Юрий Мишаткин - Особо опасны при задержании [Приключенческие повести]
— Ну? — недоуменно спросил Полетаев.
— Сюда гляди! — хрипло потребовал Мокей.
Выше названия газеты было напечатано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь для борьбы с большевиками!»
— Что за черт! — выругался Григорий. Он вновь еще раз в недоумении перечитал «призыв» и поднял голову.
— Во, а ты не верил! — сказал Мокей. — Я, было, тоже вначале решил, что мне чертовщина мерещится. Читай дальше!
Шрифт газеты был таким же, как у московской «Правды», и колонок столько же. Но текст…
Григорий зажмурился и потряс головой. Нет, он не спал и не видел во сне кошмарный сон. Все происходило наяву.
«Сталин и его правительство заминировали Москву и подготовили взрыв столицы вместе с жителями…», «Самолеты германских воздушных сил успешно бомбят Кремль…», «С начала войны доблестные немецкие войска уничтожили более 260 советских дивизий», «Английские лорды заседают, а немцы наступают».
Заканчивалась газета взятым в рамку объявлением:
«Вырежьте и сохраните! Это является пропуском на сторону германских войск. Линию фронта может перейти неограниченное количество бойцов и командиров Рабоче-Крестьянской Красной Армии».
Далее на двух языках — русском и немецком — говорилось, что предъявитель данного пропуска не желает проливать кровь за интересы комиссаров и жидов, переходит на сторону германских вооруженных сил, где его ждет радушный прием со стороны немецких солдат и офицеров, которые обеспечат бывшего красноармейца сытной едой.
— Встал нынче ранехонько, пошел на баз, а потом до соседа. Так у школы, где завсегда свежую газету вывешивают, эту гадость увидел. Вначале, понятно, решил, что почта пришла, дай, думаю, свежую сводку с фронтов узнаю. Только стал читать — чуть кондрашка меня не хватила. Оторопь взяла. Стою, глазами хлопаю и рук поднять не могу. А как очухался — соскреб эту паскудину.
Конюх рассказывал, не выпуская из рук стакана с водой, то и дело отпивая по глотку, стараясь побороть кашель. А сержант госбезопасности продолжал читать фальшивый, сфабрикованный немецкой пропагандой номер «Правды» и от переполнявшей злости до боли сжимал зубы.
— Вчера не было этой газетенки? — наконец спросил Полетаев.
— Не было, — потряс головой Мокей. — Точно знаю, что не было: мимо школы, намедни, раз пять туда и обратно проходил. Утром эта гадость появилась.
— Та-а-к, — протянул Григорий. Несколько секунд он глядел мимо Мокея, потом резко встал и приказал: — Пошли!
— Я и говорю, — кивнул конюх. — Надо не мешкать. Потому и к тебе поспешил. Вначале хотел звонить, но потом раздумал. Лучше, подумал, лично газету доставлю. Верно?
— Верно, — согласился Полетаев. Он чувствовал в теле озноб. Тот возникал всегда от нетерпения. Григорий снял, почти сорвал, с вешалки шинель, поспешно надел ее и стал застегивать пуговицы, но они никак не желали влезать в петли. В сердцах чертыхнувшись, он нетерпеливо повторил: «Пошли!» — и, рывком распахнув дверь, пропустил Мокея на крыльцо.
— Да ты шибко не нервуй, — посоветовал конюх, увидев, как дрожат у Григория руки. — На что у меня после контузии нервишки ни к черту, а стараюсь в узде их держать.
Открыть ворота сарая и вывести мотоцикл было минутным делом. Почувствовав в руках руль, а под собой сиденье, Григорий Полетаев обрел спокойствие.
— Садись в люльку! Да крепче держись, не то вылетишь!
— Это дело! На моторе мы в Венцы за час домчим! Это, конечно, если не увязнем. — Мокей удобнее устроился в коляске, натянул на голову по самые брови шапку и выдохнул: — Жми, Гришуня, на всю железку!
Мотор завелся с пол-оборота. Выстрелив удушливыми выхлопами газа, мотоцикл затрясся и рванулся с места, разбивая в брызги лужи, проваливаясь колесами в глубокие колеи.
11
Саид-бек откинулся на гнутую спинку стула, запрокинул голову, бессильно уронил руки. Когда позади остались полет через линию фронта, ночной прыжок, путь по размытой дороге до небольшого хутора, навалилась сонливость, которая сковала все тело и заставила сомкнуться веки. Издали можно было подумать, что Саид-бек уснул глубоким сном, Но он лишь дремал, чутко прислушиваясь к происходящему вокруг.
«Сколько времени я не спал? — подумал Саид. — Вылетали в двадцать два по берлинскому времени, до этого весь день провел на ногах. Выходит, больше суток…»
Он позволил себе расслабиться. И сразу мысли начали путаться, становиться несвязными, сознание обволакивало пеленой… Последнее, что всплыло в памяти Саида, был приказ Курганникова подготовить в Венцах все необходимое для проведения агитационной кампании и, в первую очередь, избавиться от местных большевиков.
Дремал Саид-бек недолго, чуть больше десяти минут, пока председатель хуторского Совета ходил по домам членов местной партийной ячейки, но и этих десяти минут ему хватило, чтобы вернуть рукам твердость, а мыслям ясность.
Стоило услышать на крыльце шаги, как сонное забытье пропало. По давно выработанной привычке рука легла на холодную сталь рукоятки пистолета. Саид взвел курок и был готов вести огонь по каждому, кто перешагнет порог. Но вспомнив, что опасаться некого и нечего (по крайней мере, сейчас в Венцах), что своим необоснованным страхом он может преждевременно насторожить предсельсовета, Саид-бек убрал револьвер и, не расслабляясь, лишь закрыв глаза, вновь откинулся на спинку стула.
Со скрипом отворилась дверь, и в комнату заглянул Трофимов. Увидев, что представитель военкомата спит, председатель сельсовета отступил за порог. До Саида донеслись с крыльца приглушенные голоса.
— Не шуми — спит товарищ капитан. Сморило, видать. Здесь перекурим, а он пусть еще соснет малость. Давай решать, куда это Мокей мог с утра подеваться?
— К куму аль какому сродственнику пошел…
— Про это я уже его жинку пытал. Говорит, что никуда не собирался, не то бы ей доложил. Нет у Мокея понятия, а про дисциплину уж и не говорю!
— Не в армии мы.
— При нынешнем военном положении вроде как считаемся мобилизованными. Дисциплина, промежду прочим, не только в армии нужна. Партиец про нее никогда не должен забывать.
— Оно конечно… Возвернется он, ты не серчай.
— Кабы знать, куда умотал! А то ищи-свищи!
«О чем, вернее, о ком они?» — подумал Саид. Он позволил себе еще некоторое время посидеть с закрытыми глазами, потом потянулся, отчего венский стул под ним заскрипел. Тотчас вошел Трофимов. Лицо у него было виноватым.
— Так что не полный состав ячейки. Обыскались одного, да не нашли. И куда он, шут его дери, подевался, никто толком не ведает.
Позади Трофимова с ноги на ногу переминался крепко сбитый старик. Он смолил самокрутку, пряча ее в кулаке.
— Только товарищ Тупиков на месте. А Мокей Ястребов как сквозь землю провалился. Выходит, из ячейки в наличии два человека. Третьего нет.
— Большинство на месте, — вслух подумал Саид.
— Во-во! — подтвердил Трофимов и добавил: — Кворум этот самый. Можно собрание проводить и резолюцию принимать.
— Далеко ваша конюшня?
— Недалече. Пару минут ходу! Сразу же за тыном! — в два голоса ответили члены хуторской партячейки, не понимая, отчего товарищ капитан спрашивает про конюшню.
«Повезло, что в стороне от жилья и людей. Все складывается удивительно удачно», — обрадовался Саид и сказал:
— Посмотрим ваш табун. Для конницы нужно отобрать лихих коней, кто хорошо ходит под седлом.
И первым вышел на крыльцо.
Когда поравнялись со школой, Саид скосил глаза, и левая бровь у него удивленно поползла вверх. Сфабрикованного в Германии номера «Правды» на заборе уже не было.
«Жаль, что мало захватили продукции второго подразделения управления „Абвер — заграница“, — подумал Саид-бек. — Газетка, видимо, сейчас ходит в народе по рукам. Узнай те, кто состряпал ее, обрадовались бы успеху… Говорят, что люди из подгруппы IГ заняты не только печатанием фальшивых советских газет, а изготовлением денежных знаков чуть ли не всех стран мира. И так на этом деле набили руку, что их работу не отличить от настоящих банковских билетов…»
Ошметки грязи попадали Мокею в лицо, отчего конюх сидел в коляске крепко зажмурившись. А когда рисковал открыть глаза, то видел кособокую, убегающую на взгорье дорогу и редкие по обочине голые тополя.
Григорий все ниже наклонялся к рулю. Сержант государственной безопасности точно сросся с машиной и гнал мотоцикл, ныряя в глубокие лужи, поднимая за собой дождь брызг. Полетаев думал сейчас только о доставленной из хутора газете. Лишь она, эта газета, с напечатанным в ней провокационным текстом, стояла перед ним, затмив все остальное, в том числе приказ начальника и прилетевшего из Сталинграда майора госбезопасности немедленно докладывать обо всем, что может пролить свет на появление в районе вражеских диверсантов. Полетаев не задумывался, каким образом фальшивый номер «Правды» оказался в Венцах. Знал он твердо одно: надо немедленно изъять и другие фальшивки (вряд ли в хутор попал единственный экземпляр), нельзя допустить, чтобы фашистская лже-«правда» вывешивалась для всеобщего обозрения.
