Евгений Дубровин - Глупая сказка
Видно, фельдшер услышал Рисовы слова, потому что посмотрел в нашу сторону. Мне показалось, что он еще больше стал лазить под животами лосей, чтобы показать Рису, как он их не боится. Человеку свойственно тщеславие.
Закончив работу, фельдшер сложил все инструменты в чемоданчик, закрыл его и подошел к нам.
– Ноги побили. Какой-то гад положил железяку на лосиную тропу, они и побили ноги.
– А зачем он положил? – спросил Рис.
– Да просто так, для развлечения. Турист какой-то.
– А разве лоси, когда бегут, не смотрят себе под ноги?
– Когда по тропе – нет. Они верят тропе.
– Вот черти, – сказал Рис. – Бывают же такие люди.
– Всякие бывают.
– Какие же? – спросил Рис.
– Ну, есть рога отпиливают…
– Ну?
– Да… Лоси-то смирные, привыкли к человеку, хлеб из рук берут… Вот они и приспособились. Пасется лось, они приманят его хлебом к дереву, привяжут за рога, один кормит, чтобы лось не волновался, а другой пилит.
– Зачем же им рога?
– Мало ли зачем… Рога ведь красивые… На стенку вешать.
– Я бы таких чер… я бы таких туристов расстреливал, – сказал Рис. – Вы в них стреляете? У вас ружье есть?
– Доктор, мальчик, не стреляет, а лечит.
Помолчали.
– Еще какие люди есть? – спросил Рис.
Фельдшер Айболит поставил чемоданчик на землю. Чувствовалось, ему нравилось разговаривать с Рисом. Наверно, он давно ни с кем не разговаривал. Может быть, это был одинокий человек.
– Есть такие, которые на лосей охотятся. Тайно, ночью. С бесшумными ружьями. Сами такие ружья делают. Сейчас техника далеко шагнула, вот они и делают такие ружья. Обыкновенное ружье, только с глушителем. Стреляет, а ничего не слышно. Шкуру, рога забирают, а мясо варят тут же. Обычно большая компания собирается, ждут где-нибудь на берегу речки. Шашлыки жарят, водку пьют…
– Вот гады. А вы их забираете в милицию?
– Егеря этим занимаются. Но разве усмотришь? Заповедник большой, а егерей всего двое, да и то один все время прихварывает. Иногда не убьют, а только ранят. Тогда лось, если сильно раненный, забирается в чащобу и там умирает. А если не сильно, то приходит ко мне. Я его лечу.
– А еще какие люди бывают?
– Бывают хорошие. Которые любят животных.
– А-а… Про хороших я знаю. Расскажите про плохих.
– Я же тебе уже рассказывал. Но бывают и не плохие, и не хорошие. Не поймешь, какие. Убивают на законном основании. Приезжает такой с бумажкой, а в бумажке написано: разрешается такому-то и такому-то убить лося, допустим, или кабана дикого. Подпись и печать стоит. И тут уж хочешь, не хочешь, а убивать надо. Дают этому человеку ружье и ведут его на тропу, где лоси или кабаны на водопой ходят. Становится он за куст, а сзади него егерь вооруженный до зубов стоит: с ружьем и ножом. Охраняет, значит, на всякий случай – вдруг раненый лось или кабан на этого охотника кинется. Раненые кабаны особенно свирепыми делаются. И копытами топчут, и клыками рвут. Одно воспоминание от человека остается. А если все стадо кинется…
– Были случаи? – спросил Рис.
– Были. Один на моей памяти.
– Расскажите.
– Мне, мальчик, в колхоз надо ехать. У нас колхоз по соседству, я его обслуживаю, так там корова заболела. В хлеба забралась и объелась.
– Ничего, потерпит. Не надо было объедаться. Я, например, никогда не объедаюсь… Один раз, правда, был случай, – спохватился Рис, очевидно, опасаясь разоблачения с моей стороны, – но очень уж вкусное пирожное Бабушка испекла… Ну, расскажите, пожалуйста, я вас очень прошу. – Тон у Риса был умоляющий. – Ничего той корове не сделается. Надо полежать на животе, и все пройдет.
– Ну хорошо… – Фельдшер Айболит явно был доволен отсрочкой. Видно, ему не очень хотелось тащиться с утра в колхоз, чтобы лечить глупую объевшуюся корову. – Приехал однажды к нам человек, толстый-претолстый, с портфелем тоже толстым, а в том портфеле бумажка: разрешается такому-то и такому-то застрелить десять кабанов.
– Десять? – ахнул Рис.
– Ну да. Не знаю, где он такую бумажку раздобыл. И грузовик с собой привез.
– ГАЗ-51?
– Не помню уже. Здоровенный грузовище…
– Наверно, ГАЗ-63.
– Может быть. Чтобы, значит, этих кабанов с собой домой увезти.
– Куда, же он их девать будет? На базаре, что ли, продавать?
– Уж не знаю… Может, по знакомым раздать хотел. Дикая-то кабанинка она вкусная… Ну вот. А приехал он с автоматом.
– Ну? – У Риса даже рот раскрылся. Уж этого он явно не ожидал.
– Да… Бумажка есть бумажка, никуда не денешься. Надо помогать этому толстяку убивать десять кабанов. У нас тут болотце есть, куда кабаны приходят воду пить, вот у нее и устроили засаду. Толстяк, значит, с автоматом, а сзади егерь с ружьем, на всякий случай, по инструкции, значит, положено. Засели, ждут. Час ждут, два, три. А кабаны все не идут. Может, пить не хотели, поскольку не наелись, а может, почуяли что. У кабанов чутье – будь здоров, можно сказать не чутье, а предчувствие. В общем, неизвестно почему они вовремя пить не пришли.
– Они по часам, что ли, пьют? – удивился Рис.
– Часов, конечно, у них нет, но они больно уж точно пить приходят. Может, по солнцу ориентируются.
– А если солнца нет?
– Они его шкурой через облака чувствуют. Я так думаю.
– А если им ночью пить захочется?
– Тогда по луне и звездам.
– А если тучи? Тоже их шкурой чувствуют?
– Возможно. Я, мальчик, не большой специалист в этих вопросах. Я только фельдшер. Но факт, что они опоздали в тот вечер. Охотник же и егерь выпивши были, обычно перед охотой выпивают.
– Чтобы не так страшно было?
– Нет… Обычай дурацкий такой. Веселей чтобы было. Чтобы с гиканьем, свистом, улюлюканьем стрелять. А тут автомат. Ну они и поддали как следует. С автоматом-то, им казалось, очень уж интересно охотиться. Выходи на тропу и поливай. Ну вот, заснули они, значит, возле самой тропы, а звери тут как раз и побежали. Бегут и вдруг слышат – порохом пахнет. Как потом выяснилось, этот толстяк-охотник стрелял из автомата, тренировался, а почистить не почистил, поленился. А надо сказать, что дикий зверь страшно как запах пороха не любит, не выносит просто…
– Неужели они учуяли? – усомнился Рис.
– Еще как. Они гарь пороховую за два километра слышат. Они вообще любой запах на большом расстоянии чуют, лишь бы ветер был. А тогда как раз на них ветер от тех охотников дул. Вот бегут они, значит, а гарь пороховая как на них дыхнет, охотники-то совсем рядом с тропой лежали. Кабаны ну просто задохнулись. Представляешь, им-то с их чувствительным нюхом, считай, под нос неочищенный ствол сунули… Остановились, как вкопанные, впереди секач, разумеется. Секач, наверно, первым и кинулся на того толстяка. Саданул его в бок клыком. Толстяк вскочил, сонный, полупьяный, ничего не понимает… А секач ярится, на него наскакивает… Тут толстяк вспомнил про свой автомат и как полоснет по секачу… Секач упал, но тут уже все стадо на толстяка кинулось… Он строчит, а они все равно лезут. Ты слышал, какой звук у автомата?
– По телику слышал.
– По телику он громкий. А так еле слышно. Трещит, как трещотка, вот и все. Совсем не страшно. Тем более, что кабаны никогда звука автомата не знали и не боялись ни капельки. Если бы он из ружья бабахнул, тогда другое дело, тогда бы они кинулись наутек, а тут он строчит, а они лезут на него… Так и растерзали…
– Насмерть?
– Конечно. Ничего не осталось. Кабаны очень свирепые, когда рассердятся.
– А тот, другой, чего же он не стрелял? – заволновался Рис. Теперь уже он был не на стороне кабанов, а на стороне толстого охотника.
– Спал.
– Неужели даже не проснулся?
– Даже не проснулся. Пьяный же был.
– Да… Ну и дела у вас тут творятся, – сказал Рис.
– Всякое бывало.
– А вы давно здесь живете?
– Да, почитай, тридцать лет.
– И все время лечите зверей?
– Все время. За исключением войны, конечно… На фронте я людей лечил. Врачей не хватало. Ничего, справлялся. Я тебе скажу, в строении организма между людьми и животными особой разницы нет.
– Не может быть! У них вон то рога, то рыла какие-то, то хвосты.
– Ну разве что это. А внутри почти все одинаковое.
– Фу ты, гадость! – Рис был раздосадован. – Значит, у собаки и у меня внутри одинаково?
– Не сказать, чтобы уж совсем, но приблизительно одно и то же.
– Значит, если убьешь собаку, все равно что убил человека?
– Можно считать и так.
Рис был озадачен. По его лицу я видел, что он не очень верит новым сведениям о человеке и животных, но авторитет фельдшера Айболита, лечившего в течение тридцати лет животных, был в его глазах уже достаточно велик, и Рис после некоторого колебания поверил.
– Черт знает что на свете делается, – пробормотал он. – Значит, их теперь нельзя мучить, – сказал Рис как бы про себя.
Мой сын задумался. Очевидно, сцены казни животных проходили в этот момент перед его мысленным взором.
