Иван Рахилло - Мечтатели
Это уже любопытно!
Без труда можно было определить, что поднимавшиеся по нашей неосвещённой крутой лестнице люди здесь впервые: спички зажигались у каждой двери.
Позванивая в темноте ключами и перепрыгивая сразу через две ступени, нас обогнал заведующий клубом Сергей Сенькин. Вслед за ним летел студент Володя Люшин. Задержавшись на площадке, они с пристальным вниманием оглядели гостей.
— А вы, собственно, какую квартиру разыскиваете? — поинтересовался Сенькин.
Робкий огонек спички осветил бледное скуластое лицо с небольшой бородкой, поднятый воротник пальто и меховую шапку.
— Мы ищем восемьдесят вторую, — ответил из темноты молодой женский голос.
— Восемьдесят вторую? А вам кого там?
— Варю Арманд.
— Варю? Тогда прошу подняться на следующую площадку, — гостеприимно пригласил Люшин, — она сейчас придёт.
Наша коммуна — на два этажа выше. У меня от усталости дрожат ноги и кружится голова. Не снимая шинели, тут же валюсь на топчан. Скорей бы уснуть, забыть о голоде.
Но вот откуда-то с лестничной площадки слышен голос Любаши.
— Костя, Костя, — нетерпеливо и взволнованно зовёт она, — скорей спускайся вниз! К нам Ленин приехал!
— Ой, да ты не ври, не ври, добрый молодец! — вместо ответа насмешливо затягивает Бульбанюк шуточную песню.
— Ну и чёрт с вами, дураками! — обижается Люба.
Первым спохватывается Порфишка.
— А может, и в самом деле приехал?
Он бросается по лестнице вниз. Бульбанюк и Зазноба — вслед за ним. Любаша входит в комнату и обеспокоенно ощупывает мой лоб.
— У тебя температура.
Как приятно прикосновение её прохладной ладошки!
Не спеша спускаемся с ней в их коммуну. У прохода в кухню Варя Арманд громким шепотом укоряет незнакомую мне девушку в наброшенном на узкие плечи теплом платке, с такими же, как у Вари, гладкими волосами.
— Это Варина сестра — Инна, — поясняет Люба и пробирается к ним сквозь толпу.
— Как всё это произошло, я просто ошеломлена, — не может успокоиться Варя, уже обращаясь к Любаше. — Понимаешь, я наказывала Инне всегда говорить, что у нас всё хорошо. А она? Как нескладно все получилось… И зачем было беспокоить Владимира Ильича!
Варя с трудом протиснулась в комнату девушек, где её ждали гости и откуда слышался громкий смех и азартно спорящие голоса.
Любаша познакомила меня с Вариной сестрой. Оказывается, мама Инны и Вари, Инесса Арманд, ещё за границей подружилась с Владимиром Ильичём и Надеждой Константиновной. Она работала в Центральном Комитете партии. Осенью прошлого года, после Международной женской конференции, она уехала на Кавказ отдохнуть и там неожиданно умерла.
Владимир Ильич и Надежда Константиновна приняли самое горячее участие в судьбе осиротевших сестер.
Мне не терпелось скорей повидать Ленина. А вдруг он уйдёт! Но Любаша удерживала меня за рукав.
— Послушаем. Это же очень интересно!
— Я часто бываю в гостях у Надежды Константиновны, — рассказывала между тем Инна. — Мне так хорошо в её маленькой комнатке, как дома. Всё так просто. И Владимир Ильич частенько заглядывает туда отдохнуть, развлечься немного. Он всегда приветлив и заботлив. Варя после смерти мамы ушла сюда, в коммуну. И Владимир Ильич при каждой нашей встрече обязательно расспрашивает меня: «Как там живёт наша Варя? Тепло ли в общежитии? Как они там питаются? Как учатся?» Мне был дан наказ — ни в коем случае не тревожить Владимира Ильича, всегда ему отвечать, что всё хорошо, тепло, живут чудесно. Но Владимир Ильич, видимо, догадывался о нашем заговоре. И вот сегодня вечером, когда я пришла к ним в гости, он, прохаживаясь по комнате, вдруг остановился, хитро так поглядел на меня и говорит Надежде Константиновне: «А что, Надюша, не проверить ли нам Инну, не поинтересоваться ли, как там живут наши студенты?»
Я сидела на диване рядом с Надеждой Константиновной и, знаете, сразу от неожиданности как-то смутилась и растерялась. А Владимир Ильич походил, походил по комнате, подошел к телефону и тут же вызвал из гаража машину. Мы сели в неё все вместе и по тёмным улицам приехали к вам в гости. Я по дороге расписывала как могла, что в коммуне всё хорошо и благополучно, но как только мы вошли в ваш грязный, неуютный и весь заледенелый двор, пришлось замолчать. Да по правде говоря, я даже и не знала в точности, где находится Барина квартира, на каком этаже. И вот пришлось Владимиру Ильичу и шофёру по очереди зажигать спички, чтобы разыскать восемьдесят вторую квартиру. Ну, а тут уж они и увидели всё своими глазами. Мне теперь и показаться неловко…
— А что же, неужто у нас уж так все и плохо? — пробубнил Порфишка Мамин, молча слушавший рассказ Инны. И решительно раздвинув толпу ребят, он протолкнул вперёд нашу гостью, проскользнув и сам вслед за ней в комнату девушек.
Любаша за руку втянула туда и меня. Так нежданно-негаданно я очутился лицом к лицу с самим Лениным.
Нет, он был чем-то неуловимо непохож на те фотографии, с которых мы делали его портреты в красках! Но чем — я объяснить не мог.
Ильич шутя спорил с окружавшими его студентами, лукаво оглядывая всех живыми жизнерадостными глазами. Падавший сверху неяркий лимонный свет электрической лампочки отражался на широкой глянцевой лысине, выявляя и подчёркивая мягкими тенями его огромный мощный лоб, коротко подрезанные усы и неожиданные веселые ямки на щеках. Волосы у него были светлее, чем мы все представляли, с рыжинкой. А в то короткое мгновение, когда отражённый в стекле свет лампочки вдруг озарил лицо Ильича, я ясно разглядел его глаза: они были у него орехового цвета.
Владимир Ильич внимательно, с каким-то задорным любопытством по очереди рассматривал каждого из нас, будто хотел проникнуть поглубже в наши сердца, узнать, что мы за народ такой непонятный, но лица ребят и девушек светились таким чистым и жарким чувством искренности, что было видно, как Ильич любуется этим чистым светом, то и дело поглядывая на Надежду Константиновну, будто ища её одобрения.
Порфишка Мамин пытался доказать Ленину, что он не знаком с новым искусством. Я не вслушивался в их спор, весь поглощённый рассматриванием Ильича.
Любаша в своём розовом дублёном тулупчике стояла рядом, по-детски округлив пухлые обветренные губы. Ильич два раза дохнул в пространство и, увидев завившееся облачко пара, лукаво покосился на Инну. Наклонившись, он как бы невзначай ощупал ладонью жёсткий деревянный топчан, покрытый серым солдатским одеялом, и покачал головой.
Все время, пока я разглядывал Ленина, меня ни на секунду не покидало чувство радостного и приподнятого изумления, будто я находился на каком-то удивительном и весёлом празднике. Это было, как во сне, — всё просто и вместе с тем необыкновенно. «Неужели я вижу Ленина? — радостно думал я. — Ленина… Ильича… Не может быть!»
Но это действительно был Ленин. С характерной своей большой головой, коренастый, подвижный, в том самом знакомом мне синем галстуке с белыми горошинками, в котором я изобразил его на большом портрете для нашего комсомольского клуба.
«А ведь я могу подойти сейчас и заговорить с ним, вот так, совсем запросто, — подумалось мне, и сердце в груди заколотилось часто-часто. — Вот возьму сейчас и подойду. И заговорю с ним. Расскажу ему об Иване Максимыче…»
Но меня перебил Бульбанюк. Он принёс и повесил на стенку свои эскизы паровозов, расписанных динамическими молниями и стрелами немыслимых расцветок. Ильич недоумевающе разглядывал эскизы и довольно долго молчал.
— И что же это должно изображать? — наконец спросил он, оборачиваясь к Бульбанюку.
— Эта динамическая раскраска паровозов, товарищ Ленин, должна ускорить ход поезда! — доложил басом Бульбанюк. Его слова были покрыты громким хохотом всей коммуны.
— Создать иллюзию ускорения… — уже с меньшей уверенностью добавил он. Ильич смеялся очень простосердечно и по-юношески заразительно.
— Зачем же создавать иллюзию ускорения, — пожимал он плечами. — Надо сделать так, чтоб паровозы просто ходили скорей, без всяких иллюзий. Простите, как ваша фамилия? — И, услышав ответ, Ленин задумчиво почесал пальцем бровь, будто что-то припоминая, а потом, вероятно вспомнив, улыбнулся и посмотрел на Бульбанюка с большой теплотой и доброжелательностью. «Уж не читал ли он, часом, его проект об обмене картин из Эрмитажа на паровозы», — подумал я.
Меня удивляло одно: почему никто из ребят не делает зарисовок с натуры. Ведь Ленин находился здесь, среди нас, никуда не спешил. Но я и сам, захваченный этой необыкновенной встречей, старался не упустить ни одной мелочи, ни одной детали и запечатлеть в памяти образ Ильича, чтобы впоследствии написать его портрет, а может быть, даже и картину. Я старался запомнить каждое его движение: они были порывисты и разнообразны — то он заложит руку за спину, то наклонится вперёд, слушая собеседника, то неожиданно откинется назад, — и всё у него выходило как-то очень непосредственно и молодо. Да, да, наконец-то я нашёл то главное, о чём так мучительно думал, — вот именно эту черту мне и хотелось подчеркнуть в образе Ильича — его удивительную юношескую оживлённость!
