Регина Эзера - Колодец
— Да нет, честное пионерское! Все-то ты меня подозреваешь. Давай ногу… Не дергайся ты так! Мне же ничего не видно.
Все повторилось, как в прошлый раз.
— Ой, не щекочи!
— Да я еще ничего не делаю.
— Ай-й-й… Хи-хи-хи!
Заслышав визг, прибежала испуганная Мария.
— Господи, думаю, не беда ли случилась! Не блажи так! Чего ты блажишь?
— Ай! Ай-й-й…
— Ничего, хорошо, на тебе заживает, как на собаке, — сказал Рудольф, отпуская его ногу. Мальчик сразу затих, он даже вспотел от визга и смеха.
Пока Рудольф ходил за висевшим в саду полотенцем и плавками, Мария спросила:
— Как вы живете-то там? Сестричка еще не поправилась?
— Спит и ест.
— Слава богу, — обрадовалась Мария, — раз ест, значит, скоро встанет на ноги. Может, и ты закусить хочешь?
— А что у тебя есть? — деловито осведомился Марис.
— Хлеба дам с медом.
— У тебя есть, мед?
— Пойдем, намажу.
Но уже сделав за Марией несколько шагов, мальчик оглянулся на Рудольфа и вдруг замялся.
— Ну иди! — позвала Мария.
— Знаешь… — с сомнением проговорил Марис и героически отказался: — Не пойду я. Некогда. Я должен… сторожить часы Рудольфа.
— Чего сторожить?
— Ча-сы.
— Господи прости, на что их сторожить?
— А мало что может случиться! — внушительно заметил Марис.
— Вот умная голова! — удивилась Мария.
— Все так говорят. Дядя Залит… и Вия, и Эгил. А бабушка говорит: «Увидим, увидим, что из него вырастет!» — с достоинством отвечал Марис.
— А у тебя, дорогой, нет склонности к хвастовству? — возвращаясь, сказал Рудольф, который часть разговора слышал.
— Что это — склонности?
— …и к расспросам тоже, а?
— Дай я понесу твое полотенце. — Марис ловко переменил тему разговора. Рудольф громко засмеялся; мальчик, видимо, задетый, искоса взглянул на него и сказал: — Думаешь, Зайга не расспрашивает?
— Пока, откровенно говоря, не замечал.
Марис шел рядом молча. Полотенце, которое он нес в руке, опускалось все ниже, пока не стало подметать тропку.
— До того доспрашивается, что мама плачет, — опять заговорил мальчик.
Рудольф уже успел забыть, о чем они спорили, и рассеянно переспросил:
— Кто?
— Ну, Зайга…
На сей раз поспешил переменить тему Рудольф:
— Смотри, Марис, какая большая птица! Ястреб это, по-твоему, или…
— Рудольф…
— А?
— Что такое у-бий-ца?
Рудольф молчал.
— Ну скажи — что это такое?
— Убийца… это человек, который убил кого-то…
Марис оживился.
— А! Тогда я знаю. Эгил — убийца, он зарезал нашу белую курицу.
— Кто такой Эгил?
— Ты не знаешь? — удивился Марис. — Виин жених, ну!
Рудольф решил, что больше расспрашивать не следует, иначе и его могут обвинить в чрезмерном любопытстве, однако мальчик, не дожидаясь вопросов, с откровенностью продолжал:
— Бабушке он не нравится. «Что-о Эгил — ма-аль-чишка, носится с ребятами вокруг школы, как жеребец. Вот рижскому доктору наша бы Вия приглянулась! Не старый еще и…» Чего ты смеешься, Рудольф?
Они пришли, и Марис стянул через голову майку.
— Договоримся так, — сказал Рудольф, — вместе будем купаться… скажем, послезавтра, а сегодня…
— Я посторожу твои часы, ладно? — воскликнул мальчик и нетерпеливо потянулся к «Сигналу».
— Только с условием — ничего не крутить. Договорились?
— Хм, — буркнул Марис несколько разочарованно. — Прицепи мне!
— Дай другую руку. Часы носят на левой. Вот так.
— Идут! — приложив «Сигнал» к уху и послушав немножко, объявил мальчик, как будто раньше он в этом сомневался. — А скоро звонить будут?
— Нет, сейчас не будут, — раздеваясь, ответил Рудольф.
— Рудольф!
— Что?
— Можно посидеть на твоей рубашке?
— Попробуй и узнаешь.
— Видишь — можно! — Марис устроился поудобней. — Рудольф!
— Да?
— Я могу постеречь и твои очки, — великодушно предложил мальчик. — Надень мне!
Пока Рудольф надевал ему очки на короткий нос и заправлял за уши оглобельки, тот все время тихонько хихикал от удовольствия.
— Ну что, я красивый? — поинтересовался Марис, часто мигая.
— Очень.
— Но я ничего не вижу… Ай-й, как чудно! Все кружится. Ты тоже в них ничего не видишь?
— Как раз наоборот, вижу гораздо лучше.
— Ну да! — искренне удивился Марис и пожаловался: — Вия мне никогда не дает примерить…
— Давай лучше снимем, а то будешь как пьяная муха, — сказал Рудольф и отцепил оглобельки.
Пока он заходил в воду, мальчик сидел на берегу, иногда поднося часы к уху и слушая, как они тикают, потом стал смотреть на Рудольфа, который заплыл далеко красивым кролем и нырнул — по глади кольцами пошли волны. Марис встал, чтобы лучше видеть, нетерпеливо топтался на рубашке и радостно вскрикнул, когда чуть в стороне вынырнула голова Рудольфа.
— Еще! Еще! Еще-е!
Рудольф опять нырнул, и снова кругами разошлись волны. Марис глядел затаив дыхание, стараясь угадать, где на этот раз выплывет мокрая темная голова, гадал до тех пор, пока… его сзади строго не схватили за руку.
— Ну что мне с тобой делать? — укоризненно сказала Лаура. — Я тебя ищу-ищу, думала — с тобой что-нибудь случилось, а ты…
— А я… — начал оправдываться Марис.
— Идем домой!
Марис открыл рот, готовый зареветь.
— На твоем месте мне было бы стыдно, — жестко сказала Лаура.
Она взяла сына за руку и повела домой. Рудольф был далеко и все еще нырял и плавал. Повернув наконец к берегу, он увидал, что как раз в этот момент за горой скрылись два человека. Один из них наверняка был Марис, а вторым могла быть как Вия, так и Лаура — он не успел разглядеть.
Марис шел рядом, сначала упираясь, отставая на полшага, словно протестуя против насилия, потом покорно и очень тихо. И только почти у дома она заметила, что по щекам у мальчика текут немые слезы обиды, текут, наверное, давно и проложили на чумазом лице светлые бороздки, а на руке выше запястья блестит знакомый Рудольфов «Сигнал».
2
Всю дорогу, то стихая, то усиливаясь, шел дождь, а Заречное встретило автобус настоящим ливнем. Спрыгнув с подножки, Лаура ступила в лужу и одновременно под струи дождя, за которыми ничего не было видно. Поспешно надвинув капюшон, она побежала под навес. Потоки воды с шумом низвергались с неба, стучали по ее полиэтиленовой накидке, барабанили по асфальту, рокотали в водосточных трубах, шелестели в листве. В какой-то момент ей показалось, что сзади ее окликнули, она заметила серую «Победу», мокшую в луже неподалеку от остановки, но одетого в плащ, вымокшего Рудольфа она не узнала.
— Лаура!
Он стремительно шел к ней, радостно говоря:
— Как хорошо, что я вас встретил!
— Извините, — стала неловко оправдываться она, — вчера так нехорошо получилось. Только потом я заметила, почти у самого дома…
Рудольф слушал и не понимал, о чем она говорит. Капли били ему в лицо, в стекла очков.
— …они в моем ящике, — продолжала она, — целы и невредимы.
— Простите, кто — они?
— Ваши часы.
— Ах, часы! — засмеялся он. — Совсем забыл. Если у вас нет на примете лучшего варианта, отвезу вас домой.
— Охотно поеду.
Сквозь потоки дождя они побежали к машине. В ней было сухо и тепло, Лаура выпросталась из мокрой накидки. Хорошо, что не надо брести по воде, ждать, нести тяжесть. Перегнувшись через спинку, Рудольф поставил Лаурину сумку на заднее сиденье. В железной коробке предательски загремели карандаши, и он с опаской спросил:
— Я не разбил там что-нибудь, не опрокинул?
— Нет, ничего хрупкого там нет, — отозвалась она и, откинувшись на сиденье, бодро прибавила: — Мне действительно повезло. Правда, меня собирался подвезти по пути «виллис» из лесничества. Но я задержалась, и как бы он не уехал.
— Пока я стоял здесь, ни одного «виллиса» не заметил.
— Вы ждали кого-то с автобуса?
— Да.
Разбрызгивая воду, «Победа» тронулась с места.
— И он, я вижу, не пришел…
— Почему же? — улыбаясь, вопросом на вопрос ответил Рудольф. — В конце концов все-таки пришел.
Она взглянула на него, стараясь угадать, так ли она его поняла, и он, почувствовав ее взгляд, повернул голову и посмотрел на нее светлыми смеющимися глазами.
Они ехали мимо сельсовета, сквера, школы, мимо всего этого в прошлый раз он проходил сначала один, а после встречи — вдвоем с Лаурой.
— Не сердитесь, — сказал он просто и сердечно. — Ведь я оккупировал вашу лодку, к тому же льет как из ведра — чего доброго намокнут «Буратино».
— Что? — не поняла она.
— Конфеты «Буратино», как мне стало известно из надежного источника.
