Евгений Емельянов - Хорошие люди
— Есть много вещей, Станислав, которые нам положено делать, но мы не делаем их. Не каждый может, например, вырастить сына, посадить дерево и написать книгу. Нам положено беречь свое здоровье, но мы не всегда думаем об этом… Пей чай. Нам или всегда некогда, или просто лень.
Станислав с жадностью сделал большой глоток, обжегся, но испытал все же приятное ощущение, когда горечь и сухость ушли изо рта.
— Я дурак.
— Не казнись! Ты уже наказан. Главное, что все теперь позади. И теперь ты знаешь, что к чему.
— Знаю… Тамара Акимовна, у вас часы есть?
— Сейчас два часа.
— Ночи?! — ужаснулся Станислав и добавил тихо: — Конечно, ночи… — Он посмотрел на окно, словно хотел лишний раз убедиться в том, что на дворе ночь. — Мне нужно шагать.
— Куда?
— Домой, куда же еще… Отец, наверно, думает, что я снова сбежал. По всему свету ищет…
— Не ищет. Варвара Петровна присылала Юру… Я ему сказала, что ты ночуешь у меня.
Станиславу нравилось сидеть в этой уютной комнате, беседовать с Тамарой Акимовной, Пить чай с вареньем. Станислав не сразу даже вспомнил о том, что ему надо добираться до Вахтомино. Вспомнив об этом, он почувствовал, что ему совсем не хочется уходить отсюда.
Тамара Акимовна словно читала его мысли. Она сказала:
— До завтра, впрочем, еще далеко, поэтому спокойно пей чай и ложись спать.
— А отец?
— Я ж говорю: Юра прибегал. И вообще все всё знают. Успокойся. — Она повторила: — Все позади. Я надеюсь, что Клавдий Сергеевич тебя не тронет.
— Пусть только попробует.
Станиславу было легко разговаривать с Тамарой Акимовной. К концу беседы с ней он уже воспринимал эту женщину так же просто, как, скажем, Веньку Барабанова. Тамара Акимовна могла бы стать хорошим другом.
— Может, я все же пойду? Я вас стесню…
— Не выдумывай! Ложись и спи. Тебе утром в первую смену? Вот и спи. Скоро вставать…
Ночь продолжалась.
Станислав лег спать на той же самой кровати, на которой он обнаружил себя после пьянки с Вениамином Барабановым в железнодорожном буфете. Лежал и долго не мог уснуть, стараясь вспомнить, что было после того, как они покинули буфет. Но ничего вспомнить не мог, кроме ярко-красных губ Марины, которые что-то втолковывали ему, втолковывали, втолковывали…
В восемь часов утра Станислав стоял у станка и хмуро смотрел на груду заготовок, которые надо было обработать до обеденного перерыва.
— Настраиваешься?
Это был сменный мастер Вадим Кирьянович Рожков. Он улыбался, но — странное дело! — улыбка не могла смягчить серьезного выражения его глаз.
— Настраиваюсь вот, — ответил Станислав.
— Трудно, наверно?
— Почему вы так думаете?
— Ну как же… После праздника первой зарплаты… Да? Село у нас маленькое…
Станислав удивился: как быстро распространяются вести!
— Село маленькое, — повторил Рожков. — Чего бы ни случилось, все становится известно. Может, тебе сегодня лучше отдохнуть, а, Стас?
— Почему?
— Работать трудно будет.
Станислав пожал плечами.
— Это не работа. Это пустяк. И я не люблю отдыхать…
— Ну, смотри…
Рожков — высокий, сутулый — пошел по цеху, и Станислав Вахтомин смотрел мастеру в спину, стараясь справиться с угрызениями совести, которые снова дали знать о себе. Вздохнув, Станислав нагнулся и взял в руки первую заготовку из тех, которые надо было до обеда пропустить через рейсмус.
Станиславу еще не удалось переговорить с другом, который манипулировал у долбежного станка; Венька только раз, обернувшись, кивнул головой в знак приветствия и показал часы на руке, и постучал по ним пальцем, давая понять, что поговорить можно будет в обеденный перерыв. Станислав знал, что Веньку Барабанова нельзя оторвать от работы, что Барабанов очень долго раскачивается в начале смены, очень долго изучает чертеж (если операция сложная), очень долго складывает у станка заготовки, чтобы они всегда были под рукой; потом Барабанов включает станок и работает, не отвлекаясь, до обеденного перерыва.
До обеденного перерыва Станислав успел передумать о многом: о Тамаре Акимовне — она все больше и больше очаровывала его; об отце, который наверняка устроит сегодня скандал; о Веньке Барабанове (думал и смотрел на него); о Марине Фабрициевой, которая сказала ему что-то важное, но он не помнил, что именно. Станислав был уверен, что Марина действительно произнесла какие-то важные слова… Что же Марина Фабрициева сказала Станиславу Вахтомину?
В обеденный перерыв Вениамин Барабанов рассказывал:
— Ты опьянел почти мгновенно…
— Я никогда раньше не пил, — нашел нужным объяснить он.
— Потом ты стал много говорить.
— Надеюсь, не матерился?
— Обошлось без этого.
— Мне все время кажется, — сказал Станислав, надеясь, что получит отрицательный ответ, — что к нам подходила… буфетчица.
— С ней ты больше всего и говорил.
— О чем? — упавшим голосом спросил Станислав.
— Марина тебя узнала, подошла и поздоровалась. А ты решил выпить с ней на брудершафт и все допытывался, как ее имя-отчество.
— Как меня… ударило по голове.
— И еще ты у ней спросил, — безразличным тоном и не улыбаясь, продолжал Вениамин, — знаком ли ей Клавдий Сергеевич Вахтомин.
Если бы Станислава обвинили в более тяжких грехах, он бы не переживал сильнее, чем теперь. Он представил себе лицо Марины, свою пьяную физиономию, тон, каким разговаривал с буфетчицей, — тон этот не мог быть доброжелательным, и ему стало не по себе. Вениамин Барабанов рассматривал свои пальцы, словно никогда раньше их не видел, и тем же скучающим голосом продолжал рассказывать о том, как Станислав спорил с алкоголиком Петрищевым о смысле жизни, как долго отказывался уйти из буфета, настаивая на том, чтобы Марина Фабрициева пошла вместе с ним к отцу выяснять отношения, как в селе, куда они пришли поздно вечером, их встретила Тамара Акимовна и испугалась…
— Она правильно сказала мне вчера, — вздохнул Станислав. — Надо было взять бутылку водки и по-людски посидеть у нее. А?
— Можно было бы, — согласился Барабанов. — И у нас можно было бы, и у вас. Но так уж положено: надо в люди идти.
— Меня теперь всю жизнь совесть мучить будет.
— Не мучайся.
— Зачем мы поперлись на вокзал? — снова вздохнул Станислав.
И услышал в ответ барабановское:
— Так положено.
Рабочий день заканчивался, когда в цехе появился отец. Он постоял в дверях, отыскивая глазами Станислава, и двинулся в его сторону. Станислав приготовился к скандалу. Он решил даже на все обвинения отца отвечать одним словом: «Виноват!» Станислав и не мог бы найти другого слова, потому что действительно провинился перед отцом, — не потому, что выпил, а потому, что завел разговор с Мариной Фабрициевой.
Клавдий Сергеевич остановился и некоторое время смотрел, как сын работает. Потом спросил обычным голосом:
— Рейсмус осваиваешь?
— Освоил уже.
— Быстрый больно… Надо так освоить, чтоб с закрытыми глазами…
— С закрытыми опасно.
Клавдий Сергеевич с любопытством оглядел фигуру сына и отвернулся. Тихо спросил:
— Рожкова не видел?
— Здесь где-то.
И все-таки Клавдий Сергеевич не мог до конца сыграть роль, которую приготовил. Он скривил губы:
— Хорошо погуляли?
— Извини, отец.
Наверно, Клавдий Сергеевич не ожидал от сына таких слов, потому что снова замолчал, хоть и хотел сказать что-то резкое.
— «Извини»… — передразнил он сына. — «Извини»… Сначала напакостит, а потом «извини»…
— Так случилось, — Станислав включил станок. — Я не хотел. Я хотел чуть-чуть.
— Ладно, потом поговорим. Не видел, говоришь, Рожкова?
— Здесь где-то, — повторил Станислав.
А через полчаса, когда вторая смена приступила к работе, а первая собралась уходить, к Станиславу подошел Рожков.
— Стас, поговорить надо!
— Пожалуйста, Вадим Кирьянович.
— Не здесь. Пойдем в «красный уголок». Там нас ждут.
В «красном уголке» находились отец и Венька Барабанов.
— Вот, — сказал Рожков. — Твой отец хочет знать, почему вы вчера напились с Барабановым.
— Отец, я же тебе объяс…
— Ерунда то, что ты мне объяснил, — грубо оборвал сына Вахтомин. — Ты думаешь, что я уши развешу, олух царя небесного…
Станислав видел, что отец снова возбужден. Чем?
— Признавайся, Стас, — сказал Вадим Кирьянович. — Легче будет. Сними грех с души. — И улыбнулся.
— Я же говорю, — прозвучал бас Вениамина, — что во всем виноват я один. Я уволок Станислава на станцию. — Он повернулся к Вахтомину. — Меня и судите.
— В нашем обществе, — сказал Клавдий Сергеевич, — каждый сам должен отвечать за свои поступки. Ты, конечно, ответишь, Барабанов, за то, что столкнул с правильного пути молодого рабочего. Мальчишку. Хоть ты и сам еще… Но пусть и Станислав узнает, почем фунт лиха. — Вахтомин повысил голос: — Ты почему напился, Станислав?
