Алексей Кожевников - Том 1. Здравствуй, путь!
Ахмет решил успокоить его:
— Здесь дожди редкость.
— А песок… Он для машины злей дожди.
Роман Гусев с первого шага стал заметным человеком на строительстве. Прежде всяких оглядеться, оформиться, устроиться прямо из вагона он зашел в палатку-контору участка и спросил:
— Кто здесь старшой?
Елкина в ту пору не было, и отозвался Леднев:
— Я. В чем дело?
— А в том, что не дело — держать машины под открытым небом.
— Что вам до этого, кто вы такой?
— Бригадир отдела механизации Гусев.
— В первый раз слышу.
— И понятно: я только что с поезда, не успел встать на учет.
— И разговариваете уже так… — Леднев замялся.
— Как? — спросил Гусев.
— По-хозяйски. Будто вы здесь — самый главный. Государство у нас рабоче-крестьянское, я — рабочий. Так и разговариваю, по конституции.
— А я — помощник начальника участка. Приказываю вам немедленно заняться сохранностью машин. — Леднев ядовито усмехнулся: — Тоже по конституции.
— Так и сделаю. Извольте написать приказ об отпуске материалов для постройки склада, — попросил Гусев.
— За этим обратись к начальнику.
Гусев подселился в юрту к Исатаю, где достаточно пустовало места, кормиться решил по-холостяцки, в столовой. А больше ничего и не надо. И в тот же первый день поймал Елкина. Уже предупрежденный Ледневым, что объявился этакий ферт, гусь лапчатый, Елкин подумал смешливо: «Теперь около меня будут два ферта. — Первым он считал Леднева. — Посмотрим, каков другой», — и проявил к бригадиру повышенный интерес:
— Как доехали?
— Нормально.
— Как устроились?
— Нормально.
Живший на стыке двух эпох, богатых событиями, — последние годы царизма, первая мировая война, Февральская революция, Октябрьская революция, гражданская война, разруха, военный коммунизм, восстановительный период и начало индустриализации, — Роман Гусев достаточно побывал в сложных положениях. У него выработалось великое уменье выпутываться. Ни растерянности, ни даже особого удивления ни перед чем, везде он как дома, будто все перепробовал и твердо знает: чудес нет, все нормально, главная сила — трудовой человек.
— Как нравится здесь? — продолжал Елкин.
— Нормально. Я ведь не новичок тут, — жил, воевал, скитался. И сейчас приехал не за «нравится».
— Зачем же?
— Строить по рабоче-крестьянски. Приспело наше время.
— Очень приятно, нам нужны такие. Ну, выкладывайте, с чем пришли!
Бригадир заговорил о закрытом складе для машин. Елкин сказал на это:
— Не надо. Задача не в том, чтобы укрывать, сберегать машины, а в том, чтобы поскорей убрать их отсюда куда следует. Здесь им нечего делать.
— Почему же не убирают?
— Мало рабочих, грузчиков. Вываливают из вагонов как попадя.
— Станция полна народу. Кто они?
— Грабари, плотники, укладчики.
— А те, что гарцуют на конях?
— Пока они — гости, зеваки, вестники, а нередко просто-напросто сплетники Длинного Уха. Но есть указание правительства, что наша задача — не только строить дорогу, а и широко привлечь на стройку местное население, подготовить из него умелых рабочих, техников, железнодорожников.
— Понятно, — прогудел бригадир. — Стало быть, грузчиков я должен завлекать сам.
— Да, лучше не надеяться на кого-то. Свяжись с отделом кадров, с профсоюзом и действуй! Ну, что еще?
— Тут есть телеграфистка Шолпан.
— Знаю.
— Сама доставляет телеграммы, нет разносчика.
— Знаю.
— Совсем замучилась бабенка. Надо помочь.
— Телеграф не нашего ведомства. Я не могу тратиться на него.
— А по-другому. Организовать группу содействия из тех, что скачут без дела. Вместо того чтобы гонять попусту, будут развозить телеграммы.
— Это надо обговорить с партийной частью, с профсоюзом и телеграфом.
Елкин решил, что новый ферт иного, не ледневского порядка, не критикан по духу противоречия, а вдумчивый рационализатор. Посмотрим, что будет дальше.
Гусев пошел договариваться о доставке телеграмм и вербовке грузчиков. Держался он везде по конституции: рабочему человеку в рабочем государстве всякое дело — его дело, нет посторонних. Против группы содействия при телеграфе никто не возражал. Желающих в нее набралось больше, чем надо. Отобрать двоих-троих, самых надежных, взялась Шолпан.
Для вербовки местного населения в грузчики и на другие работы решили послать комиссию. Кандидатов выдвигали и обсуждали на широком собрании в конторской палатке, наполовину открытой для света. В момент обсуждения около палатки стоял «доджик», как всегда окруженный конными и пешими степняками. На его борту сидел Тансык и что-то рассказывал собравшимся. Он поднимал руки, ноги, болтал ими, то подавался корпусом вперед, то откидывался назад, будто сидел на шиле и работал всем телом, чтобы сохранить равновесие. Все бывшие в конторе умолкли и начали вслушиваться. Но понять… где тут понять, когда они знали всего несколько казахских слов: аман, бар, жаксы, джёк.
— Агитирует, — усмехнулся Елкин, — проповедует. Что он такое в самом деле преподносит им каждый день и с такой страстью?
— Можно предполагать, что жуткую чепуху, — сказал Леднев. — Эта агитация может дать самые неприятные результаты.
— Да, правда… Надо как-то взять ее под контроль. У меня сейчас мелькнуло — приспособить Тансыка агитатором, накачать его как следует. У него есть все для заправского пропагандиста: осанка, голос, жесты. Надо заняться им.
— Все перепутает. Получится у него в голове такая хурда-мурда, что… — Леднев фыркнул.
— Он парень способный.
— Сплетник и фантазер. Был этим — как их… Длинным Ухом. Они — страшенные говоруны, фантазеры, сочинители.
— Вот и направить эти качества в добрую сторону. Вы не займетесь с ним? — предложил Ледневу Елкин.
— Отказываюсь от всяких таких занятий. С этим обратитесь к бригадиру Гусеву, он берется за все.
Решили без дальнейшей проволочки послать на вербовку Тансыка и Гусева.
В начале ноября 1927 года рано утром протяжно, сильно зазвенел паровозный гудок укладочного городка. Все знали, что так, по-заводски, гудком, решено начинать укладку великой дороги, и все сбежались к тому месту, где от старой насыпи отходила новая, еще без шпал и рельсов.
Рабочие укладочного городка заняли свои места: одни у штабелей шпал, другие у платформ с рельсами, третьи у запряженных бричек.
Еще раз прогудел паровоз. Представитель советского правительства сказал речь, закончив ее пожеланием: «Счастливого пути, строители Турксиба!»
Духовой оркестр заиграл «Интернационал», сотни людей подхватили его. При последних звуках Елкин обнял начальника укладки, старшего рабочего, и сделал такое движение, какое значило, что обнимает всех строителей. Начальник укладки сбросил пиджак, дал команду: «Начинай!» — и подошел к платформе с рельсами.
Впереди шли пароконные брички, перевозившие шпалы из склада на земляное полотно. Затем особые рабочие раскладывали шпалы в установленном порядке. В это время отдельное звено рабочих грузило на специальные вагончики рельсы и скрепления — нагруженный вагончик перегоняли конной тягой к месту укладки. Там опять же особое звено рабочих перекладывало рельсы с вагончика на шпалы. Каждые два правильно уложенных рельса немедленно пришивали костылями к шпалам. Затем по только что пришитому звену передвигали вагончик вперед и укладывали следующую пару рельсов. Сняв все рельсы, свободный вагончик убирали с пути на бровку (на край) земляного полотна и подкатывали следующий вагончик, нагруженный рельсами.
Работали дружно, яро, молча. Слышалось только самое необходимое: «Взяли! Бросили! Ать! Два! Чисто!»
В тот же день укладочный городок двинулся по новому великому пути — Турксибу.
Шолпан передала в Москву телеграмму начальника строительства: «На Южтурксибе уложен первый рельс и забит первый костыль». В ответ приняла: «В связи с открытием постройки южного участка передаем строителям крупнейшего железнодорожного пути, имеющего громадное значение для всего Союза, а также представителям средне-азиатских республик приветствие от имени Совета Народных Комиссаров и Совета труда и обороны Союза».
Шолпан сама отнесла ее в конторку строительного участка. Она светилась таким счастьем, словно сразу была и звездой, и луной, и солнцем.
3. «Первые радости»
Строительство сильно растянулось — в одних местах еще вели изыскания, в других насыпали земляное полотно, делали выемки, ставили мосты, в третьих укладывали рельсы. Луговая из маленькой, проходной станции быстро превращалась в большую, узловую, из строительной площадки — в перевалочную базу и командный пункт с комитетами партии, комсомола, профсоюза, со многими административно-хозяйственными конторами.
