Гавриил Кунгуров - Оранжевое солнце
— Что же, на руднике не стало ни мастера, ни его помощника? Куда же они девались?
— Ты говоришь со мной, будто и в самом деле слышишь все впервые. Вчера я уезжал, а мой заместитель должен был передать мое мнение. Лучше тебя мы никого руднику дать не можем...
— Не передал. Он ведь тоже срочно уезжал; на третьем участке чуть авария не случилась... За доверие ваше рад, а подумать бы мне надо...
— Открылись новые разрезы на руднике. Давай воду, давай. Без нас в Гоби никто и шагу не сделает... Что тебе думать! Вода — твое родное дело. Вот ему стоит подумать, — и начальник посмотрел на Эрдэнэ, — у него все только начинается.
...Так жизнь неожиданно повертывала к Эрдэнэ такую сторону, о которой он и наедине с собой не осмелился бы мечтать.
Начальник взглянул на Эрдэнэ:
— Согласен? С родными надо советоваться? Времени мало, торопись, сам решай... Подберем другого.
— Согласен, но справлюсь ли, товарищ начальник. Большое дело...
— На маленькое дело я бы почтенного Бямбу не согласился отдать. Ты лишь помощник: вникай, учись, старайся...
— Спасибо, товарищ начальник, с мастером Бямбу согласен куда угодно...
— Ну, молодость. Ты слышишь, почтенный Бямбу, он согласен куда угодно. Нам не надо куда угодно, надо воду, много воды!.. Понял?
Вышли мастер и его помощник из юрты начальника, остановились, мастер дружески посмотрел на своего подмастерья:
— Надо воду, много воды! Беремся?
— Беремся, — ответил Эрдэнэ, но мысли его тут же взлетели и понеслись куда-то в другую сторону: «Напишу ей, напишу!»
Мастер пошел в мастерские, Эрдэнэ за ним. Мастер махнул рукой, щелки глаз его сузились, они говорили: Бямбу думает, не мешай ему. Эрдэнэ торопливо вернулся в юрту. Тишина, все ушли. В верхний просвет юрты весело заглядывало солнце, рассыпав по столику золотые пятна. Рад, улыбка пробежала по лицу, вспомнилось, дедушка не уставал твердить: не откладывай на завтра то, что могут руки твои сделать сегодня.
Сел за столик, схватил перо. Кто это рядом? Оглянулся — никого... рука не пишет, перо недвижимо. Как колючки боярышника, впивались упреки: ленивец, даже письма не хочешь написать. Это делал хорошо Гомбо; дедушке и бабушке всегда писали письма вместе. Бабушка не могла нарадоваться. Эрдэнэ вздохнул: что же, и теперь писать вместе? Поднял голову, светло-молочное небо заслонили глаза Цэцэг; опустил голову, стал разглядывать узоры на столике, будто видел их впервые. Ему захотелось найти для этих глаз ласковые слова, а вместо них слышалось отчетливо, как гремит под ногами звонкая галька, где-то поодаль булькает вода. Если слов нет, где же их взять? Вскочил из-за столика, руками взмахнул, выкрикивая:
— Дзун-Баин! Дзун-Баин! Тут буду работать! Большая для Цэцэг новость... С этого и надо начинать письмо.
Вспыхнул, но мгновенно погас. Перо отложил. Разве для Цэцэг это важная новость? Вспомнил, как на стройке девушка отказалась передать письмо Цэцэг. Девушка громко смеялась: «Хватит Цэцэг писем от твоего брата Гомбо!»
Эрдэнэ опустил брови, кулаком ударил по столику.
— Какая злая! Гомбо — аха, старший брат... Видано ли, чтобы младший брат закрывал своей тенью аху?
Эрдэнэ зажал виски ладонями, зашагал по юрте, губы его вздрагивали:
— Будь здоров, аха... Будь счастлив, аха...
Схватил со столика исписанные листки, скомкал их, бросил в печурку и выбежал из юрты.
Навстречу озабоченный Бямбу.
— Идешь, раскачиваясь, как ленивый верблюд, а я тебя ищу. Собирайся, уезжаем!
Эрдэнэ и не спросил, куда они едут, побежал в юрту. Скоро пришла машина и увезла мастера и его помощника на рудник для предварительного ознакомления с агрегатами их участка.
Есть в жизни ступеньки, бодро по ним поднимаешься, а бывает совсем не так: одного шага не сделаешь без упорства и упрямых усилий. Эрдэнэ, словно доверчивый барашек, блуждал среди машин, агрегатов, технических сооружений, неотлучно следуя за мастером. Эрдэнэ верил: мастер Бямбу родился — в одной руке у него гайка, в другой ключ от водонапорного насоса. Но и Бямбу первые дни тоже блуждал, упрекая себя за то, что поторопился дать согласие. Этого Эрдэнэ не замечал. Однажды Бямбу спросил своего помощника:
— Ну, как, Эрдэнэ, хоть чуточку понимаешь, что это за машины? Справимся?..
— Справимся. Пусть будут машины еще сложнее, мы тоже справимся!..
— Эх, юность, верит — любую гору перепрыгнет! Хорошо ли это? — И мастер, пасмурно взглянув на своего помощника, покачал головой, разгневанно прошептав: — Плохо!
Все чаще рождалось въедливое желание пойти в палатку начальника и отказаться от его почетного доверия — от работы на руднике. Нельзя взваливать даже на верблюда груз, который он не в силах поднять. Но вновь и вновь рылся мастер в инструкциях, справочниках, пособиях, читал все, что попадало ему под руки в походной технической библиотеке.
ЗОЛОТАЯ МЫШКА
...Тот тихий и хмурый вечер запомнился Эрдэнэ. Пили, смакуя, густой и терпкий зеленый чай с верблюжьим молоком. Мастер казался беспечным, спокойным, но от приметливого глаза не могло ускользнуть тревожное; морщины на лбу и висках углубились, курил беспрестанно, по свойственной ему привычке теребил правое ухо, а сейчас он проделывал это с таким остервенением — жаль уха, оторвет его напрочь. Эрдэнэ сидел рядом, часто запрокидывал голову, смотрел в просвет палатки и думал о руднике, только думы его будто ветер выдувал в двери, они редели и рассеивались, а юноша на крылатом коне улетал в дальние дали.
Что же тревожило мастера? Молчалив, сосредоточен. Налил чашку, неторопливо отхлебывая чай, посмотрел на своего помощника с какой-то острой напряженностью. Решал мастер впервые такую трудную задачу, она требовала быстрого ответа: вперед или назад?
Виновник — прошедший день; его провели они вместе с главным инженером рудника Цэрэндоржем. Он человек еще молодой, красивый, подтянутый, в рабочей робе, будто специально подогнанной к его небольшому росту. Окончил политехнический институт в Советском Союзе. Скор в движениях, даже, казалось, излишне тороплив, он владел техникой тонко и уверенно. Даже опытный мастер Бямбу жадно ловил каждое его слово. Для инженера машины не только послушные, точные выполнители воли человека, они — люди со всеми человеческими приметами: могут надорваться, заболеть, иногда капризничают, как дети, плачут, сердятся. Вообще особы исполнительные, если управляют ими мастера, знающие суть конструкции, понимающие назначение всех деталей. Инженер завершил инструктаж неожиданно:
— Не обижайтесь, уважаемые, до работы на этих машинах я вас пока не допускаю.
Приосанившись, он взмахнул своей маленькой ручкой, показал на зеркально блестящие агрегаты:
— Богатство государственное, дороже золота, чувствительное, нежное. Возьмите вот эти книги, инструкции, справочники. Готовьтесь сдавать технический минимум. В управлении получите ордера на квартиры. Будете гражданами Дзун-Баина.
Улыбнулся, попрощался, ушел.
Мастер Бямбу закурил и вместе с облаком дыма выдохнул:
— Вот, Эрдэнэ, мы — ученики. Будем стараться...
Круто повернулся и зашагал, за ним поспешил и его помощник. Шел Эрдэнэ, и обидное давило на него непомерным грузом. «Безобразие! — горячилось его сердце. — Почетного мастера унизили, его сделали таким же учеником, как и меня. Он не потерпит этого, он...»
— Что ты выкрикиваешь?
Эрдэнэ хотел развязать свой гневный мешок, вылить весь бунтующий кумыс, не успел, мастер остановил:
— Не подведи, Эрдэнэ, садись за книги, чего не знаешь, спросишь...
— А вы?
— Я уже сижу. Сегодня у нас последняя ночь в лагере, а завтра мы с тобой — дзунбаинцы. Пошли.
...Дни бежали один за другим, складывались в неделю, вторую.
Эрдэнэ уже знал, на каком агрегате он будет практиковаться. Засыпая, думал, скорее бы прошла ночь.
Первые три дня работал вместе с мастером, тот неотлучно стоял рядом. И только теперь Эрдэнэ открылось, что такое слаженность всех частей агрегата. Верно, есть у машины своя душа, требовательность, гордость; она не потерпит, если ее забыли хоть на минуту. Иногда ничего не делаешь, не мешай ей работать, но стой рядом, не уходи. Пусть чует твое внимание.
Мастера и его помощника агрегаты отпускали, когда плотно сгущалась синева гобийского неба.
Вчера подошел к Эрдэнэ начальник участка водоснабжения. Коренастый, плечистый монгол с бурыми скулами, опаленными солнцем; его непомерно большие глаза не смотрели в стекляшки розовых очков, а выглядывали из-под них, начальник показался Эрдэнэ сухим и недоступным. «Наверное, коренной гобиец», — подумал юноша.
Он слышал о начальнике немало. Одни говорили: знаток новой техники, не хуже главного инженера, требует знания машин; другие уверяли: не все машины слушаются его, есть агрегаты, которые не подчиняются, капризничают. Одни находили начальника справедливым; другие, наоборот, упрекали за мягкость и слабость характера. У Эрдэнэ все в голове смешалось: никто не сошьет хорошего халата из разноцветных лоскутков. Звали начальника Хутаг. Он подошел к агрегату, у которого практиковался Эрдэнэ, поздоровался, задал вопрос, все начальники задают такой вопрос:
