Лев Колесников - Тайна Темир-Тепе (Повесть из жизни авиаторов)
Санька взял в обе руки по бокалу. Женщины сплели свои руки с его руками, и все трое, перецеловавшись, опрокинули бокалы.
Домой возвращались глубокой ночью.
— Ах, как было интересно! Какие приятные люди, какой интересный дом! — восторгалась Клавочка. — Саня, ну расскажи мне какую-нибудь историю, прошу тебя. Только чтобы захватывающе интересно!
— Могу рассказать, — согласился Санька. — В нашем городе жила девушка удивительно похожая на тебя. Она увлеклась стрельбой из огнестрельного. Когда ей исполнилось девятнадцать, она уже была заправским снайпером…
Дальше рассказ сводился к тому, что эта девушка была награждена малокалиберным револьвером. Однажды вечером на нее напал бандит, она выхватила револьвер и прострелила ему ухо. Бандит испугался и хотел бежать. И в этот момент девица прострелила ему второе ухо…
Пока дошли до расположения гарнизона, Санька успел рассказать еще две «захватывающие» истории. Расстались они большими друзьями.
Лагутина дома не было. На столе лежала записка с объяснением, где что стоит на ужин. В конце записки заботливый муж сообщал: «Уехал на второй аэродром проверять караул. Приеду утром. Крепко целую в губки и глазки. Твой Николай».
Клавочка зевнула, раздевшись, легла в кровать, но уснуть долго не могла, все вспоминала новых знакомых…
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
У Лагутиных зазвонил телефон. Клавочка спрыгнула с постели, в которой обычно проводила добрую половину дня, захлопнула книгу и сняла трубку:
— Алло, Лагутина.
— Клавочка, здравствуй. Это я, Фаина. Клавусь, мне очень хочется увидать Бориса. Я сегодня свободна весь день, и у меня есть возможность использовать дядину машину, чтобы побывать в ваших краях. Будь любезна, скажи, когда у Бори по распорядку свободное время?
— С семи тридцати до девяти вечера.
— Большое спасибо. Ты меня очень выручила. Теперь я не буду зря дожидаться и приеду точно к семи тридцати.
— Фая, только ты знаешь, ведь в городок не всех пускают. Да и Бориса могут не отпустить за ограду. Но ты не беспокойся, я для тебя все сделаю. Борис в подчинении моего Николая, а Николай, конечно, в моем подчинении. Ну, целую тебя. Я к тебе тоже на минутку выскочу. Пока.
Клавочка взглянула на часы. Было три часа дня. До приезда Фаины еще долго, но тем не менее она начала готовиться к этой встрече. Умыла заспанное личико, провела мокрым полотенцем по шее, покрутилась перед зеркалом в халате и без халата, в одном платье, в другом… Наконец оделась, напудрилась, подрисовала на левой щеке мушку, подвела брови, подкрасила губы, загнула ресницы и тут только вспомнила, что по-настоящему еще не причесывалась. До приезда Фаины оставалось чуть побольше часа. «Как раз успею», — подумала Клавочка и принялась сооружать прическу.
Устало передвигая ноги, вошел Лагутин. Увидав свою супругу в таком блистательном виде, он обрадовался.
— Клавочка, ты сегодня у меня просто чудо!
Он подхватил ее на руки и, как ребенка, закружил по комнате. Клавочка болтала ногами в лакированных туфельках и визжала. Потом чмокнула его в щеку, оставив на ней отпечаток своих губ, спрыгнула на пол и сказала в тоне капризного ребенка:
— Коленька, у меня к тебе просьба… Самая крохотная.
— Говори, Клавочка.
— Одна городская девочка хочет увидеть своего мальчика. Мальчик у тебя в группе. Это Боря Капустин. Кроме того, она что-то хочет передать от другой девочки Сане Шумову. Котик, ты разреши Боре и Сане выйти после ужина из городка.
— Подожди, подожди. «Девочки», «мальчики»… Когда ты только успела с ними перезнакомиться?
— Я же тебе сто раз рассказывала: когда Саня заходил за мной, то потом мы познакомились с его друзьями. Так вот, эта Фая… Да что тут объяснять? Действуй, котик, я же прошу.
— Клава, Борис неуспевающий курсант и нежелательно…
— Ой! Ну что ты говоришь! Какое это имеет отношение к моей просьбе, к обещанию, какое я дала Фаине. Или действуй, или… ты меня не любишь!
По щекам ее покатились самые натуральные слезы. Лагутин вскочил и, махнув рукой, помчался выполнять Клавочкину просьбу.
Курсанты строились на ужин. Лагутин вызвал из строя Бориса и Саньку и недовольным тоном, сухо, официально объявил:
— После ужина на час выйдете из расположения гарнизона. К вам гости из города. С контрольно-пропускной я договорился…
Курсанты ушли на ужин. Лагутин направился в библиотеку. Чувство неприязни к Борису не покидало его, хотя после сообщения Клавочки о городской девице, с которой Борис связан, неприязнь вроде бы должна исчезнуть. Впрочем, было тут и другое. Лагутин обратился к начальству с рапортом — отчислить Бориса из школы как не способного к летному делу, а полковник Крамаренко не согласился.
— Капустина обучать, — сказал полковник с присущей ему лаконичностью, — над воспитанием его работать. Все.
Каково было выслушать это Лагутину! Пощечина. Правда, Борис об этом не знал, да что из того? Виноват все же он. «Из-за какого-то сентиментального щенка столько неприятностей!» — с раздражением думал сейчас Лагутин.
— Неужели Фаина? — высказал догадку Борис, когда они с Санькой выходили из столовой.
— Кому же больше? — сказал Санька. — А вот ко мне кого принесла нелегкая? Ума не приложу.
За воротами, в тени тополей, их ждала Фаина. Поздоровались, и Фаина шепнула Саньке:
— Иди вниз по дороге. Там тебя ждут.
Санька пожал плечами — дескать, кто меня может ждать? — но пошел в указанном направлении. Шагов через тридцать его потихоньку окликнули. Оглянувшись, он увидел Клавочку. Она стояла, прислонившись спиной к стволу тополя, и смущенно водила по земле носком туфельки.
— Вы не подумайте, что я что-нибудь такое… — начала Клавочка. — У меня была возможность вызвать Бориса к Фаине, и я заодно решила и вам дать возможность погулять за оградой. Ведь вам приятно? То есть не со мной, а вообще… Ой! Какая я глупая…
— Клавочка, что с тобой? Ты меня называешь, как его величество, на «вы», как будто мы и не пили на брудершафт. И потом ты не только не глупая, а даже гений. Точно как в романе: ты мимолетное виденье, ты гений чистой красоты. Постараюсь отплатить тебе каким-нибудь интересным рассказом.
— Говори, Саня, мне так нравится тебя слушать…
Они пошли по аллее, и Санька начал рассказывать. Ей было немного стыдно, что она украдкой от мужа прогуливается с молодым человеком, но эта маленькая тайна сама по себе была привлекательна. Она много читала романов с тайными свиданиями, с похищениями девушек, с героическими подвигами в честь любимых, а ее собственное замужество вышло таким обыденным! Николай познакомился с ней в кино. Стал провожать, вздыхать, потом сделал предложение. Папа с мамой нашли, что он «видный», и посоветовали выйти за него замуж. Вот и все. Потом скука нигде не работающей замужней женщины. И вот Санька. Правда, он некрасивый, но подвижной, веселый, остроумный. Неужели она должна себе отказывать в этом невинном увлечении? И уж так ли велик грех — пройти под руку с посторонним мужчиной?
По жидкому перелеску Борис и Фаина пошли в направлении, противоположном тому, куда двинулись Санька с Клавочкой. Дорога шла слегка на подъем. Все шире открывался вид на гарнизон. Темнело, и в домах загорались приветливые огоньки. Из казармы долетали слова песни. Хорошо был виден отсюда и аэродром. Там тускло поблескивали крыльями выстроенные в ровную линию самолеты.
Остановились на пригорке. Борис сбросил с плеч шинель, расстелил ее и предложил Фаине присесть. Сели. Фаина прижалась к нему, заглядывая в глаза, зашептала:
— Ты, Боренька, не обижайся на меня…
— Что ты, наоборот!
— Не подумай обо мне плохо… По твоим рассказам я очень хорошо представляю, как вам трудно, и всегда рада хоть чем-нибудь помочь тебе, отвлечь от этой казармы. Спасибо Клавочке, помогла. Это ведь она ждет Саню…
— То есть как?
— Так. Соображать надо…
— Вот это здорово! — удивился Борис.
Потом Фаина повела легкомысленный разговор, перескакивая с предмета на предмет. Страшно ли летать? Санька говорил, что приехал из Сибири; это правда, что там даже летом под землей лед? Какое вино больше всего нравится Борису? И что он думает об исходе войны?
— Я, например, так боюсь, так боюсь, — созналась она. — Я очень большая трусиха… Хорошо быть мужчиной. Завидую вам.
— Есть, Фая, и девушки отважные. Вот у нас Нина Соколова — летчица, инструктор, и хороший инструктор. (Борис за последнее время разочаровался в Лагутине и завидовал товарищам, попавшим в экипаж Нины.)
— Мне это непонятно, — сказала Фаина. — Как она только может? Страшно быть военным. Я даже не могу представить, как ты на посту стоишь. Ночь. Одиночество…
