Мария Красавицкая - В стиле «ретро»
И вот они, все шестеро, без тесноты разместились за столом: что значит — круглый! Арвис оккупировал диван. Мягкий, располагающий к отдыху. Теперь таких не делают: чтоб не разлеживались, не разнеживались.
И вот сверхдефицитная водка — этикетка вся в медалях — разлита по рюмкам. Провозглашен тост:
— С новосельем!
Грымза большая едва пригубила. А у остальных водочка пробудила волчий аппетит. Затем — стало прогрессировать состояние осоловелости. Разговор самый никчемный: о погоде, об очередной телепередаче. Самое время подниматься и раскланиваться.
Но именно в этот момент, рассиропившись на диване, Арвис и проворчал сонным голосом:
— Н-да-а, разучился народ веселиться!
— Что-о? — Грымза большая надменно вскинула голову. Метнула взгляд на подругу. — А что, Машер, покажем им веселье, так сказать, в стиле ретро?
— Покажем! — многозначительно согласилась та.
До сих пор рюмка большой грымзы стояла в неприкосновенности. Тут она была лихо поднята:
— За вас, племя младое, не умеющее веселиться!
И лихо выпита.
Словно был тот глоток волшебным. Прямо на глазах началось превращение. Вот только что сидела согбенная усталостью да и почтенным возрастом... А, что там! Старуха сидела. И — распрямилась. Блеснули глаза. Эт—такие в них бесенята!
Грымза маленькая в миг единый стала точной копией своего портрета в молодости.
— Итак, Машер! — обратилась к ней большая. — С чего начнем?
— Имеет смысл выдать им «Мурку», — мечтательно ответила маленькая.
Большая согласно кивнула. Помедлила, собираясь с духом.
«Рисковые старухи», — подумал Арвис. Только что по всем программам телевидения прокатали фильм о знаменитом на весь мир певце Рубашкине. Пел он и «Мурку». Замечательно пел! И после него...
«Нет, — подумал Арвис, — от скромности наши старухи не помрут!»
Песню начала большая:
— Здравствуй, моя Мурка, Мурка дорогая...
Повела низко, протяжно. Когда умело вступила маленькая — слушатели переглянулись: интер-ресно, а?
Стиль ретро нынче в моде. У ребят была коллекция с записями старых песен. Были и отрывки из «Мурки». Но такого в тех отрывках не было.
Раймонд понял Арвиса с одного взгляда. В «дипломате» у него — кассетный маг. Раймонд включил его.
Какие, оказывается, слова были в той блатной песне:
«А наутро в бледно-розовом тумане
С голубой озерной синевой...»
Или:
«Стала ты своею, другом моим верным,
Я тобой, как финкой, дорожил...»
Певицы, исполнив несколько куплетов, хотели прерваться. Ребята кинулись умолять:
— Всю, всю спойте!
Спели. За «Муркой» последовала еще одна — чистый душераздер:
«Перебиты, поломаны крылья,
Дикой болью всю душу свело.
Кокаина серебрянной пылью
Все дороги мои замело».
И еще:
«Глаза зеленые и желтые ботиночки
Зажгли в душе моей пылающий костер!»
Ребятам пора уже было на рандеву с потенциальными невестами. Что оно сулило, это рандеву? Ну, врубим маг с современными ритмами. Ну, будем целоваться под эти ритмы. Как вчера, как позавчера. А тут?!..
На-ко, в стиле сентиментально—меланхолическом:
«В прощальных астрах
Печаль хрустальная жила...»
На хрустальных астрах оборвали пение. Большая взяла власть в свои руки:
—Антракт! И... Не пора ли тебе, хозяйка, наведаться на кухню?
Что хозяйка и исполнила. Вскоре вернулась. На высоко поднятых руках несла большое блюдо, на котором исходило паром нечто.
— Гусь! — объявила вошедшая. — В стиле ретро!
Ну, дают старухи!
Блюдо водрузили на середину стола. Отварная, рассыпчатая, желтенькая картошка — вот что было на блюде.
Насладившись произведенным эффектом, хозяйка объяснила суть «гуся в стиле ретро». Во времена их молодости, пришедшейся на годы военные и послевоенные, о гусе и не мечтали. Картошка и та была лакомством. Вот тогда-то ее и прозвали гусем. А уж ретро — дань современности.
Слов нет, картошка была великолепна. Худо лишь одно: выпить нечего. В «антиалкогольные» времена — где достанешь?
— А-а, — сказала грымза большая, — раз пошла такая пьянка — режь последний огурец!
Маленькая шмыгнула из комнаты. Вернулась с бутылкой. Конечно, ждут гостей. Что большая и подтвердила беззаботно:
— Принесут сами!
Как нынче в подавляющем большинстве идут застолья? Все ворчим по поводу продовольствия. А, между прочим, через пять минут — все объелись, отяжелели. Врубили маг или телевизор. Все!
Горячая картошечка пошла хорошо. Пока ее изничтожали, хозяйки выпотрошили из ребят всю интересующую их информацию. Да как попали в грузчики, да кто у них подружки, да каковы планы на ближайшее будущее.
Под этот разговор и подобрали картошку. «Теперь вздремнуть бы!» — подумал Арвис, устраиваясь поудобнее на диване. То же самое прочел он в глазах своих друзей.
Для хозяек горячая картошка оказалась сродни допингу.
— Стихи, читаем стихи! — воззвала маленькая.
Стихи — ерунда. Но — пусть себе читают. На лекциях иной раз прекрасно спится...
Начала, конечно, большая. Прочла известный стих Пушкина, кончающийся словами: «Дева над вечной струей вечно печальна сидит».
«И пусть себе сидит», — лениво подумал Арвис.
Недолго дева усидела. Растрясли ее и растрепали та-акие пародии! Как бы на эту тему написали Лермонтов, Некрасов. Пожалуйста — Вертинский:
— Что вы плачете здесь, одинокая деточка?...
А-а, Михалков:
— Во-первых, нечего носиться за водою,
Коль дома есть водопровод, вот!
А если уж приспичило такое —
Побереги народное добро:
Бери всегда с собою за водою
Железное ведро, во!
Ребята уплакались от смеха. А хозяйки выдавали наперебой:
— Роберт Бернс. Финдлей. На два голоса!
— Пушкин Василий Львович. Отрывки из поэмы «Опасный сосед».
— Поздний Барков...
— Ранний Евтушенко...
Брюшной пресс у Арвиса стал от смеха болеть физически. Ох, вздохнуть бы!
Большая поняла его состояние. Объявила:
— А научим-ка мы, Машер, этих людей танцевать настоящий чарльстон. Без всяких псевдо!
Вытащили из-за «колесной пары» Янку с Эдгаром. Под собственное «музыкальное сопровождение» принялись ногами — а ножки у обеих весьма как ничего! — выделывать такое !..
Наблюдая, как обе Маши весело, легко, каждая по-своему выдавали чарльстон, Арвис вдруг с удивлением поймал себя на том, что видит в них женщин. Интересных, черт возьми, женщин!
Отчарльстонившись, обе с видом победительниц уселись, оглядели аудиторию.
— А что? — большая в задумчивости уставилась на Арвиса. — А скинуть бы нам с тобой, Машер, и всего-то лет по десять, — то и полетели бы их невесты вверх тормашками!
— Нич-чегошеньки, нич-чегошеньки вам не надо скидывать! — Восклицание вырвалось у Арвиса с полнейшей искренностью.
— Ты думаешь? — обратив к Арвису синий, исполненный кокетства взгляд, спросила маленькая.
— Лестно! Кокетство большой не лишено было самодовольства. — Примем к сведению!
Рига, 1985 год.
