Михаил Костин - Корж идет по следу
— Ну покупают чего-нибудь у меня — вот и знаю.
— Не то, не то… Нужно человека, которого знаешь поближе. Кто он такой, как. живет, в чем, может быть, нуждается, характер его, родственники, может, есть знакомые тебе? Понимаешь, нужна прицепка какая-то к нему. Просто так ведь не подойдешь: здравствуйте, я ваш дядя, у меня дельце к вам.
— Путеобходчик разве с разъезда?.. — снова подумав, проговорил Афанасий.
— С какого разъезда?
— А тут недалеко. Когда по дороге к озеру идешь.
— И что за человек? Откуда ты его знаешь?
— Это еще когда я лошадь держал, познакомились мы. У меня своего-то покосу не было, ну и приходилось брать подряд на косьбу от лесхоза, за пятый стог. А ихние луга как раз возле озера и вплоть к разъезду подходят. Вот тогда как-то и познакомились. Я у него ночевал частенько. Устанешь за день, домой силы нет брести. К нему придешь — он завсегда самовар поставит, закусить даст. Хороший старик, приветливый…
— Как зовут?
— Мукосеев.
— Я имя спрашиваю.
— А. Трофим Платоныч.
— С кем живет?
— Сейчас один. Старуху года три как схоронил, а дочка в городе на доктора учится. Тоже славная девушка…
— И ее имя знаешь?
— Ну как же! Валя. Старик в ней души не чает. Вся опора его и надежда на старости лет. Последний кусок ей готов послать. Оно и правда, туговато ей там, в городе. На те деньги, что ей дают, только прокормиться, так и то мудрено, а нужно еще чего-то одеть, обуть, в кино иногда сходить… Молодость…
— Ну, ладно, все это понятно, — перебил Лешка словоохотливого лавочника. — Когда ты встречался с ним последний раз?
— Э-э, давненько уж не видел. Он сюда на базар не ходит, и мне к нему нёпочто ходить теперь.
Лешка выспросил о путеобходчике все до мельчайших подробностей, известных Афанасию. При разговоре присутствовал и Антон. Лешка велел ему хорошенько запомнить все сказанное и дополнительно тщательно проинструктировал.
* * *Озеро находилось примерно в четырех километрах от станции. Дорога к нему вела лесом, параллельно железнодорожному полотну, а у 435-го разъезда, пересекала его и уходила вправо, на широкую, поросшую ивняком луговину.
На разъезде стоял домик путевого обходчика. Небольшой, обшитый тесом и крашенный охрой. Перед окнами шелестели листвой две стройные березки, а за домом, в естественной ограде из буйно разросшейся крапивы и репейника, лежал огород — единственное подспорье в хозяйстве и развлечение старика Мукосеева, одиноко коротавшего своей век в этой глухой лесной стороне.
Идя рыбачить на озеро или возвращаясь с него, Антон постоянно видел путевого обходчика то на огороде, старательно пропалывающего грядки, то сидящего на крылечке с черной, прокуренной трубкой в зубах.
На другой день после разговора с Афанасием Антон, по пути на озеро, проходя мимо разъезда, подошел к путеобходчику прикурить. Уткнув самокрутку в трубку, он долго чмокал губами, наконец раскурил и, сделав несколько затяжек, спросил:
— А вы, случаем, не Мукосеев, папаша?
— Я самый. — Путеобходчик немного удивленно посмотрел на Антона.
— Мне про вас много хорошего рассказывали, — продолжал Антон.
— Кто же это?
— Дядя мой. Он тут года четыре подряд луга лесхозные косил.
— Ба!.. Уж не Афанасий ли?..
— Он.
— Ты скажи, какое дело! Не забыл, значит?
— Н-ну!.. Наказывал привет передавать при случае.
— Так, так… Он у меня частенько останавливался, да… Как он дышит-то?
— Ничего.
— И не заглянет по старой памяти!
— Так он же в городе теперь работает.
— Вон что! Так, так… Ну, что ж, заходите вы, когда будет время, чайком угощу. Скучно одному-то…
— Спасибо, загляну.
На обратном пути Антон занес старику пару больших жирных лещей. Обходчик был растроган такой внимательностью.
— Да зачем вы? — смущенно отказывался он. — Ведь и самим нужно.
— Не беспокойтесь, хватит и мне. Сегодня клев ай-яй! Прямо так с лету и берет. Только поспевай червей насаживать.
Антон присел на крыльцо и, вдобавок к лещам, достал из корзинки пяток ершей.
— А это вот для навара. Самая что ни на есть уха, когда бульон из ершей.
— Да, — согласился обходчик, — рыбешка, вроде неказистая, ершишки эти, а навар, вы верно сказали, вкусный. Эх, к такой-то ухе да еще бы стаканчик с устатку! Хорошо!
Антон пообещал:
— Ладно, устроим как-нибудь и это.
Старик замахал руками:
— Да ну ее к богу! Я только к слову сказал! Больно дорогая она теперь.
— А я дешевой достану. У меня в сельпо знакомый, устроит. Принесу ему рыбы на жареху, только и дела.
Старик считал своим долгом как-то отблагодарить Антона. Но чем? Не будешь же угощать квашеной капустой, а на огороде еще ничего не поспело, хоть бы огурчики свежие. В конце концов, он предложил подождать и вместе поесть ухи.
— Разложим костерок на огороде, она быстро поспеет.
Антон отказался.
— Спасибо, папаша, а только нужно к дому двигать. Жарко, чего доброго рыба испортится. Вы не беспокойтесь, мы с вами еще такую уху соорудим, — язык проглотишь. Бывайте здоровы!..
Лешка запретил лезть к старику нахрапом, приказал действовать исподволь, сначала расположить его к себе.
* * *В воскресенье с утра начало парить. В душном безветрии над полями трепетало знойное марево. Ласточки с громким писком носились над самой землей. Легкие перистые облака собирались в большие, кучевые и медленно ползли по небосклону. Все предвещало близкую грозу.
Антон наскоро накопал червей, сунул в корзинку заранее припасенную пол-литровку, буханку хлеба и скорым шагом отправился на озеро. На переезде его встретил путеобходчик.
— Эх, не вовремя вы собрались, — покачал- он головой. — Того гляди, гроза захватит.
— Я только из-за нее и тороплюсь. Перед грозой клев — лучше не надо. Не сахарный, не растаю, если и намокну. Сегодня будем с отменной ухой! Нате-ка, вот, поставьте святую водицу, а я побегу.
Антон не ошибся в расчетах. Жор был настолько хорош, что за какой-нибудь час корзинка наполнилась чуть не до верху.
А небо уже потемнело, косые молнии бороздили небо, гром грохотал беспрерывно. Первые крупные капли тяжело шлепнулись на землю.
Антон не спеша смотал удочки, закурил, спокойно поглядывая на необъятную тучу, надвигавшуюся все ближе. Он имел свои планы, и по ним ему было необходимо промокнуть до нитки. Поэтому он терпеливо дождался настоящего ливня и под ним зашагал к дому путеобходчика. Через пять минут он промок до костей. Ботинки хлюпали и разъезжались на раскиселившейся тропинке.
Обходчик стоял под навесом крыльца и сквозь мутную сетку дождя всматривался в дорогу к озеру. Заметив приближавшегося Антона, он замахал руками и закричал:
— Да беги ты быстрее! Вышагивает, как журавль!
— Чего уж тут бежать! Хуже того, что есть, не будет.
— Ну и ну! Вот так выстирало тебя! Снимай все, выжимать нужно да сушить. Эх-ма!.. Пропади она пропадом, и рыбалка такая!
— Ну нет, — рассмеялся Антон, отдирая от тела прилипшую рубаху. — Ты загляни-ка в корзинку…
Незаметно оба они перешли на приятельское «ты». Старик сделал это первый, и Антон с радостью подхватил предложенный тон.
Вскоре Антон сидел перед печкой в коротких для него стариковых штанах, в ватнике, накинутом на плечи. На шестке бойко потрескивали сухие чурки, пламя лизало закопченные бока чугунка, поставленного на таган. Старик выпотрошил и вымыл рыбу, принес молодого лука с огорода. Взглянув на часы, он торопливо надел плащ, взял сигнальные флажки в кожаных чехлах.
— Ты командуй тут сам, а я пойду тридцать восьмой, пассажирский, встречать. Через четыре минуты пройдет.
Антон подкинул дров и подошел к окну.
Издалека приближался гул поезда, донесся долгий свисток, приглушенный дождем. Старик застыл у опущенных шлагбаумов, подняв неразвернутый желтый флажок. Вагоны промчались мимо ярко-зеленые, словно лакированные после дождя. И снова тишина опустилась на лес, дорогу и одинокий домик с двумя березками под окном…
— Ну вот, теперь целый час поездов не будет, — проговорил путеобходчик, возвратившись. — Посидим спокойно. Капустки не достать ли на закуску?
— А что ж, неплохо.
Старик сходил на погреб, принес капусты и рубленой, и пластовой. Из посудного шкафа достал блюдо, пару деревянных ложек и два граненых стакана. Нарезал хлеб. Приготовив все, тоже подсел к огню, набил трубку. Попыхивая крепким махорочным дымом, долго смотрел на бойкие язычки пламени, метавшиеся вокруг чугунка. Спросил Антона:
— Ты, стало быть, у Афанасия вроде караульщика живешь, за домом глядишь?
— Да нет. В доме у него жена осталась.
— А чего ж он и ее не взял?
— Да хозяйство здесь, куры, поросенок, огород посажен. С его-то заработка, пожалуй, живо ноги вытянешь.
