Олег Грудинин - Комсомольский патруль
— Сбегаем посмотрим, — предложил командир. — А то не удастся увидеть гада. Только пост оставлять нельзя. Придется кому-то остаться.
И как-то получилось, что остаться пришлось Яше. Может быть, потому, что все кричали, обсуждая случившееся, а он слушал и стоял молча? А может быть, потому, что он был меньше всех ростом?
— Семь минут бегом — туда, семь — обратно, минута там, и мы тут как тут, — утешали его ребята. — Добро? Ты не обижайся, может, и ты успеешь.
— Идите, идите, — заторопил их Яша, отвернувшись, чтобы никто не заметил в его глазах горечи. — А то и впрямь увезут, не успеете.
Уже наступили сумерки. От загоревшихся на улице фонарей в неосвещенных дворах казалось еще пустыннее и темнее. Особенно угрюмо и мрачно выглядели дровяные сараи, которых так много в глубине дворов на окраине города.
Яша окинул взглядом пустую улицу и решил пройти немного, чтобы заглянуть во дворы.
Маленькая надежда на то, что и ему, Яше Забелину, доведется участвовать в поимке преступника, исчезла. Но из добросовестности он решил проверить на всякий случай сарайчики: мало ли что может быть в этих деревянных трущобах? Яше было немного страшно. Он никому, даже самому себе, ни за что не признался бы в этом. И поэтому-то с такой тщательностью он осматривал каждую щель, как бы идя навстречу воображаемой опасности.
Когда Яша, выйдя из крайнего дома на улицу, увидел спины трех человек, быстро вошедших во двор напротив, сердце у него дрогнуло. Один из этих трех, как ему показалось, заметно прихрамывал.
«Ерунда, — подумал Яша, быстро пересекая улицу. — Воображение разыгралось. Его же поймали, он в штабе, этот Хромой волк. — Но ноги сами уже несли его в тот двор. Он успел как раз вовремя. Еще секунда — и трое подозрительных людей исчезли бы в узком проходе между сараями.
Теперь Забелин уже не сомневался. Один из них хромал на левую ногу. Чуть подождав, Яша тоже нырнул в темноту дощатой лазейки. Он запутался бы в этом лабиринте, но люди вполголоса разговаривали, и Забелин пошел за ними, стараясь ступать как можно легче. Ему сильно мешало сердце, заглушавшее, казалось, своим стуком даже звук его собственных осторожных шагов. Кое-что из их разговора он все же услышал.
— Не вовремя ты, Волк, затеял товар сдавать, — сказал кто-то из троих. — Патрулей сегодня почему-то много, засыплемся.
— Не трусь, Блинок, — ответил другой голос, безразличный и властный. — Они уже давно спать пошли, их мамы ждут. Болт предупреждал, что в десять уйдут. А мы шмутки принесем, у Мяса на хазе и заночуем. Через несколько дней все равно смываться надо. Суки по пятам уже ходят. Горячо становится. Ах, чтоб тебя!..
Послышалось грубое ругательство: видимо, говоривший наткнулся на какое-то препятствие.
— Понатаскали сюда бревен с гвоздями, падлы! Кажется, ногу раскровянил.
— Сядь, — посоветовал третий голос, — перевяжи, а то заражение будет.
Забелин остановился. Несколько минут слышалось только кряхтение и приглушенные ругательства. Затем снова раздался ворчливый голос:
— Вот со свиньями бы провернуть поскорее, а там на юг...
— Мне еще этого щенка, Ракитина, убрать надо, — ответил властный голос Волка. — Уберу — всем им наука.
— Удачливый ты, Волчишка, — завистливо произнес тот, кого звали Блинок. — Ну, пошли, что ли? Перевязал?
— Пошли.
Голоса стали удаляться. Сжав зубы, чтобы не стучали от волнения, Яша двинулся вслед. Неожиданно сараи кончились.
«Проходной двор, — сообразил Яша. — Доведу до квартиры, потом милицию позову. Всю банду накроем».
Но вышло совсем не так, как он ожидал.
Перейдя еще одну улицу, бандиты вошли в новую подворотню.
«Упущу!» — испугался Яша.
Стремительно перебежав улицу, он шагнул за ними в темноту двора. В ту же секунду чьи-то сильные руки схватили его за горло, зажали рот.
— За нами следишь, сука! — сказал Волк. — Я тебя еще во дворе заметил. Бегаешь быстро. Блинок, дай-ка перышко! Стрелять неохота: громко будет.
— Не надо, Женечка, — попросил Блинок, с трудом удерживая Яшу за локти. — Хаза рядом, выдашь.
— Ты прав. Что же будем делать?
— Что?.. А черт, лягается!
Несколько секунд длилась борьба. Отчаянным рывком Яша вырвался из цепких рук. Схватив из лежавшей тут же кучи строительного мусора обломок кирпича, он ударил одного из противников по голове и закричал. В ту же секунду, почувствовав острую боль под лопаткой, Яша упал навзничь.
...Не застав Забелина на месте, командир группы возмутился.
— Вот тебе и тихоня! — воскликнул он озадаченно. — Без спросу улизнул. А еще губы надувал, обижался... Будет ему завтра!
— Мы тоже не имели права уходить, если на то уж пошло, — сказал кто-то из комсомольцев.
— Может быть, и не ушел? — сразу остыв, предложил командир. — Может, просто завернул на ту улицу?
— Пошли посмотрим.
Но и там Яши не оказалось.
— Я же говорил! — опять вспылил командир. — А вы его еще защищаете... — Вдруг он насторожился. — Стойте, кричит кто-то.
Прорезав тишину, где-то очень близко раздался яростный крик и мучительный, задыхающийся стон. Все мгновенно бросились туда и... застыли на месте от ужаса.
...В нескольких шагах от ребят, в подворотне проходного двора, запрокинув голову, на боку лежал Яша. Из его спины торчала рукоятка ножа. Чуть поодаль с раскинутыми ногами и проломленной головой лежал человек. Видно, кто-то несколько секунд назад пытался тащить его, потому что по песку тянулось два широких свежих следа.
Когда ребята опомнились и сообразили, что надо ловить преступников, тех и след простыл.
— Коля Губа, — сразу же определил немедленно вызванный следователь. — Вор-рецидивист, год назад выпущенный по амнистии. Ну, он мертв, а ваш еще живой.
«Скорая помощь» отвезла Яшу в ближайшую больницу. Нож, пробив левое легкое, прошел в двух миллиметрах от сердца.
— Жить будет, но пролежит долго, — сказал хирург.
Блин, как выяснилось, была кличка другого вора-рецидивиста, выпущенного по амнистии вместе с Губой. Личность Волка выяснить не удалось. Отпечатки пальцев на ноже подтвердили, что ранил Яшу Иван Сякин, по кличке Блин.
Начался общегородской розыск.
ЗА ЧЕМ ПОЙДЕШЬ, ТО И НАЙДЕШЬ
По хорошей комсомольской традиции очередное заседание бюро райкома началось, как обычно, с приема в комсомол. В комнату, где мы заседали, вошли двое: юноша с папкой и девушка-подросток. Губы ее были плотно сжаты, брови нахмурены так, что почти сошлись на переносице. А руки теребили какой-то небольшой сверток.
— Я секретарь комитета двести десятой школы, — отрекомендовался юноша. — На общем комсомольском собрании школы мы приняли в комсомол Шуру Ильенкову.
Он посмотрел на девушку, и еле заметная ободряющая улыбка появилась на его губах.
— Ильенкова — отличница, — словно вспомнив, добавил он, — учится на одни пятерки. Вот ее заявление.
Достав из папки аккуратно исписанный лист тетрадной бумаги, юноша протянул его Иванову.
— Читайте, товарищ секретарь, — кивнул тот головой, — читайте сами. Садись, Ильенкова, что же ты стоишь?
— Спасибо, — ответила Шура. — Здравствуйте — я забыла с вами поздороваться.
Заявление было коротким:
«Прошу принять меня в ряды Ленинского Коммунистического Союза Молодежи. Я хочу всей своей жизнью, всеми делами служить моему народу и Советской Родине. Программу и устав я знаю. Ученица 6-го класса 210-й школы Ильенкова Александра».
Ваня Принцев взял у секретаря Шурино заявление и, молча перечитав, положил на стол. Внизу под подписью была не зачитанная секретарем приписка:
«Четырнадцать лет мне уже исполнилось».
— Шура, — медленно спросил Иванов, — почему ты решила вступить в комсомол?
Брови девушки дрогнули, в глазах мелькнул испуг.
— А что, — встрепенулась она, — разве я неправильно написала?
— Нет, написала ты очень хорошо, а вот как ты надумала писать это заявление? Тебе кто-нибудь предлагал вступить, или ты сама решила?
— Предлагал, — помедлив, призналась девушка.
— Кто?
— Папа.
— Где он у тебя работает?
— Он не работает, — голос у девушки дрогнул, — папа погиб на фронте.
Ненадолго воцарилось молчание.
— Как же он мог тебе предлагать?
— Вот, — девушка протянула руку и положила на стол сверток. — Мой отец был в тылу фашистов, в партизанском крае. Его ранили, и он прислал маме это письмо. Он написал: «Воспитай дочь настоящей комсомолкой, об этом я мечтаю, за это я дерусь».
Повторив эти, видимо давно уже заученные строки, девушка перевела дыхание.
— Написал, а потом, когда поправился и снова стал воевать, его вместе с дедушкой схватили. Дедушку отбили партизаны, а отец погиб. Когда я поступила в пионеры, дедушка отдал мне это письмо.
Осторожно, как святыню, Принцев взял в руки сверток. В чистый носовой платок были завернуты три Шурины фотокарточки и треугольный солдатский конверт. Не раскрывая письма, Ваня так же осторожно положил все это на стол.
