Юрий Рытхэу - Нунивак
Таю уже открыл рот, чтобы сказать Владимиру Антоновичу, что Нунивак остался прежним селением — ничего в нём не изменилось, как Утоюк перебил его:
— Владимир Антонович, вы уж приезжайте на следующий год. И не в Нунивак, а в «Ленинский путь». Мы туда переселяемся.
— Вот как! — удивился Владимир Антонович. — Интересно.
— Вы знаете, — продолжал Утоюк, — на какой крутизне расположен Нунивак? Для того чтобы поставить даже маленький дом, надо вырубить в скалах фундамент. Но и с таким трудом поставленный дом — хорошая добыча для настоящего ветра… Раньше для эскимоса не было лучшего места, чем Нунивак. Чукчи завидовали нам — Берингов пролив близко, пути морских зверей проходили у порога наших жилищ. Сами знаете, в какое время жили. У человека была самая главная мечта: всегда быть сытым, не сдохнуть с голоду. Голод был страшнее всяких болезней… Теперь не одна еда нужна человеку. К чему цепляться за скалу, полувисеть на ней? Можно переселиться в другое место, поставить хорошие дома и жить по-человечески. На охоту ведь на моторных быстроходных вельботах ходим, не то что, как прежде, на веслах… А что в «Ленинский путь» переезжаем, это понятно: там многие наши дети живут. И люди там нам родные — сколько народу перемешалось, живя рядом…
Таю с едва скрываемой радостью слушал речь Утоюка. Председатель колхоза говорил то, что годами вынашивал Таю, о чем они подолгу и ожесточенно спорили. Выходит, всё же Таю удалось убедить своего друга.
Утоюк кончил говорить. Владимир Антонович внимательно его выслушал и повернулся к Матлю.
— А как же старики? Не против переселения? — спросил он.
Матлю, ещё не совсем оправившийся от созерцания ужасных картин, равнодушно ковырял вилкой в тарелке. Вопрос Владимира Антоновича застал его врасплох, и старик уклончиво ответил:
— Мы всегда голосуем «за».
После завтрака Таю решил навестить брата в больнице. Со спутниками договорился встретиться в райкоме.
Районная больница находилась на краю поселка. Длинное здание загибалось в виде буквы «Г», и во дворике по случаю солнечного дня гуляли выздоравливающие. Они с любопытством уставились на Таю, гадая, к кому пришел эскимос с внушительными свертками в руках.
— Таю! — услышал он голос брата.
Амирак сидел на скамейке. Он был одет в неопределенное больничное пальто и ватную шапку с ушами. Туго затянутая рука согнутой палкой торчала перед грудью. Лицо его побледнело, потеряло красноту обветренной морозом кожи.
— Иди сюда, Таю, — позвал Амирак брата.
Таю подошел и сел на нагретую солнцем скамью. Он не знал, с чего начать разговор. Всю жизнь он считал брата младшим, а себя обязанным поучительно разговаривать с ним. Но теперь перед ним был взрослый человек. Таю покряхтел, огляделся, подыскивая нужные слова.
— Вот прислала Неля, — наконец произнес он, подавая сверток. — А это от нас с Рочгыной…
— Зачем? — сказал Амирак, пряча благодарную улыбку. — Я не нуждаюсь ни в чём. Мне тут присылают из «Ленинского пути». А письма от Нели нет? — робко спросил он.
— Вот совсем забыл! — хлопнул себя по лбу Таю, он пошарил в кармане и вытащил смятый конверт.
Амирак взял письмо и положил на колени. Видно, ему не терпелось поскорее раскрыть его и почитать. Таю, понимая состояние брата, скороговоркой перечислил домашние новости.
— Всё же приняли решение переселиться в «Ленинский путь», — сообщил он под конец. — Сейчас я должен идти в райком. Будем обсуждать. Нас обком поддерживает. Помнишь, был у нас до войны секретарь райкома Владимир Антонович? Он теперь в обкоме работает. Одобряет наше решение.
— Я тоже одобряю, — шутливо сказал Амирак и бросил взгляд на письмо.
— Ну, я бегу в райком, — сказал Таю и поднялся со скамейки… — Поправляйся, приезжай.
— Скоро обещают снять гипс, — ответил Амирак. — Зайди перед отъездом, захвати письмо.
— Обязательно, — пообещал Таю. — Ты пиши быстрее. Может быть, сегодня к ночи уедем. Смотри, как солнце греет. Днем снег будет липнуть к полозьям.
Таю зашагал к райкому, с беспокойством поглядывая на небо. Весна что-то в этом году торопится. Если пролив раньше обычного очистится ото льда, можно после Первомая выходить на промысел.
В кабинете секретаря райкома его уже ждали. За столом сидел Каля, эскимос из селения Чаплино. Он листал какие-то бумаги и одновременно слушал Утоюка. Когда председатель нунивакского колхоза закончил свою речь, Каля спокойно сказал:
— Мы давно ждали от вас этого… Понимали, что нелегко расставаться с обжитой землей, поэтому и не торопили. А сейчас мне остается только приветствовать ваше решение… Товарищу Кэлы ещё не сообщали об этом?
— Нет, — ответил за Утоюка Таю, — пусть порадуется в праздники: Первого мая пошлем ему телеграмму.
Когда эскимосы вышли из райкома, Матлю разочарованно произнес:
— И это всё? Я-то думал, что райком — это умные беседы с утра до вечера: совещания, заседания… И одной трубки не успел выкурить…
— Разве плохо, когда дело решается без лишних разговоров — быстро? — спросил его Таю.
— Но всё же это учреждение… Конечно, к примеру, на море не станешь попусту болтать, если есть зверь… А здесь обстановка располагающая — мягкие удобные сиденья, большущие часы и графин на отдельном столике для утоления жажды, — ответил Матлю.
Остаток дня нунивакцы посвятили магазинам.
Таю купил большой эмалированный таз — о таком давно мечтала Рочгына. Утоюк долго приценивался к радиоприемнику.
— Может быть, купить? — посоветовался он с Таю.
— Смотри сам, — ответил Таю. — Только ведь электричества в Нуниваке нет, как ты им будешь пользоваться?
— Не для Нунивака я его покупаю, — сказал Утоюк. — В будущем собираюсь им пользоваться в «Ленинском пути».
— Я бы тебе не советовал его брать сейчас, — деловито сказал Таю. — Ехать нам на нарте, можно растрясти — вещь хрупкая. Ещё ведь не скоро переедем, успеешь купить получше.
— Пожалуй, ты прав, — сказал Утоюк, отходя от прилавка.
— Что вы понимаете в приемниках? — обиженно бросил им вслед продавец.
Вечером перед отъездом пошли попрощаться с Владимиром Антоновичем в районную столовую. Дело в том, что после шести вечера рядовое предприятие общественного питания превращалось в некое подобие ресторана с подачей спиртных напитков.
Трое эскимосов заняли столик в углу. Вскоре к ним подсел Владимир Антонович. Заказали обильный ужин на дорогу и немного вина.
Таю обратил внимание на то, что старый Матлю как-то странно озирался по сторонам и пытливо оглядывал стены.
— Мух ищешь? Ещё рано. Да и чистота не та, что в старой столовой, — сказал Таю.
— Не мух ищу, а картины, — ответил Матлю.
Действительно, со стены куда-то исчезли плакаты, которые здесь висели утром. Правда, Таю не разглядел, что на них нарисовано.
— Вот они! — радостно крикнул Матлю и показал в угол.
Возле печки, прислоненные лицом к стене, на полу лежали плакаты.
— А что на них нарисовано? — с любопытством спросил Таю.
— Не стоит смотреть, — махнул рукой Матлю. — Вредные картины. Им висеть в больнице, а не в столовой…
Владимир Антонович расхохотался и объяснил Таю и Утоюку содержание плакатов.
— На вечер, чтобы не сбить коммерции, заведующий столовой снимает их со стены, — пояснил он.
Все громко засмеялись.
Когда вино разлили по стаканам и Владимир Антонович провозгласил тост за лучшее будущее Нунивака, Таю подмигнул Матлю:
— Может, не станешь пить?
Матлю покосился в угол и храбро ответил:
— Теперь не страшно…
Около полуночи собаки спустились на залив. Было светло и тихо. Подмерзший наст отлично держал упряжки.
Таю и Утоюк сидели вместе, на второй нарте разлегся захмелевший Матлю. Он пел неразборчивую пьяную песню, заставляя оглядываться собак.
— Я рад за тебя, Утоюк, — сказал Таю. — Хочу признаться тебе: боялся я. Боялся, что переселение положит конец нашей давней дружбе… А сегодня в райкоме я вспомнил тебя таким, каким ты был много лет назад, когда Владимир Антонович вручал нам наши партбилеты. Будто сбросил ты много лет и снова стал молодым…
— Подожди, Таю, — мягко прервал его Утоюк. — Ты помнишь, в прошлом году, когда мы возвращались после песенного праздника в «Ленинском пути», что ты мне сказал?
Таю наморщил лоб, вспоминая.
— Тогда ты мне сказал, что познал секрет долгой молодости: пока у человека мысли направлены в будущее — он молод, сколько бы ему лет ни было… Вот так, Таю, я не хочу считать себя стариком, — торжественно произнес Утоюк.
11. ТУМАН НАД ПРОЛИВОМ
Вдалеке, взгромоздясь на льдины,
Неподвижно моржи лежат.
В. КЕУЛЬКУТ, Охота на моржейБеринговом проливе гремели выстрелы: начался весенний ход моржей. Огромные неуклюжие животные вылезали отдыхать на льдины, и тут их настигали охотники. Вельботы пропахли свежей кровью, соленым льдом.
