Петр Сажин - Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень
Кирибеев огляделся, подмигнул мне и крикнул:
— Жилин, к пушке! Макаров, в бочку!
Обжигая руки, Жилин быстро скатился по фордуну вниз, а Макаров побежал по вантам на марс.
Капитан Кирибеев поднял руку и показал жестом на мостик: «Полный ход!»
Штурман Небылицын, относившийся к действиям Кирибеева как к потехе и потому с неохотой выполнявший все требования капитана, не торопясь передал в машинное отделение приказание дать полный ход. «Тайфун» медленно двинулся вперед.
Кирибеев от нетерпения притопывал каблуком, он уже было поднял руку, чтобы повторить приказание, а заодно и «вздрючить» штурмана, как вдруг Жилин сжался и пригнулся, словно перед прыжком, затем внезапно выпрямился во весь рост и придал пушке такой угол склонения, словно собрался выстрелить себе под ноги.
Кирибеев, Чубенко и я с недоумением переглянулись.
— Жилин, шо с тобой? — спросил Чубенко.
Матрос не ответил. Он так взглянул вперед, куда было направлено дуло пушки, словно кого–то клюнул своим взглядом, и тут же неожиданно для нас раздался выстрел…
Жилин сначала подался вперед, а затем, не отрывая взгляда от того места, куда выстрелил, застыл.
— Жилин, ты шо? — снова спросил Чубенко. — В кого это?
Жилин не ответил.
В глазах Чубенко появилась тревога; всем своим растерянно–озабоченным видом он, казалось, спрашивал: «Товарищи, что ж это с Жилиным, а?»
Действительно, поведение Жилина было непонятно и нам: ящики спокойно покачивались в сторонке, примерно в пятидесяти метрах, а Жилин зачем–то выпалил прямо «под ноги» кораблю.
Только капитан Кирибеев с трудом сдерживал лукавую улыбку, чертиком скакавшую в уголках его глаз.
Я посмотрел на красное, потное лицо Жилина и понял, что от него сейчас не добиться ответа: он не видел и не слышал нас, его взгляд был сосредоточен, губы сжаты, а брови насуплены; он казался окаменевшим, и только жилистый, сухой кадык, нелепо выпиравший из выреза рубахи, время от времени вздрагивал от глотательных движений, и на нем заметно пульсировала жила. И на виске его, чуть в сторонке от свисавшей над глазом пряди темно–каштановых волос, вибрировала синяя жилка. Руки матроса все еще крепко сжимали ручку пушки, толстые, как линьки, жилы вздулись… Вот уж действительно — Жилин!..
Глядя на его сосредоточенное, словно литое лицо, я подумал: «Вот из таких людей и формируются герои».
Вдруг гарпунный линь зашуршал, размотались одно–два колечка спирали, а потом как пошел, как пошел!
Жилин облегченно вздохнул, стер рукавом пот со лба и сказал:
— Косатка!
Легкая улыбка играла в уголках его рта, он выровнял пушку и уже громко, со вздохом облегчения произнес:
— Кит–убийца! Он, ведьмак проклятый!
Почти тотчас же мы увидели под носом «Тайфуна» огромное, гладкое тело косатки. Как она сюда попала? Почему мы не заметили ее? Гарпун глубоко вошел ей в бок, чуть выше грудного плавника. Кровь била из рваной раны. Жадно глотая воздух, она смотрела на нас крупными темно–фиолетовыми глазами. Кто–то из китобоев махнул рукой. Глаза хищника сузились, и мне показалось, что в их стеклянном отблеске появилось выражение злобы и ненависти. Это длилось не более секунды. Затем косатка вздрогнула всем телом, глаза ее погасли, она пошла вниз.
Не успел Жилин дать команду на мостик, как косатка взмахнула мощным хвостом, рванулась, с каким–то жутким вздохом взметнулась вверх и, изогнувшись, словно щука на крючке, тяжело упала. Нас окатило брызгами. «Тайфун» закачался. Жилин поднял руку, китобоец пошел задним ходом. Предосторожность была нелишней: косатка могла нырнуть под судно и намотать на винт гарпунный линь.
В тот же момент взорвалась граната. Косатка как бы оторопела, тело ее содрогнулось, она замерла, пошла вниз и повисла на лине, то есть оказалась в положении, о котором китобои говорят: «Кит на панере».
Жилин рукой дал на мостик знак «стоп машина», а Порядину — «подобрать линь». Заработала лебедка, и вскоре косатка показалась у поверхности воды.
Жилин отер рукавом пот со лба. Кирибеев порывисто шагнул к нему, обнял и, повернувшись к нам, сказал:
— Вот кому «ура» кричать надо! Его победа!
И китобои прокричали такое «ура», что крачки, чистики и глупыши, хлопотавшие над оглушенной рыбой, взмыли белыми хлопьями вверх и загалдели пуще прежнего, а Олаф Кнудсен покачал головой и спрятался в каюту.
Небылицын, находившийся на мостике, отсутствующим взглядом смотрел, как китобои швартовали косатку к борту «Тайфуна», выбирали и укладывали ровной спиралью (по–флотски — бухтой) китовый линь, чистили и смазывали пушку.
Когда косатка была ошвартована, мы с Жилиным спустились за борт. Я взял с собою фотоаппарат, набор несложных инструментов и бланк–паспорт. Косатка оказалась молодым, некрупным зверем. Она имела веретеновидное тело с острорылой, конической и довольно большой головой. Длина ее туши равнялась шести с половиной метрам, а хвостовые лопасти в разлете — почти двум с половиной метрам; высокий спинной плавник («коса») достигал среднего роста человека.
Даже мертвая она была страшна. Ее выпуклые глаза, казалось, все еще таили в себе ледяную злобу. Острые влажные зубы, похожие на кривые восточные ножи, блестели, как слоновая кость.
Страшное животное! Все живое, населяющее морские пространства, при встрече с косатками испытывает смертельный страх. Моржи, нерпы, тюлени, сивучи, морские котики спешат укрыться на берегу либо на льдинах. Даже исполинов морей — синих китов и тех охватывает дрожь при встрече с косатками. А серый, так называемый калифорнийский кит, которого китобои считают самым умным, при виде косаток переворачивается вверх брюхом и лежит без движения, с распростертыми плавниками, словно пораженный параличом. Косатки, как торпеды, не сворачивая с курса, идут прямо к сжатым губам серого кита, стараясь своим хищным рылом раскрыть пасть жертвы и влезть туда, чтобы добраться до языка. Когда же косатке это не удается, она обкусывает грудные плавники или хвост кита.
Огромных тюленей и котиков косатка рассекает пополам в один прием и, слегка вскинувшись, не теряя темпа хода, проглатывает.
Страх перед косатками настолько велик, что гренландские тюлени спешат на льдины даже тогда, когда видят размалеванные под косаток каяки зверобоев.
Как и все хищники, косатка обладает необычайной хваткой и силой и, самое главное, острыми и твердыми, как далматская сталь, зубами. Зубы у нее, как говорят китобои, «в замок», то есть как у парных шестеренок — «в расческу». Когда она смыкает челюсть, верхние зубы заходят между зубами нижней челюсти. Вот отчего ее хватку называют смертельной. Она впивается в жертву, как бульдог, и если кит, пытаясь высвободиться, выпрыгивает высоко из воды, косатка висит на нем, а если и оторвется, то обязательно вцепится снова и уже не отстанет до тех пор, пока не прикончит его.
Что делается в море, когда хищник настигает свою жертву! Вода кипит, слышится натруженное дыхание, и шум волны как на речном «баре»…
Косатки необычайно прожорливы. В поисках нищи они, не зная усталости, носятся стадами под всеми широтами обоих полушарий в любое время года, во всякую погоду.
Мы не стали вспарывать ее брюхо: на воде трудно было бы произвести все скучные, но необходимые для науки исследования. Я надеялся, что будет еще случай, когда удастся втащить зверя побольше, чем этот, по слипу на «Аян».
Закончив записи, я сфотографировал косатку. Жилин выхватил из–за пояса топорик и стал вырубать из пасти хищника зубы.
— На память, — смущенно улыбаясь, сказал он. — Все–таки первая моя добыча.
Я решил сфотографировать и его.
— А карточка будет? — покраснев, спросил он.
— Эта карточка будет известна всей стране.
Жилин покачал головой.
— Смеетесь, профессор! Ну что от косатки толку? Протухнет и на дно пойдет. Вот если бы финвала или голубого кита уложить — о це, как говорит боцман, дило!
— Важен почин, — сказал я.
— Вот именно — почин! — раздался за моей спиной голос капитана Кирибеева. — Вы правильно сказали, профессор… А кое–кто думает, что мы забавляемся: лучину дерем снарядами. А вы как, профессор?
Вместо ответа я протянул руку:
— Поздравляю вас! Ото всей души поздравляю!
— За что же меня–то? — спросил Кирибеев. — Вон Жилина и Чубенко надо поздравлять! Они молодцы!
— А вы?
— Я?.. — Он немного подумал и сказал: — Я обязан быть молодцом. Да разве только я один? И вы, и механик Порядин, и Плужник, и секретарь крайкома, и резчик китового сала на «Аяне», и нарком, и кочегар на китобойце, и жиротоп на китобазе — все должны быть молодцами!.. Все должны смотреть вперед! Не так ли?
Он присел на фальшборт и указал мне место рядом с собой. Некоторое время капитан молча смотрел на бухту. Успокоившаяся после стрельб вода, стеклянно поблескивая, едва покачивалась и только в кутах, у отмелей, то вскипала, то рябилась — там вскидывалась рыба. Птицы с голодным криком, то кружась, то падая к воде, хлопотали над косяком.
