Петр Смычагин - Тихий гром. Книга четвертая
— Да вот, колок вроде бы знакомый: вон — березы, по ту сторону осины есть, и тальник внизу. Там вон крохотный родничок должен быть, да теперь не сыскать его.
— Ну, а ежели тот самый колок, тогда что?
— Тогда, стало быть, Зеленая у нас на той стороне и чуток сзади. Не попали мы в нее. Теперь надо держать поправее малость.
— Да колок-то все-таки тот или не тот?
— Кажется, тот, да в такой темноте и ошибиться недолго. А кругом-то ничего не видать… Вот чего, Антон Васильевич, дойди-ка вон в тот конец и погляди, нет ли там межевого столба. В сторонке, на чистом месте стоять он должен.
Антон бросился в указанном направлении вдоль колка, и вскоре донесся оттуда голос, но слов не разобрал Тихон и стал разворачиваться в обратный путь. Антон догнал его у подвод.
— Есть там столб, — сообщил он, — старый, а снег вокруг него до земли вымело.
— Ну, теперь скоро дома будем, — сказал Тихон, влезая в тулуп и садясь на воз. — Чего бы мы теперь делали, ежели б на телегах поехали?
Качнув сани в сторону, лошадь стронула их и потянула. А Тихон, легонько подергивая правую вожжу, не неволил кобылу, а лишь подсказывал направление, приговаривая:
— Домой, домой, Машка, домой!
И лошадь, словно понимая хозяина, приободрилась и веселей зашагала. Вторая не отставала ни на шаг. Скоро, почувствовал Тихон, в иных местах под полозьями поскрипывала гладкая, накатанная дорога. Теперь вожжи Машке не нужны: сама дорогу домой найдет.
Наверно, часов десять было, как въехали они в хутор. В редкой избе огонек: не было керосина у крестьян. Во дворе, прежде чем выпрягать лошадей, Тихон спросил:
— Выгружать станем товар али как?
— Да ведь Виктор Иванович подойти должен. Вот он и скажет, что делать.
— Ну, выпрягай лошадей поколь, а я на задах местечко присмотрю. Наверно, спрятать придется.
На заднем дворе подошел Тихон к большому зароду соломы. С ближнего конца, откуда берут ее постоянно, поземкой успело ровно припорошить солому. А в центре темное пятно виднеется, вроде бы пустота. Уж не зверь ли какой ночевать устроился тут? Вернулся, взял вилы и, держа их настороже, стал подходить к зароду, а дырка-то вдруг расширилась.
— Что ты, дядь Тихон, запороть собрался нас, что ли? — послышалось оттуда. А потом поднялись, отряхивая с себя солому, Ванька Данин и Ксюшка.
— Черти вы косолапые! — похолодел весь Тихон. — Нашли местечку. Да ведь я и впрямь пырнуть мог! С ума сошли, негодники… Слышь, Иван, добежал бы ты домой да отца бы сюда кликнул поскорейши.
— А для того я тут и был, чтоб папашке сказать, как приедете.
— Уследил бы ты нас, дозорный, когда б я не зашел сюда.
Ксюшка щукой нырнула в свой двор, а Тихон с Иваном к Антону вышли. Но Иван уж не задержался тут, проскочил к воротам и исчез в снежной замети. Убрав лошадей и развернув сани оглоблями к воротам, пошли мужики в избу. Там Настасья хлопотала об ужине.
— Чего ж вы так долго-то? — ворчала она, бегая от печи к столу. — Я уж думала, стряслось чего. Да и буран вон какой расходился, свету не видно.
Успели мужики и рюмочкой погреться, и щами закусить, но до чая еще не дошло дело. А тут и Виктор Иванович явился.
— С приездом, волк вас задави, путешественники!
— Спасибо. Чай пить с нами, — ответил Тихон. — И стопочку могу поднести по такому случаю. Помиловали нас милиционеры, а она, родная, нам самим с дорожки-то, ой, как сгодилась! До костей просквозило, хоть и в тулупе.
— Уголек, видел я в санях, добрый привезли, — сказал Виктор Иванович, присаживаясь к столу. — Настасьюшка, ты самовар-то поставь нам на стол да иди отдыхать. Чего тебе возле нас маяться? Вставать-то ведь рано.
Хозяйка не перечила. Ушла в горницу и дверь за собой плотно прикрыла, чтобы дым от их проклятущего курева туда не попадал.
— Ребятишки спят? — спросил Виктор Иванович, взглянув на полати.
— Спят.
— Чего задержались-то?
— Туда хорошо доехали, — отвечал Антон, — да поздно вечером уж добрались. А на другой день, пока Блюхера отыскали, пока товар получили — опять уж вечер. За углем на станцию на следующий день заезжали. Бесплатно приказал отпустить угля. Словом, в Ключах оказались мы на шестой день к вечеру. А там — казаки. Не так чтобы здорово привязывались они, но пришлось Тихону Михалычу поработать — коня хорунжему подковал.
— Да там и ковать-то не надо было, — вставил Тихон, — у одной подковы шип сбился. Дак ведь кузнец-то был у их. Проверял он нас…
— Ну, а потом и заночевать пришлось там, чтобы совсем успокоить проверяльщиков, — продолжал Антон. — А тут еще с дороги сбились разочка два. Как понесло вчера, как завертело, тут и без казаков тошно стало.
— А сам Блюхер-то каков? — допытывался Виктор Иванович. — Немец?
— Да что ты, — возразил Тихон, — чисто наш мужик! Обходительный такой. Уж не знаю, как фамилия к ему такая пристала. Нашего вон Кестера и без фамилии признаешь. А тот прямо по духу весь нашенский… Чай-то пейте. Сахарку, извините, нету, а вот с кулагой.
— Вот чего, ребятушки, — поднялся из-за стола Виктор Иванович, скручивая добрую закрутку махорки, — я ведь не пешком пришел, а на Воронке подъехал. Сейчас перегрузим ваш товар в мои сани, сена сверху побольше бросим, и сейчас же… Ты как, Антон, выдержишь?
— О чем разговор…
— …И сейчас же двинемся дальше.
— А не нарветесь на казаков? — тревожно спросил Тихон.
— Нет, — твердо ответил Виктор Иванович. — До солодянских дозоров мы не доедем, а ежели и нарвется шальной, в такую погоду не полезет доискиваться. К тому же у нас револьверы есть на крайний случай… Да в такую ночь никто нам не встретится, скорее всего.
Уголь отвезли к кузнице и там сгрузили. Винтовки уложили в данинские розвальни, прикрыли теми же брезентами, а сверху сена положили и веревкой привязали.
Тихон в душе гордился содеянным. Ведь здоровые люди, не калеки, едва ли смогли бы сделать то, что он сделал. Но, как проводил товарищей в пургу, в ночь беспросветную, иное подумалось: ведь они каждый день, много лет по острию ножа ходят, на каждом шагу стерегут их опасности. В дальней дороге рассказал ему Антон и о побеге из троицкой тюрьмы, и о фронтовых делах многих.
6Не дремали в городе подпольщики. Тайно формировались отряды Красной гвардии. Хоть и с великим трудом, но собиралось оружие. Федич звал, убеждал своих товарищей готовить вооруженное восстание, поднимать народ на борьбу с белоказаками.
В начале второй половины декабря удалось даже организовать и провести многолюдный митинг. На него собрались не только городская беднота, но и пленные немцы, чехи, мадьяры, содержавшиеся на Меновом дворе. Митинг потребовал передачи власти в руки Советов.
В те же дни, по настоянию Сыромолотова, был создан подпольный штаб по подготовке вооруженного восстания в городе. Главой его стал двадцативосьмилетний Терентий Дмитриевич Дерибас — человек, хотя и молодой, но уже с большой биографией подпольщика.
В то же время из Петрограда, сформированный по указанию Ленина, шел Первый Северный экспедиционный летучий отряд, в составе которого было шестьсот балтийских моряков, 17-й Сибирский стрелковый полк, шесть бронеавтомобилей.
Сводным отрядом командовал молодой отважный моряк, мичман Сергей Павлов — большевик и участник штурма Зимнего. Пройдя через Вологду, Вятку, Пермь, Екатеринбург, отряд устремился на юг и двадцатого декабря прибыл в Челябинск. Всюду на своем пути он подавлял контрреволюционные мятежи и способствовал установлению Советской власти.
Через Троицк отряд должен был пройти в Оренбург, разгромить дутовские банды и открыть дорогу сибирскому, тургайскому и уральскому хлебу в столицу и центральные голодающие губернии.
Челябинскому военно-революционному комитету стало известно, что со стороны Бузулука готовится наступление красногвардейских отрядов на Оренбург. Председатель военно-революционного комитета Блюхер предложил немедленно начать наступление на Троицк, с тем, чтобы в дальнейшем Северному летучему отряду и красногвардейцам двинуться на освобождение Оренбурга.
Выступив из Челябинска, отряды сбили казачьи заставы, а потом с непрерывными боями стали продвигаться на юг. Днем и ночью жестокая, кровавая шла борьба. Свирепствовали по степному Южноуралью вьюги, трещали рождественские морозы. Не щадили они ни белых, ни красных. И люди друг друга не щадили.
Не выдерживали яростного напора красных отрядов казаки, отступали вдоль железной дороги на юг. Вышибли их со станции Еманжелинской, а потом и Нижне-Увельской. Впереди — Троицк. Но до него еще более сорока верст. Дойти надо. И, понятно, не все дойдут. Чья-то кровь с метелью, с колючим снегом смешается, кому-то из раненых мороз поможет навсегда смежить веки.
В этой рассыпавшейся по метельной степи лавине красных отрядов малой песчинкой, будто гонимой северным ветром, двигался к родному городу и Рослов Макар. 17-й Сибирский полк, расформированный за бунт, после февральской революции был сформирован снова. И не только вернулись туда они с Андроном Михеевым, но свое отделение из разведкоманды перетащили с собой. А потом и поручик Малов у них оказался. Ротой теперь командует.
