Михаил Барышев - Весеннее равноденствие
Торопливо хлопнула дверью, и участников воскресного обеда стало меньше.
— Как дела на заводе, папа? — спросил Андрей, чтобы рассеять встревоженность отца, навеянную то ли внезапным исчезновением Ольги, то ли ее горьковатыми словами насчет ненужности семьи.
Задержись дочь, Готовцев-старший не преминул бы веско и солидно возразить. По глубокому убеждению Алексея Кузьмича, подкрепленному тремя с лишним десятилетиями, счастливо прожитыми в супружестве, семья составляет надежную основу всего, что человеку близко и дорого. От малого, вроде таких вот воскресных обедов, до того самого главного, за что старший сержант Готовцев бился смертным боем с фашистами, ради чего он растил и воспитывал детей, трудится на заводе в его самом лучшем, механическом, цеху.
Алексей Кузьмич умом понимал, что всякое поколение должно отличаться от предыдущего, иначе жизнь застопорится. Смущало его другое — в какую сторону это различие должно происходить. Взять, к примеру, семейные дела у детей. Алексей Кузьмич женился в двадцать пять лет и то считал, что малость подзадержался с таким делом. Но причина задержки была уважительная — требовалось войну довоевать.
А у Андрея что происходит в этом смысле? За тридцать отзвонило, а ни жены, ни детей. Ходит в холостяках, и ничем не проймешь его.
Ольга, было, порадовала. Кончила медицинский и тут же отпраздновали ей свадьбу, честь по чести. Внучка появилась. А потом тоже все несуразно пошло. Семья разлетелась по разным сторонам, и дочь, вишь, какие выражения теперь употребляет: кому, мол, теперь семья требуется? Да тебе она требуется, дуреха, тебе самой первой, потому что в ней твоя главная опора.
Николай тоже в жениховскую пору вошел, но, глядя на младшего сына, не чувствовал Алексей Кузьмич радости. В кого только уродился такой мартовский котище? Сидит за обедом, а на часы уже зыркает, ерзает на стуле, будто его в одно место шилом подкалывают. И добром сколько раз было ему говорено и недобрыми словами, а его, черта, ни в какой ступе не утолчешь.
Однако ничего такого вслух не сказал Алексей Кузьмич, чтобы не огорчить жену и так уже расстроенную неожиданным уходом дочери.
— На заводе у нас, Андрюша, дела хорошие. План за полугодие перевыполнили, сто шесть процентов дали. Завоевали по главку первое место. В среду нам будут вручать переходящее Красное знамя. Наш Максим Максимович, дай бог ему здоровья, о деле заботится, о людях… Строиться надумали. С северной стороны хотим пристроить еще два новых корпуса.
Андрей слушал и думал о повестке заседания депутатской группы.
— Построимся, расправим плечи и пойдет у нас, сын, дело еще веселей… Этот слесарь-кесарь молол тут всякую чепуху, так ты, Андрюша, той болтовни не слушай. Ты свое дело веди. Сочини такую станочную линию, чтобы за тысячу верст все ахнули.
Андрей вспомнил о недавно перечеркнутом ватмане и подумал, что сочинить линию куда сложнее, чем это представляют себе отец и брат. И дело тут не только в сочинительстве. Сочиненное на ватмане нужно еще довести до ума. Посмотреть, каким оно будет в натуре, в металле. А как в деле чертежи проверить? У ОКБ нет и крохотной мастерской, а уважаемые станкостроители опытные образцы маринуют лучше чем иная хозяйка огурцы в стеклянных банках — на два сезона сразу. Довести сделанное конструкторами до экспериментальной проверки потруднее, чем пролезть в игольное ушко, пройти, как в цирке, по канату под самым куполом, добыть воду из камня или установить контакт с инопланетянами. Почти год лежат без движения на станкозаводе отливки для опытного узла горизонтальной сверловки. Рабочие чертежи есть, заготовки обеспечены, комплектующее оборудование завезено, а толку? Славный коллектив станкостроителей выполняет и перевыполняет квартальные и годовые планы, получает и премии, и переходящие знамена, а отливки на участке опытных и экспериментальных работ как лежали штабелем, так и лежат.
— Может, еще доведется мне твою линию мастерить, Андрюша, — мечтательно произнес хозяин дома. — И нашему слесарю-кесарю… По самому высшему классу тебе сработаем. И с электроникой твоей смастерим, и со всеми там управляющими приставками. Наш Максим Максимович насчет всего нового тоже хорошо соображает.
— Это верно, отец, — насмешливо подтвердил Николай, управляясь с отбивной котлетой, поданной с молодой картошкой. — Соображает Максим Максимович хорошо. Но вот в ту ли сторону он у нас соображает?
— Соображение разное бывает. Кто на троих хорошо соображает, а кто по женской части имеет хорошее соображение. Агапов о заводе думает, о людях, о нас с тобой, конкретно сказать. Вот в какую сторону у него идет соображение. Как программу выполнить, а еще лучше — перевыполнить.
— Я насчет выполнения и перевыполнения как раз и говорю.
— А что говорить? Красное знамя присудили? Факт. Премию получим — другой факт.
— Я не против фактов, отец. А как к этим фактам мы пришли. В механическом цехе половина станков тридцатилетнего возраста, ни большой, ни малой механизацией и не пахнет. Вот бы о чем нашему дорогому Максиму Максимовичу побеспокоиться. Уж если начистоту, отец, то скажи, как мы план за полугодие вытянули? Вот при Андрюше скажи.
— Обыкновенно как, — несколько растерянно попытался защититься Готовцев-старший. — Как раньше, так и в этот раз.
— Именно — как раньше, так и теперь. Метод у Максима Максимовича проверенный: я тебе ящик винтиков, а ты мне машину шпунтиков, вот у нас обоих и перевыполнение. Ты давай, отец, правду выкладывай по нашему механическому цеху.
Старший Готовцев вдруг заморгал, будто невидимой пылью ему припорошило глаза, и уткнулся в тарелку.
— Знаешь, Андрюша, как у нас в цехе перевыполнение получилось? Взяли с экспериментального участка две ваших заготовки и пустили на программу. Одну взяли потому, что на механообработке вылезла литейная раковина, а вторую — чтобы вытянуть те лишние шесть процентов сверх ста, которые нужны для Красного знамени…
— Как так взяли? — переспросил Андрей. — Они же наши, ОКБ. У вас на ответственном хранении.
— Ну и на ответственном хранении, — усмехнулся Николай. — В арбитраж ведь вы не пойдете. А пойдете, тоже толку мало. Присудят штраф выплатить. Не из своего же кармана Агапов такие штрафы платит. От арбитража вам самим хуже будет. Не мытьем возьмут конструкторов — так катаньем.
— Это правда, отец?
Старший мастер механического цеха неуютно шевельнулся на стуле, сгорбил плечи и тяжело вздохнул. Ответить на вопрос Андрея ему было не просто. В доме Готовцевых могли расходиться во мнениях и спорить до хрипоты. Но расхождения во мнениях не означали расхождений в принципах. Принципам в семье никто не мог изменить.
— Правда, — ответил Алексей Кузьмич. — На время позаимствовали. Как получим заготовки, так сразу и вернем все на экспериментальный участок. Раковина ведь выскочила, разве мы виноваты…
— Да как же вы без спросу чужое-то могли взять? — тихо спросила Екатерина Ивановна. — Ты-то, отец, как мог допустить? Ты ведь за всю жизнь и порошинки чужого для себя не брал, а тут…
— Ладно, ладно, мать, — попытался было урезонить хозяин дома взбунтовавшихся участников воскресного обеда. — По такой мелочи, ей-богу, завелись…
— Какая же это мелочь? — рассерженно спросила Екатерина Ивановна. — Как у тебя язык поворачивается назвать мелочью честность человеческую?
— Для себя, что ли взяли? Для дела позаимствовали, для плана.
— Для себя, — отрезала хозяйка дома. — И планом ты тут не прикрывайся. Для себя вы чужое добро взяли. Для того, чтобы премию ухватить, чтобы Красное знамя получить. Сообразительный ваш Максим Максимович.
— Ладно, мать… Разберемся, не малые ребята.
— Не ладно. Разберетесь вы там или нет, то одно дело, а вот дома мы должны разобраться. Ты мне тех премиальных не неси. Я такие деньги видеть не желаю.
— Куда же мне их девать?
— Куда хочешь, туда и девай, а чтобы в наш дом копейка грязная не попала… В среду, говоришь, вам будут знамя вручать?
Андрей увидел, как лицо отца взялось бледностью и вилка приметно дрогнула в руке. Характер Екатерины Ивановны домашние знали хорошо, и Андрей вдруг представил картину, что может случиться, если мать вздумает пойти на заводское торжество по поводу вручения Красного переходящего знамени. С отцом же инфаркт случится, если она при всем народе скажет и половину того, что может сказать. Он кинулся на защиту обескураженного родителя.
— Погоди, мама. Надо сначала проверить, как это случилось. Я же в командировке был. Может, Агапов и Веретенников договорились по старой дружбе?
Готовцев-старший с благодарностью посмотрел на сына.
— Конечно, надо разобраться тебе, Андрюша, — торопливо сказал он, принимая протянутую руку помощи. — Ну и характер у тебя, Катерина. Сечешь словами, аж искры летят.
