Аркадий Сахнин - Эхо войны
Один за другим поднимались руководители предприятий, учреждений, начальники строительств. И так же, как было ясно, что снаряды надо взрывать на месте, люди поняли, что на месте их взрывать нельзя.
Расходились молча, хмуро, не глядя друг на друга, каждый занятый своими мыслями. Не спросив разрешения, быстро покинул кабинет и капитан Горелик. Ушли все. Только один полковник Диасамидзе, Герой Советского Союза, депутат горсовета, остался сидеть, грузно навалившись на стол. Его одолевало собственное бессилие. Ни совесть, ни закон не давали ему права приказать своим подчиненным разбирать эту груду снарядов. Но что же делать?
Четкий, как команда, голос раздался за спиной:
— Разрешите обратиться, товарищ полковник? Он медленно и тяжело обернулся. Перед ним стояли капитан Горелик, старший лейтенант Поротиков и лейтенант Иващенко.
— Мы просим разрешить нам вывезти снаряды и взорвать их в безопасном месте, — сказал капитан.
В первое мгновение только радость, только чувство гордости за людей, воспитанных великой партией в рядах Советской Армии, охватили полковника.
Но первое радостное чувство сменилось тревогой. Еще несколько минут назад он не имел права послать их на это задание, откуда можно и не вернуться. Сейчас от него требовалось только одно — разрешение. Разрешение рисковать жизнью людей в мирное время! Разрешить, и тогда кончатся бесконечные споры, выход будет найден.
Нет, не легче стало полковнику от просьбы офицеров. Опять те же слова: «Что делать?» — застряли в голове. Он посмотрел на своих офицеров…
Капитан Леонид Горелик… Восемнадцатилетним комсомольцем пришел он добровольно в армию в памятный сорок первый год с третьего курса железнодорожного техникума. Вся его жизнь — в армии.
Около шестидесяти тысяч мин, снарядов и бомб, наших и немецких, обезвредил он вместе со своими подчиненными. Умные, проницательные глаза, высокий лоб… Это зрелый, бывалый командир, член партийного бюро части. На его выдержку и мастерство можно положиться…
Старший лейтенант Георгий Поротиков… У него было пять братьев и пятнадцать сестер. Георгий родился двадцать первым. Он вырос широкоплечим, высоким, атлетического телосложения. Черный разлет густых длинных бровей, мужественное, волевое лицо, тщательно зачесанные волосы.
Когда война окончилась, для него она только началась. Земля Курской, Орловской, Белгородской областей была начинена минами, снарядами, бомбами. Три года извлекал он их. На счету его небольшой группы свыше десяти тысяч этих ВОПов — взрывоопасных предметов.
Воспитанник комсомола, сейчас он готовится вступить в партию. Верный, надежный человек…
Лейтенант Виктор Иващенко… Ему двадцать три года. На вид можно дать меньше. Наверно, для солидности завел себе маленькие усики. Но это не помогает, потому что они светлые. Светлые волосы, большие-большие голубые глаза. Он подтянут, строен, аккуратен. И во всей его фигуре есть какая-то едва уловимая лихость.
Человек он решительный. Однажды, сняв на колхозном поле более ста противотанковых мин, Иващенко заявил, что на этом участке их больше нет. Но трактористы начали сомневаться в словах юноши и к пахоте не приступали. А время было горячее, и председатель колхоза метался от трактористов к бойцам, не зная, что делать. Тогда Иващенко разозлился, посадил на трактор двух своих бойцов, и они вспахали все поле — восемьдесят семь гектаров.
Так поступает Иващенко при выполнении заданий. Но был случай, когда прорвалась в нем ненужная лихость и после служебных дел. И суровое наказание было… Когда Иващенко объявили приказ, он спокойно заметил: «Ну что ж, наказали за дело, а убиваться не буду. Пусть падают духом те, у кого нет веры в свои силы. Такие за первым взысканием получат еще десять. А я быстро выправлюсь». И это не осталось словами…
После долгой паузы спросил полковник:
— А вы хорошо понимаете, на что идете?
— Так точно, товарищ полковник! — отрапортовал Иващенко. — Мы обо всем подробно говорили. Если потребуется, мы готовы жертвовать жизнью.
Полковник грустно посмотрел на него:
— Этого очень мало, лейтенант!
Но что же еще можно требовать от человека, если он готов отдать свою жизнь?
Полковник снова заговорил, но тон его теперь был какой-то неофициальный, не командирский, мягкий:
— Если вы готовы во имя Родины жертвовать собой, это очень хорошо. Но готовы ли вы жертво-вать другими? Может быть, десятками людей? Ведь если придется делать взрыв на месте, не погибнет ни один человек, вывезут оборудование предприятий, и хотя ущерб будет огромным, все же при данных условиях — минимальным. Если же вы начнете работать и произойдет взрыв… Сами понимаете, что это значит.
…Все же приняли решение: вывозить снаряды.
Началась тщательнейшая и кропотливая подготовка, которую возглавил полковник Сныков.
Оказалось, надо было учесть десятки обстоятельств, решить, уйму проблем.
Капитан Горелик собрал своих людей и подробно рассказал, что предстоит делать.
— Нам нужны шесть человек, — закончил он. — Работа, как видите, связана с большим риском для жизни. Пойдет только тот, кто сам, добровольно изъявит желание.
Первым поднялся комсомолец младший сержант Иван Махалов, русый паренек из-под Воронежа, с круглым, добродушным лицом. Он встал, и вид у него был такой, будто он удивлен поставленным условием. «Раз надо, значит, сделаем, о чем разговор?» — казалось, выражал его взгляд.
Вторым встал комсомолец Дмитрий Маргешвили. А дальше уже ничего нельзя было понять, потому что поднялись все.
Кроме названных двух воинов, отобрали старшину Михаила Тюрина и комсомольцев рядовых Камила Хакимова, Василия Голубенко, Гурама Урушадзе. В эту же группу вошли водитель бронетранспортера Николай Солодовников и связист лейтенант Анатолий Селиванов.
Одиннадцать советских воинов шести национальностей из шести советских республик, воспитанные партией и комсомолом, спаянные солдатской дружбой и дисциплиной, единые в стремлении выполнить долг перед Родиной, верили друг в друга, могли смело положиться друг на друга.
На следующее утро старшина Тюрин поднял группу в пять тридцать. Вся казарма спала. Только этим и отличался сегодняшний подъем от остальных. Так же, как всегда, тщательно заправили койки, так же быстро умывались и ели ту же нехитрую солдатскую пищу — и все же что-то особенное было в начавшемся дне.
Построились во дворе, на краю огромного учебного плаца. Хмуро. Туманно. Зябко. Капитан сказал последние напутственные слова. Он еще раз напомнил об осторожности. Он говорил о воинском долге, о присяге, о боевых традициях части.
Капитан не отличался красноречием, и все, что он сейчас сказал, Иван Махалов слышал не один раз. Но, странное дело, сегодня эти знакомые слова приобрели какой-то особый смысл.
Если разобраться, то Иван был не очень доволен своей боевой судьбой: учеба, строевая, караульная служба, а если нет провинившихся, то и очередные наряды на кухне. Сиди и чисти картошку! И, будто растравляя его душу, как нарочно, одна за другой шли беседы о боях, проведенных частью, куда он пришел служить.
Здесь, на плацу, где стоял теперь Иван Махалов, он принимал присягу под боевым, простреленным знаменем. За два года службы он стал мастером своего дела. Во всей обстановке плаца, такой знакомой и привычной, было сегодня что-то новое, неизведанное.
Когда прибыли в город, туман уже рассеялся. Стоял хороший осенний день. Чем ближе подъезжали к Кировскому району, тем больше попадалось встречного транспорта и пешеходов. Только один бронетранспортер двигался в направлении к станции. Километра за два до предстоящего места работы машина уже с трудом пробиралась сквозь густую толпу. Трамваи и автобусы были переполнены. Десять тысяч жителей покидали свои дома. Свертки, сумочки, корзинки, чемоданчики, а у некоторых даже узлы… Но большинство идет с пустыми руками. Люди идут спокойно, без паники, с шутками, глубоко веря, что все окончится благополучно.
Ползет бронированная машина, и люди останавливаются, с интересом и уважением смотрят на солдат, машут руками, что-то кричат. Иван думает: надо бы в ответ помахать рукой, смотрит на своих товарищей, но лица у них серьезные, строгие, ответственные. Иван только сейчас обращает внимание на то, что и сам он сидит, словно аршин проглотил. Нет, это не специально он так напыжился. Такое у него состояние, будто только сейчас почувствовал всю страшную ответственность, какая на него ложится.
Медленно движется бронетранспортер. Его догоняют несколько грузовиков с милицией и солдатами. Это оцепление. Пятьсот шестьдесят человек с красными флажками, растянувшись на двадцать пять километров, оградят опасную зону во время работы. Пожарные и санитарные фургоны идут на свои посты.
