Борис Ярочкин - Тайга шумит
— Я хочу, товарищи, при всех вас обратиться к Уральцеву. Ты, Николай, хороший лесоруб, работать умеешь — этого у тебя никто не отнимает, но ты станешь плохим, если не будешь идти со всеми. Мы, члены звена, еще раз предлагаем: включайся в общую работу, не бойся, меньше не заработаешь! А если тебе не по сердцу, если считаешь себя выше нас, работай единоличником. Только уходи из звена, не мешай нам!
Раздались одобрительные возгласы, аплодисменты.
«Ну и язва, что наделала!» — с негодованием подумал о Татьяне Николай и, подойдя к директору, положил у его ног на трибуну сверток.
— Я отказываюсь от премии… значит, не заработал, если так люди говорят…
А в стороне стояла Воложина и покусывала губы.
«Нахалка, — ругала она Русакову, — совести у нее нету… Но ничего, она еще поплатится за все, спохватится, да поздно будет!»
39
— Вот, Таня… значит, так… значит, все между нами кончено. Ну, что ж… пусть по-твоему будет…
Таня выслушала эти слова в безмолвном оцепенении.
Что-то давило плечи, и было это «что-то» такое тяжелое, что девушке казалось — не выдержит она, упадет, разрыдается…
Николай дал себе слово не думать больше о Татьяне. Но когда первая обида прошла, он стал вспоминать слова Татьяны и Верхутина и, к собственному удивлению, увидел, что они правы.
«А правда, какой же это рекорд, когда я три дня тютелька в тютельку норму давал? Поставил рекорд, а на другой день чуть больше половины прежнего сделал… а звено и позавчера, и вчера, и нынче заготовило и вывезло не меньше, чем тогда…»
Вывод этот ошеломил его.
«Что же мне делать? Пойти к ребятам? Это можно. Простят, примут к себе. Но с какими глазами идти к Тане, как объяснить случившееся с Зиной?»
Недавно встретились случайно. Глянули друг на друга и, покраснев, отвернулись — стыдно.
— Коленька, ты чего не заходишь? — спросила Зина, не поднимая глаз.
— Не знаю… ты извини, я… мне неудобно…
— Ты не виноват, — еле слышно сказала Воложина.
— Все равно… я не знаю, что делать… как это случилось?
— Не будем, Коленька, говорить… что случилось — останется, теперь не изменишь!
— Я не могу сейчас с тобой встречаться, у меня тут, — Николай показал на грудь, — сам не знаю, что творится… все спуталось, перевернулось… дерьмо какое-то…
— А ты не думай ни о чем, займись чем-либо и забудешь, — вздохнув, тихо проговорила Зина.
— Да-да, надо чем-то заняться, — как в бреду пробормотал Николай и пошел в свою комнату. Сел за стол, сдавил ладонями виски.
«Таня, Танюша, как мне тяжело!.. Я не знаю, что делать, я заплюхался, я пропал!»
Он вскочил, заходил по комнате, не замечая сумерек, не догадываясь включить свет.
«А кто виноват, что я пошел к Зинке?.. Если бы Татьяна не разозлила меня, я бы не оказался там… А почему она злила меня? Может, не любила, а просто развлекалась, как кошка с мышкой?»
Мысль понравилась. Она оправдывала поступки, обвиняла Татьяну.
«Ну, да! Иначе бы не закричала: «Единоличник!» Это она подговорила Верхутина и ребят, чтобы против меня сказали, а я еще любил ее…»
И он уже поражался подлости Татьяны, задыхался от негодования. Николай ударил по створкам, и окно распахнулось. В комнату вместе с прохладой ворвались комары. Они носились над головой, назойливо пища, нещадно жалили его, но он ничего не замечал.
«Ты смеялась надо мной, — мысленно говорил Николай Татьяне. — Ты подлая, двуличная. Вот приди, в глаза то же скажу!»
И будто по чьему-то велению, постучав, в комнату вошла Таня.
— Извини, Коля, что потревожила, — сказала девушка, сдерживая волнение. — Я давно сделала мережку на твоих занавесках, возьми, пожалуйста.
Она подошла к столу, положила стопку выглаженных марлевых занавесок, задержалась.
Девушке казалось, вот-вот Николай подойдет к ней… Она ждала секунду, другую, пятую, чувствуя, как что-то холодеет в груди, как на глаза навертываются слезы. И не выдержала, рванулась к двери, выскочила из комнаты и разрыдалась у себя, дав волю обиде…
Часть вторая
1
До конца рабочего дня оставалось четверть часа.
Павел, хмурый и расстроенный, стоял за спиной отца и следил за его рукой. Владимир Владимирович не спеша наносил на доску показателей данные вывозки древесины за день по звеньям.
— Да-а, — шумно вздохнул Павел и встретился взглядом с техноруком. — Работал лесоучасток не хуже, чем всегда, Сергей Тихонович, вы сами видели, — как бы оправдываясь, сказал он, — а график не выполнили… Девяносто девять процентов…
— Знаешь, Владимирыч, давай на полчаса позже гудок дадим, как-никак, а трактористы успеют еще по рейсу сделать…
— Этого нельзя!
— Как же быть, Павлуша? — заговорил отец. — Третий день не выполняем график, вечером директор гром и молнии метать будет.
— Я законы нарушать не стану!
Пропел гудок.
Подошли лесорубы, столпились у доски показателей.
— Павел Владимирович, когда же это кончится? — взволнованно заговорил Верхутин. — Звено дневное задание не выполнило, а на пасеке на три-четыре прицепа разделанного леса осталось…
— Ау нас, что ли, лучше?
— Леса — завал, а трактористы не успевают вывозить!
Павел поморщился. Вспомнил, как Заневский хвастался перед секретарем райкома: «Знамя возьму, слово даю!» Повернулся к техноруку.
— А когда прибудут трактора, не слыхали?
— Трелевочные?.. Не ждите!
Павел вопросительно посмотрел на Седобородова.
— Михаил Лександрыч отказался от них, — пояснил технорук. — При мне с главным инженером треста по телефону говорил. «Не надо, — говорит, — нам трелевочные трактора, «Сталинцами» управляемся вывозить, даже в резерве есть». Тот ему что-то долго говорил, убеждал, должно, а Михаил Лександрыч в ответ: у нас, мол, трелевать пока некуда, лесосклад рядом. Посылайте их в другое место.
— А про план разговаривал?
— С главным — нет. А мне сказывал, дескать, раз трактора не дадут, то и план не повысят, а вышло…
— Шляпа! — возмутился Павел и зашагал к конторке, где стоял его мотоцикл.
«А знает ли об этом замполит?..» — подумал он, завел мотоцикл и направился к Столетникову.
Александра дома не было. Мать сказала, что недавно ушел в контору. Павел — туда. В кабинете замполита увидел Бакрадзе, Седобородова. Говорил Столетников:
— За то, что директор отказался от тракторов, спросим с него на совещании. Но скажите, чем бы они нам помогли?
Все молчали. Потом Седобородов буркнул:
— Надо добиваться, чтобы сняли с нас эти пятнадцать процентов…
— Глупости! — оборвал его Бакрадзе. — С наличной техникой мы можем перекрыть план. Вот, пожалуйста…
— Подождите, — остановил его Столетников, видя, что экономист собирается приводить цифры из своей записной книжки. — Павел Владимирович, вы, как инженер, что думаете?
Павел развел руками.
— Трелевочные трактора — новинка…
— Трелевать разделанный лес не выгодно, — вмешался Седобородов, — пачка будет меньше, чем берет прицеп. Значит, надо трелевать в хлыстах и разделывать на складе. А есть ли резон?
— Далеко, и пользы мало, — задумчиво проговорил Павел.
— Вот-вот, — обрадовался технорук, — и я о том же!
2
Раздольный, бросив взгляд на часы, поспешил домой.
Проходя мимо кабинета замполита, замедлил шаг у неплотно прикрытых дверей, огляделся. В коридоре никого не было. Прислушался к разговору. Заглянул в замочную скважину.
«Ишь, как на директора ополчились, — подумал он, слушая разговор, и вдруг мысль: — Надо рассказать Михаилу Александровичу!»
Ухмыльнулся и, довольный решением, направился к директору. Кабинет Заневского был закрыт. Выйдя из конторы, Раздольный остановился у крыльца.
«До вечера обождать, что ли?» — и зашагал по улице.
Минуя директорский особняк, увидел во дворе Заневского и обрадовался.
— Здравствуйте, Михаил Александрович! Не виделись сегодня! — льстивая улыбка скользнула по губам Раздольного; он подошел к забору. — Это ваш кобелек? Красавец!
— За любой дичью идет, — просиял Заневский, — от птицы и до зверя. Чистокровная лайка, одним словом… Рекс! — окликнул он собаку и забросил чучело косача в огород. — Зю!
Лайка сорвалась с места, в красивом прыжке перемахнула забор, нашла среди картофельной ботвы чучело, принесла хозяину.
— Умница! — похвалил Раздольный.
Заневский добродушно усмехнулся, ласково потрепал собаку. Потом поднял взгляд на Раздольного.
— Как с горбылем, — спросил он, — весь отгрузили?
— Весь… Впрочем, один штабель остался. Леснов не разрешил трогать, да и вагонов не хватило…
