Виктор Конецкий - Том 1. Камни под водой
— Как у тебя с буксирным устройством? Если что, я подам проводник на спасательном круге. Держись все время под ветром.
— Только бы не крепчал больше ветер.
— Арсеньич предупреждал меня в Провидении о дизеле, но флагмех дал добро на выход.
— Дойдем. Дойдем, Глеб. И все будет хорошо. Когда рядом случается смерть, вдруг меняются все масштабы.
— Да… Он даже не успел ничего сказать.
— Флагман предлагает желающим оставаться на Камчатке. Гниет икра на рыбокомбинатах побережья. Надо ее срочно вывозить. Слышал об этом?
— Нет.
— Ты только не раскисай, Вольнов. И не суй спички в коробок. Я про обгорелые говорю.
— Это Агния тебе говорила про спички?
— Да. Она, наверное, это говорит всем.
— Я получил от нее письмо в Провидении. Мне больше незачем торопиться в Архангельск, Яков.
— Все очень глупо получается. Все несолидно. Как у мальчишек.
— Рано или поздно она позовет меня. И я поеду. Тебе неприятно слышать это.
— Мы подадим тебе манильский трос, если дизель накроется совсем.
— Хорошо. А мы отклепаем пока якорь от цепи. Хорошо, что у нас якоря не в клюзах, а на палубе.
— Мы похороним старика так, чтобы от могилы было море видать. И будем приходить к нему водку пить.
— Он совсем не пил последнее время. И всегда острил: «Я могу теперь только наклейки на бутылках прочитывать…»
— Он любил острить, твой толстяк.
— Последнее время он только и думал о дизеле. Уже совсем не верил себе и все время чего-то боялся… Ну что ж, до связи!
— До связи!
12
В Ленинграде была поздняя осень, шли дожди, ветер с Финского залива поднимал воду в Неве, в каналах.
Мария Федоровна простудилась немножко, грипповала. Но все равно выходила на улицу и читала газеты на стенках домов. Газеты на улице казались ей более интересными.
Она тосковала по сыну. Он все не возвращался, ее Глеб. И мать уже иногда сердилась на Николу Морского.
В конце октября она получила от сына письмо. Глеб писал, что перегон прошел нормально, они еще раз решили задачку из учебника четвертого класса и чин чином прибыли из пункта А в пункт Б. Он задержится на Камчатке. Здесь может пропасть много кетовой икры, и ее нужно срочно вывезти. И они будут этим заниматься. Он доволен своей судьбой. И особенно тем, что не стал философом. Сегодняшний век требует в первую очередь поступков. Только через них можно познать мир.
Мария Федоровна заплакала. Она обижалась на сына. Она так ждала, что он вернется и будет жить с ней рядом два года… И разве не могли вывезти икру без него?
1961.
Сегодняшние заботы Виктора Конецкого
Журнал «Знамя» в № 2 за 1961 год опубликовал повесть Виктора Конецкого «Завтрашние заботы». Откликнулась на нее «Литературная газета».
Несколько позднее в журналах появились статьи, в которых был дан разбор повести. Мы считаем необходимым еще раз вернуться к обсуждению этого произведения Конецкого, так как не можем согласиться с некоторыми оценками критиков.
Нам представляется важным начать с того, что тридцатилетний автор пишет о судьбах своих ровесников. О тех, чье детство опалено огнем войны. О тех, кто рано потерял отцов, мало видел детских радостей, но зато испытал полную меру невзгод. Правда, это поколение после войны не испытало ни голодовки, ни безработицы, ни разочарования, как то было на Западе. Оно могло продолжать образование. Его всегда ждала работа. Но не забудем, что, когда было голодно всему народу, эти безотцовские дети голодали и подчас работали наравне со взрослыми. Они не легко и не просто находили свое место в жизни. Они не по-детски рано вступили в нее, и кто знает, сколько бы таких детей опустилось на дно жизни в иных, чем наши, социальных условиях.
Центральный персонаж повести «Завтрашние заботы» Глеб Вольнов потерял отца, будучи в начальных классах школы. Его мировоззрение формировалось в прямых столкновениях с тяготами блокадного военного быта. Глеб пошел в школу юнг. Он был сызмальства самостоятелен в суждениях и упрям в поступках. «Срочную» Глеб отслужил на флоте. Матросом он закончил десятилетку, а после демобилизации поступил в университет. Но через год бросил учебу и стал плавать боцманом буксира. Был еще одни «срыв», когда он с моря уехал в Среднюю Азию с археологической экспедицией. Однако через год вернулся к морю, кончил курсы штурманов и плавал на перегонке мелких судов с верфи. Только к тридцати он обнаруживает в себе желание окончательно остепениться и сдает экзамены в высшее морское училище.
Об этой части его биографии у автора сказано очень мало, очевидно, в расчете на понимание читателя…
Итак, когда герой решил остепениться, в его жизнь вторглись непредвиденные обстоятельства. Во время действительной службы был у него задушевный друг Сашка Битов. Однажды их тральщик подорвался на мине, и Сашка погиб. И вот, через много лет, к Глебу приходит отец Сашки. Одинокий как перст, старый, не очень-то здоровый человек — судовой механик. Всю жизнь этот человек отдал морю, отдал и единственного сына, а в море его теперь не пускают «по сердцу». Глеб почувствовал, что, кроме него, некому больше позаботиться об этом старике, никто не возьмет его в море, кроме него, Глеба. И он круто ломает свои благонамеренные планы и решает еще раз идти на перегон, чтобы поддержать отца своего друга, не желающего сидеть «на краешке стула» у жизни. Так Глеб оказался капитаном махонького рыболовного суденышка, которое предстояло в караване других таких же перегнать из Петрозаводска на Камчатку.
Так что же за люди герои повести? Один из критиков считает, что это герои «без сюжета» в жизни, без «философии». В несколько ином плане разочаровала повесть другого критика… Он настроился на морскую экзотику, ожидал увидеть «морских волков» и, не обнаружив таковых, обвинил героев в «немужественности».
Кто ж они на самом деле? Это самые обычные наши ребята, многие из них только начинают свой жизненный путь. Старший из них, с наиболее сложившимся характером, — Яков Левин… Поступки Левина внушают полное доверие к нему и как к человеку и как к гражданину: с таким не пропадешь! Он не перестрахуется за чужой счет! Перечитайте рассказ Левина об аварии в Кильском канале, когда английское судно пыталось обойти его и он, Левин, развернутый волной поперек канала, «сделал глупость: положил руль на борт и дал полный ход вперед… Думал, что на полном ходу смогу… вывернуть судно… Но не смог. Ошибся на три-четыре метра… „Исаак“ ударил нам в правый борт». Рассказано все это в протокольном стиле, но для людей, знающих специфику дела, больше ни слова не нужно. Рассказ этот, понятный морякам, быть может, действительно «не звучит» для городского жителя. Но, кажется, то подспудное, что стоит за словами, — мотивы поступков — должно волновать каждого. Мы не раз проходили Кильским каналом и подтверждаем: если бы Левин не «сделал глупость» — не предпринял самостоятельных действий, — за аварию отвечала бы администрация канала, быть может, даже лично лоцман, который для того и садится на борт каждого корабля в обязательном порядке. Возможно, педантичный англичанин поступил бы именно так, чтобы не рисковать репутацией. Левин поступил по-другому: он взял на себя ответственность и сделал то, что могло спасти корабль.
Он ошибся, так сказать, технически: в оценке инерции движения такой махины, каким был его корабль. Произошла авария, за которую его судили. Судили правильно и в меру, два года условно дали тоже правильно. Так бывает; формально виновен, а морально… пожалуй, и прав.
Хочется отметить немаловажную психологическую деталь: Левин, пониженный в тарификации, назначенный перегонять неразрядный сейнер на Камчатку, принимает этот «удар судьбы» без «скулежки», без обиды. Нам приходилось наблюдать, как такие тяжкие уроки надламывали психику слабых людей. Они начинали бояться ответственности. Но Левин остается верен главному в себе. Это видно из эпизода первой встречи Левина с Вольновым. Левин только что принял от завода новый сейнер и вводит его в ковш Петрозаводского порта. Обстановка оказалась сложной, а в рулевом управлении в этот момент обнаруживается неисправность. Левин понимает, что через минуту его корабль ждет авария. Виноват будет не Левин — завод будет виноват. И все же капитан идет на рискованный маневр и спасает судно.
Между прочим, это не столь уж редкая ситуация — такие встречаются в нашей работе. Но вдумаемся в мотив поступка: Левин принимает на свою ответственность недоделки, недосмотры поставщиков и устраняет их своими силами, не жалуясь, не конфликтуя, — ему важнее другое: выполнить то, к чему призывают его долг и собственная совесть.
Забегая вперед, укажем на третий эпизод, завершающий характеристику Левина как человека твердых и правильных жизненных принципов. Корабль Вольнова в штормящем Беринговом море остался без механика. Старик Битов все же догорел на работе. Надо самому пережить осенний шторм в этом море, чтобы представить себе самочувствие тех, кто остается в нем без страховки на такой скорлупке, где «борта толщиною в ноготь». Мощные буксиры, преданные каравану для сопровождения, начали отчаянную торговлю с руководством, отлынивая от тяжкой необходимости cопровождать аварийное судно. Остался Левин! Добровольно, мы сказали бы, из глубоко партийного ощущения товарищества. Он взял на себя нелегкую и опасную задачу страховать спутника по каравану.
