KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Советская классическая проза » Кира Михайловская - Переводчица из «Интуриста»

Кира Михайловская - Переводчица из «Интуриста»

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Кира Михайловская, "Переводчица из «Интуриста»" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Бранд становится серьезной.

— Мсье Русаков ошибается. Он несколько преувеличивает значение происшедшего здесь инцидента. Передо мною и перед мсье Русаковым стоят одинаковые задачи. И я, и мсье Русаков делаем для их решения все возможное. А теперь простите меня, я не совсем здорова. Я покину вас, — улыбка мне и Русакову, — и отправлюсь в гостиницу. Машина заказана?

— Да, — киваю я, — машина ждет у входа.

Мадам Бранд направляется к выходу, но, сделав несколько шагов, останавливается:

— Мадмуазель, поскольку работа уже сделана и заказчик не возражает, стол перекрашивать не надо.

Мадам уходит по коридору, и мы глядим ей вслед.

— Ну, по чашке кофе не откажетесь? — спрашивает Русаков.

— Нет, — говорю я.

— Нет, — говорит Марта и вытирает о халат измазанные мелом пальцы.

Мы поднимаемся в кабинет директора, разогреваем кофе на электрической плитке. Мы пьем кофе и разговариваем о вещах, к выставке не относящихся. Потом Марта вдруг спохватывается, что надо что-то сделать на выставке, и, набросив халат, выбегает из комнаты. Русаков смотрит ей вслед и говорит:

— Святой человек! И несчастный.

— Как вы думаете, почему она не замужем? — спрашиваю я. — Ведь она ничего, а, Николай Павлович? Ничего она?

— Да, как будто бы ничего, — говорит Русаков. — Ну, а не замужем… По-разному ведь в жизни бывает. Вот ведь вы тоже не замужем!

Русаков шутит. Он считает, наверное, что мне и рано еще замуж, но я грустнею. Я задумываюсь, и Русаков тоже молчит.

Потом я спрашиваю:

— Николай Павлович! А у вас жена есть?

— Жена?.. У меня дочка есть. Хорошая девочка. Умная. Она живет в Москве.

— А с кем же она живет?

— С бабушкой. С моей мамой.

— Но, Николай Павлович, как же вы… Вы — один?

— Один.

— Не верю я! Не могут не любить вас люди!

Русаков усмехается:

— А кто ж говорит, что люди меня не любят? — Он медлит, как будто хочет сказать что-то, потом поднимается: — А теперь пошли, посмотрим, как там наша мученица.

Мы запираем кабинет. Русаков берет портфель, и мы идем по выставке. Старый рабочий-швед в синем комбинезоне вставляет в витрину стекло и улыбается мне, когда мы проходим мимо. Этот старик всегда приветлив со мною и однажды дал мне пригоршню конфет — вроде наших ирисок. Он, наверное, думает, что я моложе, чем на самом деле.

Мы находим Марту в отделе ювелирных украшений фирмы «Рубин». Несколько монтеров под ее руководством крепят над витринами висячие лампы; Русаков включается в работу, дает советы, где что надо закрепить. Рабочие почему-то с его советами несогласны, и Русаков со смехом говорит:

— Раз не хотят сотрудничать — не надо. У них здесь все развалится.

Я перевожу его слова Марте, она тоже смеется и, махнув рукой, отвечает по-русски со смешным акцентом:

— Расвалится, расвалится.

Марта научилась немного по-русски. Я убеждаю ее бросить службу в фирме и стать лингвистом, но она говорит, что лингвистам еще хуже, чем художникам.

Вечером мы уходим с выставки. Рабочие сложили инструмент и потянулись к выходу, где их ждет автобус. Марта в последний раз осматривает выставку, тушит свет, и сразу Дом культуры становится таинственным. Мы идем полуосвещенными коридорами, а потом через проходной эстрадный зал. Русаков идет впереди и, когда доходит до конца зала, сворачивает вдруг в сторону и по лесенке поднимается на эстраду. Он кладет на стул портфель, приподнимает крышку рояля и одним пальцем касается клавиши. Высокая нота чисто и бесстрастно звучит в зале, постепенно ослабевает и сходит на нет. Тогда Русаков берет другую ноту и чуть склоняет голову набок, прислушиваясь. Звук тает, и снова тихо. Русаков пододвигает к роялю стул, садится. Мы с Мартой садимся в первом ряду. Русаков начинает играть.

Я не знаю, о чем думает он, перебирая пальцами клавиши. Я не знаю, о чем задумалась Марта. Я думаю о Юрке. Музыка вызвала во мне мысли — обыкновенные, трезвые — о нем и обо мне, о том, что неизвестно, когда мы встретимся с ним. А я так этого хочу. И ни один день, отдаляющий нашу последнюю встречу, не ослабляет моего желания. Я так же хочу быть с Юркой, как хотела этого раньше, до того, как мы были на юге, и после того. И я вообще хочу быть с Юркой, прожить с ним всю жизнь, родить ему детей и делить с ним неприятности на работе. Я знаю, что он никогда не найдет жены лучше, чем я. И я только не могу понять, отчего он этого не понимает. Музыка звучит не громче, не тише. Нет на свете страстей и несчастий. И только счастье и благополучие. Мы с Юркой тоже будем счастливы. Будем ли?..

Русаков бросает играть. Он заканчивает аккордом: да, только счастье! Только благополучие! Русаков закрывает крышку рояля, говорит: «М-да…» И стоит еще несколько секунд около рояля, опустив голову. Только счастье — разве он этого не понял? И Марта не поняла?

Русаков спускается с эстрады, и мы идем дальше по коридору, к выходу. Мы не разговариваем, и Володя удивленно смотрит на нас: что случилось? Ничего не случилось, Володя. Полное благополучие. Полное.

Дома на столе я нахожу записку: «Был и не застал. Как живешь?» Как живу?.. Отлично живу. Превосходно. Очень даже благополучно.

47

— Послушай, Майкина, когда ваша выставка начнет работать? А ты мне билет достанешь? Обязательно Достань, Майкина, посмотреть хочу, что за предприятие у твоей мадам. Сколько работаю в «Интуристе», а таких, как твоя мадам, еще не видела.

— What сап I do for you?

Это дежурная переводчица уже обращается к американцу, он только что подошел к бюро обслуживания. Я иду к выходу.

— Послушай, Майкина, — говорит мне дежурная, — чуть не забыла. Русаков тут принес бумаги, просил передать Бранд. Вот возьми… Sorry, I am at your disposal. — Это она снова обращается к американцу.

Сегодня выходной день. Сегодня мадам отдыхает от дел, а мы с Русаковым отдыхаем от мадам. Дежурная переводчица вспомнила про бумаги, и это совсем некстати.

Я вызываю лифт. Перед дверью мадам останавливаюсь, преодолеваю собственное сопротивление. Такая у меня теперь работа — преодолевать собственное сопротивление. Стучу. Долго никто не отвечает. Наконец голос мадам спрашивает:

— Qui est la? Un moment…

Мадам говорит по-французски. Я отвечаю. Тихо. Я в недоумении. Хочу повернуться, уйти. Дверь открывается. Пахнуло табачным дымом, спертым воздухом непроветренного помещения. У мадам на плечах — теплый плед, как у старухи. Глаза — красные, припухший нос, серое, некрасивое лицо. Больна она, что ли? Я подаю бумаги. Мадам приглашает меня зайти.

— Вы больны, мадам Бранд?

От этого вопроса она вздрагивает, как от удара.

— Больна? Почему? Ну конечно же, я немного нездорова, но все пройдет.

Она как-то застенчиво поводит плечами, поправляет сползший плед, проводит рукой по небрежно зачесанным волосам.

Жесты странные, не брандовские, и вся какая-то смурная.

Мадам Бранд подходит к окну, читает бумагу, потом говорит мне:

— Скажите мсье Русакову, что вся документация будет готова к завтрашнему дню. И пожалуйста, если возможно, закажите в ресторане бутылку перно.

Бранд поднимает телефонную трубку и передает ее мне. Я вызываю ресторан. Долго не отвечают. Мадам Бранд смотрит в окно.

— Вы не были во Франции? Никогда? Там есть такой городок: Круазон сюр ле Сэн. Там только одна улица, вся в платанах, а остальные называются проездами: проезд на виноградник, проезд к Сене, Парижский проезд. Там вокруг виноградники и занимаются виноделием. Вот откуда там перно. Лучшее перно в мире.

Чей — то голос говорит в трубке:

— Ресторан слушает.

Я передаю заказ.

— Мадам Бранд, в нашем ресторане нет перно. Может быть, вы закажете какое-нибудь другое вино?

— Тогда кофейник с черным кофе и лимон. Спасибо.

— Я пойду, мадам Бранд. До свидания.

— Всего доброго, мадмуазель.

48

День открытия выставки приближался. Вот уже и манекенши приехали. Хотя до открытия оставалось еще два дня, мадам прямо с аэродрома повезла их в Дом культуры. Там, за кулисами, я их и увидела.

— Здравствуйте, — сказала я, заходя в комнату.

— Здравствуйте, — на разные голоса ответили девочки.

А одна, самая тоненькая, подскочила ко мне, заглянула мне в глаза и вдруг закружилась волчком, так что поднялись высоко и почти закрыли ее с головой белые нижние юбки. Потом она остановилась, вытянулась передо мной и поднесла ладонь к виску:

— Морьенс!

Все девочки рассмеялись, а одна из них, самая старшая, подошла к тоненькой, обняла ее за плечи и сказала, обращаясь ко мне:

— Не сердитесь на Ирен. Она еще малышка и любит дурачиться.

— Люблю, — сказала Ирен и начала так усиленно трясти головою, что рассыпалась ее модная прическа и темные волосы упали на лоб и плечи. — А как вас зовут?

— Анна.

— Анна? О, у нас тоже есть Анна! — Тоненькая девочка подбежала к одной, сидящей у зеркала, схватила ее за руки и потащила ко мне. — Знакомьтесь. Это тоже Анна. Анна Шьерфбек. — И, отойдя в сторону и оглядывая нас с любопытством, Ирен добавила: — Только вы совсем не похожи. Вы так не похожи, что могли бы демонстрировать в паре. У вас демонстрируют парами?

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*