Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. Рассказы и повести
— Свидетелями чего?
— Наших, э-э, акций по ликвидации всех врагов рейха. А русские, см-мею заметить, почти сплошь враги рейха.
— Так и сказано в директиве Хойзингера?
— Б-безусловно, господин генерал-полковник. Он же связан с гестапо и п-полицией безопасности, а они занимаются этим же. И фюрер, н-насколько я з-знаю, очень доволен его решительностью в уничтожении врагов германской нации.
— Хорошо. Последний вопрос: чем занимаетесь вы?
— Я?
— Да, вы!
— Н-навожу порядок в городе.
— «Порядок в городе»… Разве еще остались люди, которые могли бы нарушить его?
— Они были.
— Но теперь их нет. И вы, значит, не страдаете от обилия работы?
— П-пожалуй.
— Так вот вы возьмете автомат и с этого часа будете просто солдатом. Комендантом я назначу человека, который далек от политики и очень хорошо знает, что такое мирный человек и как с ним надо обращаться. Итак?
Комендант, вспотев с ног до головы, выкрикнул:
— Я подчиняюсь не вам, а рейхсфюреру СС!
— С этой минуты вы подчиняетесь мне. Если попытаетесь уклониться от несения солдатской службы, я вас ликвидирую. Вы свободны.
Комендант, пошатываясь, вышел.
Паулюс некоторое время сидел молча. Он был потрясен. Никогда ему не думалось, что дело может зайти так далеко.
Он открыл дверь клетушки. Адам спал, но, почувствовав прикосновение руки, тотчас вскочил.
— Да, эччеленца? Простите, я заснул.
— Мне нужно поговорить с вами.
— Я слушаю вас.
— Садитесь, что вы в самом деле! — нахмурился генерал-полковник. — У меня только что был комендант города. Он наговорил черт знает чего. Будто есть указания о самой зверской расправе с мирным населением. Вы знали о чем-либо подобном?
Адам посмотрел с изумлением на шефа. Нет, не притворяется.
— Разумеется, эччеленца. Разве вы не читали кое-какие документы, подписанные Кейтелем, Гиммлером и другими официальными лицами?
— До того ли мне было! Но как раз об этих документах и шел разговор с комендантом. Они есть у нас?
— Сию минуту, эччеленца. — Адам ушел и вернулся с папкой бумаг. Специальная наклейка свидетельствовала о ее сверхсекретном содержании. — Вы хотите прочитать сами или разрешите мне?
— Читайте.
— Я предложу вашему вниманию лишь выдержки.
Генерал-полковник кивнул.
— Так вот, за четыре недели до нашего выхода на территорию России Гиммлер создал части специального назначения, называемые эйзаценгруппы. Им было приказано следовать за германскими армиями для пресечения любого сопротивления. В развитие этого приказа двадцать третьего июля, то есть через месяц после начала кампании, Кейтель издает следующую директиву: «Учитывая громадные пространства оккупированных территорий на Востоке, наличие вооруженных сил для поддержания безопасности будет достаточно лишь при том случае, если всякое сопротивление будет караться не путем судебного преследования, а путем создания такой системы террора и применения таких драконовских мер, которые навсегда бы искоренили у населения мысль о сопротивлении рейху».
— Так! — вырвалось у генерал-полковника.
— Теперь, эччеленца, предложу вашему вниманию высказывание рейхсфюрера Гиммлера. Он говорит буквально следующее: «Меня ни в малейшей степени не интересует судьба чеха или русского. Если явится в том необходимость, мы будем отбирать у них детей и воспитывать их в нашей среде. Вопрос о том, выживет ли данная нация или умрет с голоду, беспокоит меня лишь постольку, поскольку данная нация нужна нам в качестве рабов. В остальном судьба их не представляет для меня никакого интереса…» Читать дальше?
С угрюмым видом генерал-полковник снова мотнул головой.
— «Проблема эвакуации русских из центральных областей, из Украины и Крыма, и заселение их немцами. В будущем русским крестьянам предстоят тяжелые годы. Многие десятки миллионов людей в этих областях окажутся лишними и должны помереть от голода. Попытки спасти их от голодной смерти подорвут шансы Германии выиграть битву за господство над миром. В этом вопросе должна быть абсолютная ясность…»
— Довольно! — резко сказал генерал-полковник. Глаз его мучительно дергался. «Да, дело зашло далеко… Уничтожение голодом целых наций! О господи!» — Хорошо, — хрипло заговорил он. — Все это бредовые теории. Но неужели они приводятся в исполнение?
— Не знаю, как на других фронтах, эччеленца, но у нас… Впрочем, недавно мы захватили несколько документов. Они, предупреждаю вас, эччеленца, тягостны для чтения…
— Тягостны для чтения! — с усмешкой повторил генерал-полковник. — Еще более тягостным будет мой ответ, если я не узнаю всего, чтобы объяснить, как это случилось. Откуда документы?
— Они русские.
— Надеюсь, не пропаганда?
— Они засвидетельствованы подписями, достоверность которых, эччеленца, не вызывает сомнений.
— Я слушаю.
— «Акт. Мы, нижеподписавшиеся, лейтенант Михаил Борисов, санитар Редкина, санитарный инструктор Сизухин и солдат Кириллов, составили настоящий акт в том, что в поселке Безымянный, который занимали немцы, нами обнаружены: труп женщины 55 лет, у которой отрублена половина головы; труп женщины 30–35 лет, изнасилованной и казненной, — вырезаны обе груди, отрезана верхняя губа и подбородок; мальчик 12–13 лет, видимо, сын казненной женщины, проткнут в нескольких местах штыками». Не хватит ли?
— Нет, — хрипло сказал генерал-полковник. — Я хочу знать все.
— Во дворе нашей комендатуры на Советской улице стоит виселица, эччеленца. Я сам видел труп повешенного старика. Он повешен якобы за связь с партизанами. Это, конечно, ложь: ему было восемьдесят лет. В городском саду около театра я видел трупы двух замученных девушек. На рыночной площади еще несколько дней назад висели три повешенных юноши — их обвинили в том, что до нашего вступления в город они работали на тракторном заводе и делали танки. Мне рассказывали люди, в честности которых я не могу сомневаться, что вся дорога к Ново-Алексеевке, куда гнали мирных советских людей, устлана их трупами. Их расстреливали только за то, что они хотели отдохнуть…
— Это ужасно, Адам!
— Да, эччеленца, и мы будем отвечать за Гиммлера, за Кейтеля, за все зверства комендантов и групп СД.
Долгое, угрюмое молчание. Слышны были лишь шаги часового во дворе. Снег похрустывал под его сапогами. Генерал-полковник встал. Голова его раскалывалась. Слишком много узнал он за этот день. «Узнал, но не увидел, — мелькнула мысль. — Я должен видеть это, — сказал он себе. — Своими глазами… Я обязан перед своей совестью видеть то, что видел Адам и тысячи других людей». — Он обернулся к Адаму. — Сделайте одолжение, найдите кого-нибудь из русских, не из военнопленных, а простого русского человека, который бы сам видел то, что видели вы. И приведите его сюда.
— Слушаюсь, эччеленца! — Адам понятия не имел, зачем командующему понадобился русский человек, но от вопросов предпочел воздержаться.
— Идите. И попросите ко мне Шмидта.
— Да, эччеленца.
Шмидт пришел злой: он еще не успел позавтракать.
— Садитесь, — прозвучал властный голос. — И прошу отвечать без всяких там психологических этюдов.
Шмидт с ужасом подумал, что его роль в штабе армии раскрыта. Командующий вызывал коменданта. Тому, разумеется, известна вся агентура СС и гестапо в армии. Он пытался выудить у коменданта, зачем его вызвал командующий. Тот разводил руками. Как на иголках сидел Шмидт у себя, пока командующий разговаривал с штандартенфюрером СС.
— Я всегда готов отвечать на любые ваши вопросы, — напыщенно проговорил Шмидт. — При чем тут психологические этюды?
— Вам известно, что на территории, занятой армией, или на той, что была занята до окружения, действуют оперативные группы полиции безопасности?
— Так точно, господин генерал-полковник. Вернее, не оперативная группа, потому что она огромна и сфера ее действий — армейская группа фельдмаршала Вейхса, а оперативная команда.
— Вы знакомы с ее задачами? — спросил генерал-полковник.
— Разумеется. Ликвидация всех лиц, угрожающих безопасности рейха и чистоте германской расы. Группы были направлены в армейские соединения, а команды во все армии, как только мы покинули границы рейха, господин генерал-полковник. Делалось это в порядке соглашения между начальником верховного главнокомандования фельдмаршалом Кейтелем, рейсхфюрером СС Гиммлером и начальником оперативного управления генерального штаба генералом Хойзингером.
— Кейтель и Хойзингер подписали соглашение об уничтожении целых наций?
— Бог мой, но вы сами подписали приказ о назначении связного между командованием армии и эйзацкоманде.
— Я?
