Альберт Беляев - Чайки садятся на воду
Вверх-вниз, вверх-вниз равномерно качался Матыров, стараясь удержать равновесие. Главное — это приспособиться к ритму. Тогда пропадает неприятное ощущение в желудке и ноги сами регулируют положение тела.
Вдруг откуда-то снизу до Егора донесся крик. Он насторожился: «Послышалось? Или действительно кто кричал?» Он повернулся назад, к корме, глянул вниз на палубу и похолодел: там, между двух закрепленных наглухо шлюпок, бурлящий поток воды тащил с собой человека. Крен парохода увеличился, поток хлынул за борт. Еще секунда — и человек забарахтался на гребне волны, быстро откатывающейся от судна.
Стряхнув оцепенение, Матыров выхватил из гнезда на крыле мостика спасательный круг и бросил его за борт. Сработал автоматический буй, и яркий красный снопик света замерцал среди волн.
Тут же Матыров, рванув дверь ходовой рубки, крикнул: «Человек за бортом!» — и бросился с мостика. На ходу срывая с себя громоздкий резиновый плащ и тяжелые резиновые сапоги, он подбежал к борту, поймал глазами пляшущий на волнах огонек и прыгнул в волны.
Ледяная вода ножом резанула по телу. Вынырнув, Матыров попал под удар набежавшей волны, захлебнулся и снова ушел под воду. Волны крутили и захлестывали матроса, холод сводил ноги судорогой. Он потерял из виду красный огонек спасательного круга, и на мгновение его охватил страх. Белые огни парохода, казалось, стремительно убегали от него. Матыров закричал. Но вот неподалеку шлепнулось на воду что-то тяжелое, вспыхнул красный огонек, и в его мерцающем свете Матыров увидел спасательный круг. В тот же миг темноту прорезал луч прожектора. Скользнув по Матырову, луч ушел в сторону и остановился. Матыров понял: ему надо плыть туда.
Он быстро добрался до спасательного круга, и радостное чувство шевельнулось в груди — от круга к судну тянулся тонкий и прочный линь. Матыров поспешно надел круг на плечи и сильными рывками поплыл к застывшему на одном месте лучу прожектора. Волны били в лицо, накрывали с головой, неожиданно отбрасывали далеко в сторону, но Матыров упрямо пробивался вперед. Вот мелькнуло темное пятно на воде; луч прожектора подвинулся, и Матыров увидел, как беспомощно взмахнул руками и ушел под воду человек.
Прокатилась новая волна, и совсем рядом Егор увидел в водовороте пены утопающего. Егор рванулся вперед, схватил его, подтянул к себе и при мертвенном свете прожектора узнал боцмана. Тот уже выбился из сил и был без сознания. Матыров перевернул боцмана на спину, ухватил его покрепче за ворот куртки и начал пробиваться навстречу желтому пятну прожектора. Тонкий линь, прикрепленный к спасательному кругу, натянулся, и Матыров догадался, что с судна подтягивают его к борту.
Уже у самого борта огромная волна догнала Матырова с боцманом. Косматым чудовищем нависнув над ними, она взнесла их на свой гребень и бросила на железные листы обшивки.
*Их так и вытащили на палубу вместе и положили в лоцманской каюте, спешно приспособленной под лазарет. К полудню Матыров пришел в сознание. Боцман, лежавший на койке рядом, приподнялся, осторожно взял руку Матырова и глухим от волнения голосом проговорил:
— Ну, Егор, всю жизнь буду помнить. Спасибо.
Матыров слабо улыбнулся в ответ.
Пришел старпом, запретил всякие разговоры и посоветовал спать. То и дело заходили свободные от вахты ребята.
Матыров крепко заснул.
Потом пришел капитан. Он долго молча сидел у койки Егора, пристально всматривался в его лицо и о чем-то думал. Потом встал, прислушался к дыханию спящего и, погасив свет настольной лампы, вышел.
Вечером капитан зашел в каюту старпома. Они долго обсуждали последние события на судне, перелистывали книгу приказов, в которой четким почерком старпома были записаны выговоры, объявленные матросу Матырову за нарушения дисциплины. Наконец капитан захлопнул книгу и задумчиво проговорил:
— Я все-таки думаю, что Матырова надо представить к награде. А выговоры — что ж, это для него теперь пройденный этап. — И, помолчав, твердо закончил: — Пишите приказ. Полагаю, в пароходстве нас поддержат.
ПОСЛЕДНЕЕ ТРАЛЕНИЕ
Норд-вест задул еще с вечера. Багровый сплюснутый диск солнца так и не добрался до воды — высоко над горизонтом он спрятался за лохматые серые тучи.
Быть шторму. Это уж Венцель знает наверняка. Не первый год в море. Вот и покачивать начало изрядно. Что ж, не удивительно — траулер пуст, как барабан. Три недели цедили впустую воду — рыбы все не было. Смешно сказать, но после двухчасового траления огромный новенький трал выволакивался из темной глубины Северной Атлантики почти пустым.
Не везет «Герде», что там ни говори. Да, мало приятного будет в Гамбурге, когда «Герда» вернется без рыбы. Опять попадет ему, Венцелю, хоть он всего лишь старший помощник капитана. Жилы тянуть хозяин фирмы Штиммель умеет. «Почему, — закричит, — не подсказал молодому капитану рыбные места? Почему опять без рыбы пришли?»
Попробуй подскажи этому мальчишке — не рад будешь. Венцель пробовал. И всегда оставался оплеванным. Гонора у молодого Штиммеля еще побольше, чем у его папаши.
В прошлом рейсе молодой Штиммель прямо сказал Венцелю, что, если тот будет соваться в дела капитана, им придется расстаться. И теперь Венцель молчит.
Старпом Эрих Венцель, тощий, сутулый пожилой человек с потухшими усталыми глазами, понуро стоял на капитанском мостике траулера и равнодушно смотрел вниз на палубу, где суетились матросы.
Невеселые мысли бродили в его голове. Хозяин предупреждал Венцеля, что, если и впредь траулер будет возвращаться без рыбы, фирма откажется от его услуг. «Хорошенько это поймите, Венцель», — пригрозил тогда хозяин.
Да, конечно, он хорошо понял. Но не в кармане же он прячет рыбу! Море есть море, и черт его знает, куда подевалась эта проклятая треска!
Венцель всегда хорошо ловил рыбу. Правда, он был раньше капитаном. А потом вот пришел этот молокосос Курт Штиммель — и все, удача кончилась. И трал у них новый, капроновый, вдвое больше обычного по размерам, а рыбы нет. Говорят, что придумал этот трал сам Курт Штиммель. Трал-то новый, а, видно, в порт опять придем без рыбы.
Нет, нет, только не это! Не может же так бесконечно не везти человеку! Ведь у каждого есть свой кусочек счастья, и оно должно, наконец, улыбнуться и ему, бывшему капитану, а теперь старпому Эриху Венцелю.
Венцель очнулся, неторопливо раскурил коротенькую прямую трубку, медленно обвел взглядом пустынный горизонт и снова ушел в свои невеселые думы.
Да, тяжелый оказался для него этот год. Всего месяц назад схоронил он жену Марту. Полгода она, бедняжка, мучилась. А уж сколько денег сожрали эти проклятые доктора — страшно вымолвить. Когда-то удастся Венцелю расплатиться с долгом? И все деньги пошли впустую, не помогли доктора. Доброй души была женщина, царство ей небесное! Венцель вынул трубку изо рта и набожно перекрестился.
Да, что и говорить, невесело сложилась жизнь. А вот возьми того же Ганса Штиммеля. Кто бы мог подумать, что после войны он взлетит так высоко? Уж у кого руки по локоть в крови, так это у него, у Штиммеля. Венцель помнит, как в первые месяцы после войны газеты кричали: «Ганс Штиммель — убийца поляков и русских!», «Гестаповца — на виселицу!» Судили тогда Штиммеля, дали пятнадцать лет каторги. А что получилось? Через три года он уже гулял на свободе. Теперь поди достань его — Ганс Штиммель уважаемый человек, он совладелец крупной рыбопромышленной фирмы. С ним считаются в Бонне. Говорят, будто в этом году его даже изберут в бундестаг. Что ж, видно, каждому свое.
— Хэлло, чиф! Вы что, заснули там? — вдруг раздался грубый окрик.
Венцель вздрогнул и поспешно оглянулся. На него в упор смотрели колючие глаза капитана Курта Штиммеля. Краснолицый здоровяк был весь в отца. И ничего не сделаешь, надо подчиняться, надо смеяться его шуткам, надо угождать. Не так-то легко найти сейчас работу. Разве что наняться в военный флот бундесвера? Нет уж, с него хватит, Венцель больше не желает подставлять свою грудь под пули. Да и не возьмут его — стар стал, и заслуг особых нет. В нацистской партии он не состоял, подвигов во имя фюрера не совершал. А теперь на таких опять стали косо смотреть.
Венцель горестно вздохнул, и жалкая улыбка появилась на его лице.
— Никак нет, герр мастер. Задумался.
— Сколько времени трал в воде?
— Час пятнадцать, герр мастер.
— Маловато. Потралим еще.
Венцель покорно кивнул.
Между тем ветер дул все сильней и сильней. Море сначала непривычно потемнело, покрылось мелкой рябью, затем побежали редкие белые барашки. И вот уже всюду видны крупные гривастые волны. Они тяжело бьются о корпус траулера и то и дело заливают палубу.
Матросы скучились под полубаком. Они смотрели на мостик, ожидая команды выбирать трал.
