Николай Струздюмов - Дело в руках
— Степан Григорьевич, не забудьте: ему на легкую.
Кадровик задержал палец на цифре «3»:
— Швейцара место было в первой столовой. Подойдет?
— По-моему, подойдет.
— Ну и хорошо. Зови его.
Когда Володя с сестрой входили в кабинет, начальник по кадрам уже кричал в трубку:
— Прохоров, тебе швейцар требовался! Ну, вот. Предлагаю кандидатуру… Что? Много желающих? А ты их хорошо знаешь, этих желающих?.. Ну, вот. А этот свой человек. В нашей системе уже… (он посмотрел на заведующую, та моментально: «Пятнадцать!») пятнадцать лет работает. Да так работает, что комар носу не подточит. Да уж не беспокойся (тут кадровик скользнул взглядом по внушительной Володиной фигуре), не беспокойся, говорю, хороший будет швейцар. — Потом, не переставая говорить, всмотрелся в лицо Володи, в его глаза и уже менее уверенно произнес: — По-моему, ничего швейцар будет. Да чего ты меня пытаешь? Вот поработает человек и узнаешь сам. Главное — мужик. Ты ведь мужика хотел? Ну и вот… Что-что? У Марии Ивановны работал. В шестой. Да Мария Ивановна же и устраивает. Да зачем спихнуть? Она его, наоборот, отпускать не хочет. Что? Да ему надо на легкую. Да, на легкую! Он требует. То есть не совсем он, а его сестра. Да не ее, а его, его сестра! Послушай, Прохоров, ты чего мне голову морочишь? Я тебе хорошего работника предлагаю, чтобы не упустить его из системы, а ты? Что я сам себе враг, что ли? Ну, договорились? Ну и слава богу!
Кадровик повесил трубку и облегченно вздохнул.
— Ну и морока с тобой, — произнес он, обращаясь к Володе. — Как твоя фамилия?
— Белоусов, — хором ответили заведующая и сестра.
— А имя-отчество?
— Володя, — ответила сестра, а заведующая ничего не ответила, поскольку никогда не знала Володиного отчества.
— Ну вот что, Володя, — сказал начальник, тут же начисто забыв Володину фамилию, — есть полная договоренность. — И уже обращаясь к женщинам: — Оформляйте. Всего вам хорошего.
Когда вышли из кабинета, сестра недоверчиво спросила:
— А че же со мной-то не посоветовались? Она на самом деле легкая — эта швейцарская должность?
Тут заведующая уже не выдержала:
— Господи! Да уж куда легче — двери открывать да закрывать.
И стал Володя швейцаром…
Как он справлялся на новом месте и как себя чувствовал, в шестой столовой, находившейся на окраине, никто доподлинно не знал. Только размытые, отрывочные слухи кое-что доносили. И по этим слухам выходило, что работает теперь Володя в центре города, в столовой ресторанного типа. Что стоит он у дверей, постоянно в глаженом халате, всегда чистый и выбритый, лицо белое, с румянцем. Самый живой интерес вызвал у женщин тот факт, что Володя всегда выбрит. Делались разные догадки и предположения. Неужто так может изменить человека новое место?
Еще говорили про Володю, что он теперь на виду. Что во время обеденных перерывов и особенно по вечерам он возвышается перед толпой нетерпеливых, жаждущих попасть в обеденный зал или пробиться к буфету. А про субботние и воскресные вечера и говорить нечего: Володю улещивают, его угощают папиросами, которые он не курит, перед ним заискивают. В общем, благоденствует Володя, и до него теперь не просто дотянуться.
Однако, не больше как через два месяца, в тот самый утренний час, когда по предприятиям и точкам общепита развозятся продукты, в столовой номер шесть отворилась дверь, и перед глазами пораженных работниц предстал Володя с навьюченным плечом.
— Здравствуйте! — провозгласил он, широко улыбаясь. — Принимайте!
Володю тут же обступили. С трудом добрался он до буфета и поставил ящик на пол.
На него посыпались вопросы: «Почему? Отчего? Разве там хуже? В чистоте? В тепле? Неужто ушел добровольно?».
Володя всем только и отвечал: «Ага», «Ну да», — и ничего вразумительного от него добиться не удалось.
А ушел оттуда действительно по собственной охоте…
За неделю до того, как Володя появился в столовой с ящиком на плече, он побывал у заведующей в кабинете. Вошел он с заднего хода и в дверь протиснулся осторожно. Заведующая встретила его с радостным удивлением.
А через час она уже звонила в трест столовых начальнику отдела кадров и просила принять «по срочному делу».
— Ну какое у вас там дело? Выкладывайте скорее, — встретил кадровик.
— Да вот человек к нам хочет перейти, — и заведующая кивнула в сторону входящего Володи.
— Откуда перейти хочет? — спросил начальник по кадрам и вдруг узнал вошедшего: — Постой, постой! Да ведь это же Володя?
(Фамилии он не помнил, хотя других знал и запоминал только по фамилиям).
— Володя… — подтвердила заведующая, — Белоусов.
— Ну да… Подождите. Да ведь вы, кажется, его же недавно устраивали?
— Его. В швейцары, в первую столовую, — смутившись, ответила заведующая.
— А теперь он что же — опять в возчики просится?
— Ну да, ну да, — закивала заведующая.
— А почему вы швейцаром не хотите? — спросил начальник у Володи.
— Не нравится, — сказал Володя.
— Почему?
— Не нравится.
— Но почему?
Володя глубоко вздохнул и сказал в третий раз:
— Не нравится.
Больше Володя ничего не сказал.
Если бы он был кто-нибудь другой, а не Володя, он смог бы многое прояснить. Он поделился бы, например, как трудно, когда надо поминутно отвечать на одни и те же вопросы. Особенно трудно в обеденные часы: приходится стоять перед злой голодной очередью и то и дело говорить: «Мест нет». И выслушивать язвительные замечания в адрес столовой и всей системы городского общепита и в свой собственный адрес. А по вечерам, когда перед дверью выстраивается другая нетерпеливая очередь, опять то же самое: «Мест нет», «Когда будут, не знаю». И еще: «Пива нет», «Водки нет», «Заведующего нет», «Один вермут», «Не знаю, почему нет». И все надо говорить, говорить и говорить — непосильная работа. Как раз та, которую Володя не любил. Он никогда не объяснял, не изворачивался и совершенно не пытался смягчить отношений с клиентами. Он просто говорил: «местов нет», — и запирал двери. При этом не различал ни чинов, ни званий, ни знакомых своих сослуживцев. Он не умел отличать подвыпивших от трезвых. То и дело в его часы случались недоразумения.
Может быть, тут-то Володя и начал впервые задумываться. По крайней мере, он уразумел, что если раньше для него все было хорошо, то теперь, на новом месте, выходило, что ему так не нравится и так не хочется. Всегдашняя безоблачная улыбка постепенно сошла с Володиного лица. А через некоторое время Володя решился на первый в своей жизни самостоятельный шаг: он пошел проситься назад, в шестую столовую.
Но ничего этого кадровику он объяснить не мог и упорно стоял на одном: «Не нравится».
Начальник отодвинул в сторону папки с бумагами и стал пристально рассматривать Володю, сидевшего на стуле у стены. Потом, видимо, поняв что-то, усмехнулся.
— М-да, — произнес он в раздумье.
Затем легонько постучал карандашом по столу, что-то, видимо, прикидывая, и обратился к заведующей:
— А вы возчика так и не нашли?
— Нашла, как же, — зло хмыкнув, ответила та. — Да я его с радостью выгоню. — И тут же пояснила: — Алкоголик чертов.
Кадровик вздохнул.
— Ну, так сразу и «выгоню». Перевоспитать надо человека.
И сказал, обращаясь к Володе:
— Морока с тобой. И зачем тебе надо было уходить?
— Да сестра… — начала было заведующая, но тут зазвонил телефон, начальник снял трубку, ответил ей: «Сейчас, сейчас», — и засобирался.
— В общем, делайте, как считаете нужным, — сказал он заведующей уже на ходу, — только чтобы без скандала. Я со своей стороны противодействовать не буду.
Так Володя стал снова возчиком…
В первые дни, как и в прежнее время, при каждом его появлении все моментально настраивались на веселый, игривый лад. И то и дело сокрушались:
— Да как же это Маруси-то нет?
— Да когда же у нее отпуск кончится?
— Не знает, поди, Маруся, что Володя вернулся, а то бы сразу прибежала.
Но так было в первые дни. С течением времени все как-то само собой прекратилось. Незаметно. Потихоньку. Прежнее веселье не получалось. Шутки не клеились. Все было не так, как когда-то.
И прежде всего потому, что Володя был уже не тот.
Не тот увалень с безвольной походкой, которого можно в любое время остановить и завернуть куда угодно. И не безответный старатель, мало сознающий свою пользу. Какая-то целесообразность стала угадываться во всем облике Володи. Былая неопределенная улыбчивость лица сменилась сосредоточенностью. Словом, появилась у него какая-то особая, своя жизнь, о которой другим можно только догадываться, а знать не дано.
Когда вышла на работу Маруся, ей тут же рассказали, что Володя вернулся, но стал он «не такой». Маруся все спокойно выслушала и ничему не удивилась. И именно это-то насторожило женщин.
