ничего не было от схемы — предстал характер, поступки героя диктовались живыми человеческими побуждениями. Подробно раскрыт его духовный мир, глубоко личное отношение к тому, что принято считать «общим», — к своим убеждениям, делу. Не очень-то удачно устроивший свою личную жизнь, Лапшин показан по-настоящему счастливым человеком — ощущение счастья дает ему работа. Трудная, опасная, «черная» работа, налагающая огромную ответственность — приходится решать судьбы людей. Об этой ответственности, о гуманистических принципах советского права Лапшин помнит всегда и учит не забывать об этом своих сотрудников.
В истории Алексея Жмакина Герман раскрыл все грани мастерства Лапшина — психолога и воспитателя. Его и Жмакина связывают сложные отношения. Художественное их исследование направляет движение сюжета «Двух повестей». Сбежавший из заключения Жмакин боится Лапшина — «начальник» отправит его в тюрьму — и в то же время внутренне тянется к нему. Это чувство возникает не случайно — Лапшин, который непременно «посадит» Жмакина, озабочен судьбой этого свихнувшегося парня, много размышляет над тем, как вырвать его из воровской среды, как перестроить его психологию и вернуть к нормальной жизни.
Если прототипом Лапшина был Бодунов, то и в основу истории Жмакина положена судьба реального человека. Герман неоднократно рассказывал о Жарове (фамилия вымышленная), удивительно изобретательном воре, долго безнаказанно совершавшем крупные кражи. Бодунов поймал его, но на этом свою миссию не счел законченной. Он вник во все обстоятельства жизни Жарова, выяснил, как тот стал преступником, и, поняв, что обязан ему помочь, не пожалел ни душевных сил, ни времени. И был вознагражден сполна. Бодунов помог вернуться к жизни человеку очень незаурядному — когда Герман познакомился с Жаровым, тот был уже заместителем директора на одном из крупнейших ленинградских заводов.
Примечательно, что Герман, создавая повесть, отказался от «исключительного» героя, с которым его познакомила жизнь. Своего Жмакина он сделал сильным человеком, но все необычное, что присутствовало в биографии Жарова, снял (за что, кстати, прототип, прочитав повесть, обиделся). Автору важно было рассказать историю не исключительную, а типичную, показать вора, «которого переделала Советская власть»[8].
В 1950 году на основе «Двух повестей» Герман создал роман «Один год» (позднее совместно с Б. Рестом была написана пьеса «Один год»; история Жмакина использована и в сценарии картины «Верьте мне, люди!»). Здесь значительно больше действующих лиц, чем-в повестях, шире развернута картина борьбы разных лиц за судьбу Жмакина. Автор глубже показал деятельность Лапшина, которому нередко приходилось в Управлении милиции вести бой с работниками равнодушными, а то и преступными… Это, по существу, новое произведение, хорошо принятое читателями.
Но, признавая несомненные достоинства романа, следует заметить, что в нем нет той художественной завершенности, которая отличает повести «Лапшин» и «Жмакин». «Две повести» написаны, как говорится, на едином дыхании, в них нет ничего лишнего. За внешним движением сюжета, за поступками и речами действующих лиц ощущалось нечто большее, чем было прямо высказано автором. Герман продемонстрировал мастерское владение подтекстом. Картина обретала глубину, характеры — многозначность. К сожалению, многие ситуации, перенесенные из повестей в роман, при переделке утратили эту объемность изображения.
Критика давно заметила, что, наряду с работниками уголовного розыска и чекистами, главенствующее место в созданиях Германа заняли медики. На прямой вопрос о характере такого совмещения интересов писатель ответил: «Это только внешний контраст. На деле хирурги и работники уголовного розыска близки друг другу. Они всегда занимаются какими-то человеческими бедствиями, всегда борются за человека. И не случайно, что медицинской темой я занялся во время войны…»[9]
Ответ верен по существу, но интерес писателя к образу врача, к проблемам науки возник еще в довоенные годы — об этом свидетельствуют пьеса «Сын народа» (1939) и сценарий «Доктор Калюжный». Несомненно, Герман понимал тогда, что новый герой «не давался» ему в руки и художественно значительного решения новая тема пока не нашла. А она волновала писателя — тему предлагала жизнь, к проблеме соотношения научного призвания и гражданского долга начинала подступать литература (напомним, к примеру, произведения Л. Рахманова, В. Каверина).
И здесь пригодился урок, полученный в ходе работы над книгой о Дзержинском. Опыт этот подсказал Герману, что художественно не освоенное явление полезно исследовать, углубившись в его предысторию. Писатель совершил второе путешествие в прошлое — в 1941 году были опубликованы его «Рассказы о Пирогове».
Место ученого в обществе, его представление о своем научном и гражданском долге — эта тема, облегченно, «бесконфликтно» решенная на современном материале в пьесе и сценарии о Кузьме Калюжном, разработана в рассказах о Пирогове с глубоким проникновением не только в характер, творчество великого русского хирурга, но и в общественную суть стоявших перед ним жизненных проблем. В рассказе «Буцефал» Герман сталкивает Пирогова с Лоссиевским, начальником военно-сухопутного госпиталя; в рассказе «Капли Иноземцева» он сводит героя с Иноземцевым, товарищем его студенческих лет. Эти столь разные люди олицетворяют социальный климат мира, в котором приходится жить и творить Пирогову. В человеческих характерах, в сложном переплетении отношений героев, в подробностях их быта писатель сумел уловить проявление больших общественных конфликтов эпохи. Таким образом, новое путешествие в прошлое также оказалось успешным по непосредственному художественному результату. Оно было важным и по «отдаленным последствиям» — в качестве творческого урока. Но работу над задуманными произведениями прервала война.
В рядах Советской Армии Герман находился с ноября 1941 года по ноябрь 1945-го. Он провел эти годы на Карельском фронте и на Северном флоте, был специальным военным корреспондентом ТАСС и Совинформбюро, работал в Политуправлении Северного флота. В газете «Краснофлотец» печатал очерки и рассказы («О счастье», «С приветом, Подугакин», «Страх» и др.), писал очерки под именем «старшины 2-й статьи Корнеева» — они имели большой успех у фронтового читателя.
