Виктор Андреев - Незваный гость. Поединок
Заокеанская мисс, признающая только законы купли и продажи, на этот раз не промахнулась. Мальчик, Вытри Нос оказался покладистым.
Рассказать об этом не так легко даже такому, как Виднов. Но куда денешься: факты — упрямая вещь.
— Облегчим признание? — спросил Мамбетов, взглянув на Сергеева.
— Да, пожалуй, что же тянуть.
Сергеев раскрыл папку и положил перед Видновым листки, которые были заложены им в тайник. Но теперь текст был проявлен, все буквы выступали четко.
Виднов взглянул на него и отшатнулся.
— Ваша работа? Вы даже не изменили почерка, Виднов.
Виднов закрылся руками и стал раскачиваться.
— Я спрашиваю, вы писали? — строго проговорил Сергеев.
Виднов поднял голову, глаза его заблестели.
— Значит, это не попало... туда? — спросил он.
— Как видите.
— И... никто не приходил?
— Некому было... Ведь на удочку Линды попались только вы, Виднов. Вторая ее попытка оказалась менее удачной. Эта дама выдворена из нашей страны.
Виднов вдруг всхлипнул, ударил себя кулаком в грудь.
— Спасибо, ребята... Спасибо! Если бы вы знали, как тяжело было! Как тяжело!.. Ведь я хотел прийти к вам. Хотел!
Мамбетов и Сергеев переглянулись: «Как верить ему»?
Все то, что рассказывал теперь Виднов, не было новостью ни для Мамбетова, ни для Сергеева, но они слушали его до конца и с напряженным вниманием. Виднов начинал говорить правду.
— Может быть, вы сдадите средства тайнописи? — спросил Сергеев.
— Рад бы. Но давно сжег! Давно!..
— Ну вот, опять... Выньте их из вашей планшетки и положите на стол! — приказал Мамбетов, едва сдерживая вдруг охватившую его злобу.
Виднов растерянно взглянул на него и повернулся к вешалке за планшеткой...
* * *Вот и зима накатила, да еще какая! Снега насыпала столько, что сугробы поднялись вровень с окном. И Мамбетову видно, как играют блестки поверх снежного покрова. В кабинете холодновато, надымлено. Мамбетов подшивает последние бумажки, оставшиеся от следствия по «Незваному гостю». Нехитрую эту работу теперь уже можно было поручить секретарю, но Мамбетов, словно еще ревнуя всех к своему первому делу, делает все сам до конца. Тихо в кабинете, никто не мешает. Мамбетов, перебирая бумаги, прочитывает их, задумывается. Каждая фамилия, которая попадается на глаза, знакома, и перед ним вновь встают люди экспедиции, оставившие свой след не только в делах и душе Мамбетова.
Секретарь райкома Омаров сказал Мамбетову, что он должен разобраться во всех обстоятельствах гибели Малининой и доложить на бюро. Ну что ж, он разберется, хотя жизнь и переплела их судьбы. Нужно об этом поговорить с Санкевичем... Старик все еще лежит в больнице, покинутый всеми. Врачи не теряют надежд, что поставят его на ноги.
Звонит телефон. Мамбетов берет трубку и слышит голос жены:
— Ты еще сидишь? Неужели и сейчас...
— Иду, иду.
— Тебе завтра ехать в степь. С утра. Не забыл?
— Помню, Алима.
— Ну, иди.
Скоро темнеет окно в домике КГБ — последнее светившееся окно в поселке. Мамбетов идет по заснеженной улице, кособочит, чтобы ветер не бил в лицо. Идет и еще раз прикидывает, что предстоит ему сделать в совхозе, на трассе канала, в аулах как уполномоченному, члену бюро, депутату... И просто как человеку.
ПОЕДИНОК
НА ОКРАИНЕ ГОРОДА
Я возбуждаю дело
Звонок. Беру трубку и слышу голос Леонова:
— Зайдите, Николай Алексеевич!
Убираю документы в сейф и бегу. Леонов не любит, когда задерживаются.
— Садитесь, — говорит он, едва я показываюсь в дверях, а сам еще не отрывается от бумаг, которые лежат перед ним на столе.
«Предстоит разговор», — догадываюсь я и опускаюсь на стул. Минута, другая. Леонов, наконец, поднимает голову и спрашивает:
— Вы, кажется, обижались, что вам не дают самостоятельно поработать?
— Не обижался, а...
Леонов перебивает.
— Вот я и думаю, что не все же вам сидеть практикантом. Возьмите-ка эти материалы! — Он подает мне бумаги, только что прочтенные им, улыбается. — Хорошенько изучите и, если окажется достаточно оснований, напишите постановление о возбуждении уголовного дела. А план расследования составим вместе... Ясно?
— Значит, дело будет в моем производстве? — нерешительно спрашиваю я своего начальника, принимая бумаги и еще не веря тому, что буду, наконец, вести расследование.
— Конечно! — восклицает Леонов. — Придется выехать на место совершения преступления — в Белогорск.
В Белогорск! Я готов ехать хоть на Северный полюс! Леонов, наверное, видит это: недаром на лице у него такая улыбка.
Материалов, которые мне вручил начальник, оказалось не так много: письмо прокурора с поручением провести расследование, рапорт сержанта милиции Савочкина, объяснение работницы швейной фабрики Веры Лозиной, справка из больницы — вот и все документы, которые теперь легли на мой стол.
На письме прокурора две резолюции. Одна, начертанная размашистым почерком, гласила:
«Тов. Леонову В. В. Поручите опытному следователю» —
это указание начальника. Пониже твердым и четким почерком Леонова стояло:
«Тов. Иванову Н. А. Возбудите дело».
Я не считался опытным следователем, все еще носил эпитет «молодого»; он приклеивался ко мне на всех служебных совещаниях и партийных собраниях, когда нужно было меня похвалить или указать на мои недостатки. Правда, на последнем собрании секретарь партбюро встал на мою защиту. Он сказал, что давно пора предъявить мне требования по-настоящему. Какой я молодой, когда два года, как из института! Замечание это мне пришлось по душе. Юношеский период в работе был закончен. И вот теперь — дело!
Рапорт сержанта Савочкина лежал сверху. Когда я прочел его, то не поверил своим глазам. Происшествие показалось мне невероятным. Но о том же, только более обстоятельно, писала в своем объяснении и работница фабрики Вера Лозина. Сомнений не могло быть: в Березовой балке возле города Белогорска совершено преступление. Это подтверждалось и белогорской больницей.
Медлить было нельзя. Я взял бумагу и не без волнения, несколько раз переписывая, составил постановление о возбуждении уголовного дела — первое в своей жизни.
Затаив дыхание, я понес постановление Леонову и положил перед ним. Я ждал, что он похвалит меня и тут же подпишет, но Леонов взял ручку и... начал беспощадно зачеркивать и дописывать. В одну минуту от моего творчества остались лишь заголовки.
— Многословно, — недовольно проговорил он. — Постановление должно быть кратким и ясным. Дайте перепечатать!
С обидой на сердце я направился в машбюро. И машинистки еще поглядят, какой я «опытный» следователь.
Через четверть часа постановление было подписано. Леоновский текст был лаконичнее, проще. Сознаться в этом было нелегко, хотя об этом меня никто и не спрашивал. Первый шаг на моем самостоятельном пути следователя был сделан...
Белогорск
Березы, березы, березы!.. Кажется, что их кто-то выталкивает из леса, из-за бугров. Взмахивая зелеными косами, они пускаются во весь дух наперерез машине, замирают у самой дороги, на опушке. День от белизны стволов кажется еще светлей. Я никогда не видел так много берез. А под самым Белогорском, по склонам раскидистой балки, они пошли сплошной стеной.
— Красота-то у вас какая, Иван Федорович! — обращаюсь я к шоферу, который везет меня со станции.
— Да-а! — соглашается он. — Бугры, леса...
— Не от берез ли название городу?
— Не-ет, — тянет шофер. — Город наш подле меловых гор стоит. Отсюда и Белогорск. А вот балка, точно, от берез название повела.
— Это Березовая балка? — спрашиваю я, вспомнив название ее из рапорта Савочкина и объяснения Лозиной.
— Она самая, — подтверждает шофер. — С виду красавица. А по делам в ней... Лучше и не говорить... Вот родник там знаменитый, вода сладкая, всегда холодная, ключом бьет. Ведро выпей такой воды — ничего не будет. А что только не делали, чтобы завалить этот родник! 3емлю срывали, сваи заколачивали...
— Зачем же? — возмутился я. Впервые приходилось слышать такое. Люди про родники да криницы песни слагают, а тут...
— Видите ль, дорогой товарищ, родник этот с давних пор стал приманкой для всяких святош. Каких только басен не сложили они о чудотворной силе этого родника! Как же, святая водица! Вот и текут к роднику богомольцы, а с ними и мастаки разные зашибать деньгу на людской темноте. Навешают на березы иконок и ну молитвы гнусавить, каждый на свой лад. А то целый аналой поставят, лампадки развешивают. Всем буграм библейские названия дали, куда ни плюнь — на святое место угодишь: Афон, Голгофа, Елеон... А что ни суслиный бугорок, то могилка какого-нибудь праведного старца либо пророчицы...
— И сейчас есть в балке богомольцы? — спрашиваю я, глядя, как проплывают в стороне нераспаханные бугры, про которые говорит шофер.
