Иван Стаднюк - Жизнь, а не служба
И сдюжили. Капитан Лесков теперь гордится золотыми часами — подарком командующего войсками округа. А тебе, Севостьянов, на разборе учений указали на запоздалую доставку газет, за которую отвечал один из твоих коммунистов. Недосмотрел ты. Значит, правильно указано.
Или неправильно? Обошли тебя похвалой? Тебе тоже нужна награда? Ах, не нужна! Ты видишь свою награду в другом… В чем же? В итогах партийной работы? Где они? Какие?
И перед мысленным взором Севостьянова стали проходить лица — десятки знакомых лиц. Это солдаты. Вспомнились те, которые осенью уволились в запас. Какие ребята! А были какими? Были разными, может, неплохими, а стали отличными — со светлым умом, добрым и горячим сердцем и умелыми руками.
И ты, Севостьянов, убежден, что в формировании характера этих людей первая роль принадлежит партийной работе? Да, партийной работе!
Что же такое партийная работа?
Это работа с людьми, это прежде всего влияние на человеческие умы и сердца, это умение помочь людям обрести или закрепить обретенное коммунистическое мироощущение, умение помочь им раздвинуть горизонты своего понимания жизни вообще и сегодняшнего дня в частности. Это умение помочь людям быть активными в жизни, активными сознательно.
Партийная работа — это жизнь. Это жизнь, а не служба! Большая жизнь, наполненная страстью, накалом, заинтересованностью в человеческих судьбах. В такой жизни самое элементарное, что требуется от секретаря партийной организации, — знание людей. Надо знать людей! А ведь иные, нечего греха таить, знают только отношения между людьми, знают их служебное положение, потому что они не жмут партийной работой, а служат на посту секретаря. И вследствие этого между их намерениями и делами часто лежит пропасть.
Размышления капитана Севостьянова прервал визг тормозов «газика». И только сейчас он обратил внимание на то, что ехавший навстречу грузовик тоже остановился. Из кабины грузовика выскочил улыбающийся старшина Рукавица — приземистый, крепкогрудый, с уже загоревшим, грубоватым лицом.
— Здравия желаю, товарищ капитан! — бодро произнес Рукавица.
Севостьянов тоже вышел из машины. Поздоровавшись со старшиной, озабоченно спросил:
— Что там натворил сержант Васюта?
— Сержант Васюта?.. Чего натворил?
— Да.
— Ничего он не натворил, товарищ капитан. К нему жена приехала.
— Жена?!
— Ага.
— Как же она разыскала пост?
— Васюта клянется, что в письмах ей ничего не объяснял.
Вскоре «газик» Севостьянова весело катился по дороге. Вдалеке над степью приплюснутыми курганами обозначилось расположение поста лейтенанта Каленика. Над одним из курганов медленно вращалась большая полусфера радиолокатора.
Что же делать с Васютой? Этот вопрос сейчас занимал капитана уже всерьез. Надо бы предоставить сержанту Васюте пару-тройку суток отпуска да отправить в город. Но после его проступков…
Капитан заулыбался, представив все, что произошло на посту Каленика. Любопытные и оживленные глаза солдат. Обалделый от радости и смущения сержант Васюта. Растерянный лейтенант Каленик, ломающий голову над тем, как ему поступить в этом, не предусмотренном никакими уставами случае.
С поста давно заметили «газик» капитана, и лейтенант Каленик вышел встречать начальство в степь.
Севостьянов, выслушав рапорт начальника поста, сделал вид, что ничего не знает о происшедшем, и опередил Каленика вопросом:
— Что здесь с Васютой стряслось? Он же мне в части до зарезу нужен.
— Нужен?! — обрадованно удивился Каленик, и в его серых глазах блеснула надежда. — Так к нему же приехала жена!
— Когда? Как?
— Сегодня. Будто с неба свалилась. Говорит, соскучилась по мужу, вот и приехала. Взяла и приехала. Запретить, говорит, не имеете права.
В стороне от поста Севостьянов увидел сержанта Васюту и его жену. Они оба сидели на вкопанной в землю под чахлым кустом акации скамейке и виновато смотрели на капитана. Молодая женщина то и дело поправляла белую косынку на голове, а Васюта, придавленный так внезапно свалившимся на него счастьем, только через некоторое время догадался вскочить на ноги и издали отдать честь капитану.
— Вот что, Степан Романович, — обратился Севостьянов к Каленику, — у тебя, конечно, негде устроить гостью. Да и не полагается здесь. А отпуска Васюта не заслужил.
— Само собой. Но…
— Что «но»? Согласен дать увольнительную?
— А что же делать? Такой случай…
— Не надо. Откомандируй его на трое суток в штаб. Нужен там…
Когда Севостьянов возвращался в город, в «газике», за его спиной, в испуганном молчании сидел рядом со своей женой сержант Васюта.
Севостьянов улыбался своим мыслям. Он с теплотой думал об этой маленькой, черноглазой молодой женщине. Соскучилась по своему губастому Васюте и примчалась в такую даль, разыскала.
В городе, возле гостиницы, Севостьянов приказал шоферу остановить машину.
— Ну что ж, Васюта, вам повезло, — со смехом обратился к сержанту. Завтра потребуется ваша помощь в оружейных мастерских — на час работы… А сейчас устраивайтесь в гостинице.
— Слушаюсь! — обрадованно гаркнул Васюта, проворно выбираясь из машины.
— А вечером приходите с женой ко мне в гости, — с улыбкой добавил Севостьянов.
— Слушаюсь!
— Да это же не приказ, — захохотал капитан.
— А я приучила его все исполнять как приказ, — впервые заговорила жена Васюты и так улыбнулась да повела глазами на своего муженька, что тот онемел от счастья.
Поездка в маленький гарнизон лейтенанта Каленика заняла у Севостьянова несколько часов. Возвратившись в свой кабинет, он сел за стол, придвинул к себе нетронутый лист бумаги, взял перо и беглыми, косыми буквами написал: «Тезисы к выступлению». А под этими тезисами потекли строчки, в которых перечислялись «мероприятия», «формы работы», «обеспечения»… Писал, а перед глазами вставали сержант Васюта, капитан Лесков, лейтенант Каленик, те парни, которые унесли с собой из армии частицу его сердца, — люди, которым легче живется, легче дышится оттого, что рядом есть такая большая сила, как коммунисты.
1950
