Евгений Ивин - Дело взято из архива
Вскоре она вышла на проселочную дорогу и облюбовала большой развесистый дуб. Девушка отмерила от него на восток двадцать шагов и под небольшим вязом закопала рацию. Она сделала зарубки на дереве, еще раз приметила место и снова вышла на дорогу. С компасом Наташа не спешила расставаться, думая использовать его, пока не набредет на какую-нибудь деревню. Через несколько километров она почувствовала усталость и прилегла у небольшого деревца. Сон сморил ее быстро. Сколько времени она проспала, Наташа не могла себе представить, хотя солнце уже переместилось к западу. Она достала из сумки сухарь, погрызла его и собралась продолжить свой путь. Теперь Наташа окончательно успокоилась и на всякий случай еще раз продумала легенду.
Наталья Кускова добирается к родственникам в деревню Переделкино. На самом деле в этой деревне у нее должна быть явка. Вся трудность заключалась в том, что девушка и понятия не имела, в какой стороне сейчас находится эта деревня. Она рассчитывала расспросить жителей первого попавшегося на ее пути селения.
Неожиданно девушка почувствовала беспокойство. У нее было такое ощущение, что за ней кто-то внимательно наблюдает. Она обернулась несколько раз — никого, но безотчетное чувство тревоги не проходило. Наташа зашагала быстрее.
— Куда же это ты спешишь, красавица? — услышала она вкрадчивый голос. Девушка от неожиданности чуть не вскрикнула. За кустом, в нескольких шагах от нее, стоял рыжебородый мужик в старом потрепанном пиджачке, пронизывая ее холодным внимательным взглядом.
— Уф, напугал, дядька! — быстро оправилась Наташа. — Ходишь по лесу, как леший с бородой!
— Куда же шла-то? — настойчиво повторил он.
— Да так, к своим наведаться.
— К кому же все-таки? — При каждом вопросе он добавлял к слову частицу «же», продолжая выспрашивать ее.
— А ты кто такой будешь, чтобы меня выпытывать? — перешла в наступление Наташа.
— Да я-то так, оттого что всех тут знаю. Могу же помочь, — увильнул от ответа мужик.
— Ну, а я родню здесь имею недалеко, в Переделкино.
— Да ну! — с радостью воскликнул мужик. — Тебе, красавица, повезло, я как раз туда же направляюсь. Выходит, нам с тобой по дороге. Все будет веселей идти! Ты как?
— А мне-то что, пошли, коль охота, — внутренне сопротивляясь, согласилась Наташа.
Они пошли молча, каждый погруженный в свои мысли. Мужик шагал медленной спокойной походкой крестьянина, привыкшего к долгой ходьбе. Наташа шла немного впереди, мучительно выискивая выход из создавшегося положения. Ее никак не устраивал этот подозрительный попутчик, к которому она с первой минуты не питала никакого доверия. Неужели они идут прямо в Переделкино? Выходит, ее выбросили недалеко от места назначения! Вот здорово! Значит, и мытарствам конец.
— Как же зовут родичей? — прервал ее размышления провожатый.
— Тетка у меня тут, Анна Мельникова, — в последнюю секунду почему-то решила соврать Наташа.
— Знаю, знаю Мельникову, — с новой вспышкой радости подхватил мужик. — Соседкой же мне приходится Мельничиха. Прямо до порожка доведу, не сомневайся.
Теперь Наташа поняла, какую опасность таила в себе эта случайная встреча. Никакой Мельничихи и в помине не было, а он принял все за чистую монету. Осмелев, мужик стал осторожно выспрашивать ее дальше.
— Не боишься одна по лесу ходить?
— А чего бояться? Люди-то не звери.
— Оно же так, да все же бывает лучше зверя встретить в лесу, чем иного человека. А вдруг эти, из лесу которые, наскочат.
— Какие из лесу? — не поняла Наташа.
— Партизаны, — испытующе поглядел он на девушку.
— Что они мне сделают?
— Может, ты тоже оттуда, от них, а мне голову морочишь.
— Ой, уморили! На кой они мне сдались! У них свое, у меня свое. У тебя, дядько, небось свое. Может, ты сам от них, гля, какую Городищу отрастил, — засмеялась Наташа, все больше убеждаясь, что человека этого ей надо остерегаться.
— Грех тебе смеяться надо мной! — возразил он ей, не отвечая на шутку. — Как же тебя зовут?
— Допустим, Наталья!
— Ну вот, Наталья, мы и пришли, — кивнул он на показавшуюся за поворотом дороги деревню.
— Вы и взаправду знаете мою тетку? — решилась на разрыв Наташа.
— А то что ж!
— Хочу попросить вас. Зайдите к ней, предупредите, что племянница Наталья приехала. А я пока себя в порядок приведу, а то вся грязная и мятая, на земле валялась, да и причесаться надо.
— Это зачем же? Не дури, девка, не на таковского напала! Ишь, предупредите! Пошли-ка со мной! — Он крепко схватил Наташу за тонкую руку и крутнул ее в запястье так, что боль резанула по суставам, и толкнул девушку вперед. — Посмотрим вместе на твою сродственницу!
Дальше они шли молча, бородатый мужик продолжал держать Наталью за руку. А она придумывала, как бы ей избавиться от единственной улики — компаса, который лежал в кармане жакета.
У деревянного, рубленого дома под железной крышей стоял часовой с немецкой винтовкой, закинутой за спину.
— Кого тащишь, Максимыч? — окликнул он подходившего мужика.
— Попытаем, скажет. Сам еще не знаю. Сдается же мне, залетная птаха-красавица…
Бородатый протащил Наталью в одну из комнат, где за столом в советской гимнастерке, перетянутой ремнями, сидел молодцеватый военный. Над ним висел косо приколоченный портрет Гитлера.
— Здорово, Колька! — приветствовал мужик военного.
— Хайль Гитлер! — выкрикнул военный, выкинув над головой руку. — Сколько раз тебя учить приветствию! — недовольно проворчал он.
— А на что же мне твое приветствие, если вон какую красавицу пымал! — зло ухмыльнулся бородатый. — Ты только погляди на эту цацу.
— Откуда? — уставился на Наташу Колька.
— Не тот разговор же, — перебил его бородач. — в город везти надо, кажись, непростая она. Про Переделкино плела, тетку Мельничиху. Здесь не то что Мельничихи, — повернулся он к Наташе, — тут и твоей Переделкиной нету вблизи. Все ты брешешь!
Колька вышел из-за стола и, поскрипывая новыми ремнями портупеи, принялся обыскивать Наташу. Ей были омерзительны его прикосновения. Компас он вытащил уже потом, обшарив всю ее одежду.
— Так! — поднял он его на уровне глаз за ремешок, словно это был не прибор, а колбочка с какой-то непонятной ему жидкостью. — Скажешь, на дорожке нашла?
— Да, возле осинки лежал, — прошептала она растерянно.
— Все так брешут! — заверил он ее. — То наган найдут в лесу, то бомбочку, а прикидываются, что совсем не знают, что это такое. Выдумывай чего-нибудь покрепче, а то в гестапо до смерти засмеют.
В гестапо Максимыч привел Наташу прямо к Паклеру. Этот оберштурмфюрер был специалистом по выколачиванию признаний от арестованных. Его работой восхищался сам Шмиккер. Паклер придумывал различные пытки и изобретал инструменты для этой цели. Но любимым его занятием при допросах женщин было битье по пяткам и суставам деревянной палкой. Он не дробил им кости, он бил не торопясь, методично и не особенно сильно. Об этом он вычитал в одной книжонке еще на школьной скамье, где описывались различные пытки времен испанской инквизиции. Он не был тонким психологом, не пытался проникнуть в душу арестованного, это он считал делом паршивых интеллигентов. Паклер тупо твердил, что проникнуть в сознание и заставить человека высыпать все секреты можно только с помощью кнута и палки. Единственная оценка, которую он всегда давал при встречах с людьми, будь то немец, поляк или русский, — через сколько минут он заговорит на том языке, на котором нужно Паклеру, какую можно к нему применить пытку, чтобы заставить его говорить.
Наташу он оглядел критически, думая, что тут возиться придется недолго. Ему было жаль, что последнее время попадаются слабые, безвольные хлюпики, за которых стоит только приняться, и из них сыплется все, что они знают и не знают.
Девушка испуганно глядела на долговязого эсэсовца. Он извлек из кармана монокль и, неловко сунув его в глаз, внимательно поглядел на Наташу. Монокль он видел однажды в кино у какого-то барона, и ему это страшно понравилось, запало в его ограниченный мозг. Теперь он завел себе монокль и демонстрировал его перед своими жертвами.
— Скажи ей, что я выну из нее душу в одно мгновенье, если она не расскажет, к кому шла, — не поворачиваясь к переводчику, процедил Паклер, рассматривая девушку. «Хороша, черт побери! — отметил он про себя. — Жаль, придется попортить это тело».
…Он мучил ее несколько дней подряд. Она была неудобным для него материалом: быстро теряла сознание и уж очень кричала. Терпения ни грамма, таких Паклер не любил. Но что его больше всего бесило — за все это время она так ничего и не сказала. Твердит одно: шла к тетке в Переделкино.
Наконец, Наташу бросили в общую камеру. Двое суток ее не вызывали на допрос. Паклер задыхался от бессилия, ему не удалось сломить эту упрямую девчонку. Шмиккер, поприсутствовав однажды на паклеровском допросе, коротко сказал, крепко уязвляя последнего:
