Александр Яшин - «Открывать здесь!»
— Игнат, есть хорошая новость! — кричит в телефон Юрий Семенович, в прошлом его учитель, ныне друг. Кажется, он стоит где-то рядом.
— Ну?
— Что ну? Я перестал курить. Вот тебе и ну!
— Поздравляю! — с досадой говорит Игнат Александрович.
Знакомого щелчка в телефоне, когда на параллельный аппарат кладут трубку, не слышно — значит, Ольга Сергеевна слушает разговор.
— Стакнулся с моей нянькой, да?
— Не в этом дело. Я тебе помогу, хочешь? Готов ты проявить характер?
— Значит, и у тебя вся надежда на мой характер? — издевается Игнат Александрович. — Нет у меня характера, понял?
— Я к тебе приеду сегодня! — кричит Юрий Семенович.
— Лучше не приезжай, не мешай мне. Все!
Перед глазами Игната Александровича опять перекидной календарь с надписью на листке от 20 октября: «Миша курит?» Он берет ручку, обводит несколько раз вопросительный знак, затем подрисовывает к нему жирную тень с левой стороны — знак увеличивается до размеров календарной цифры.
Работа не идет на ум.
Снова начинается приступ кашля.
Ольга Сергеевна открывает дверь в кабинет и пятится от дыма, хлынувшего ей навстречу.
— Можно я врача вызову? — упрашивает она.
В это время на лестничной площадке грохает лифт, словно шахтерская клеть: Миша пришел.
Игнат Александрович торопливо встает из-за стола и выходит в коридор, чтобы открыть дверь сыну.
— Пожалуйста, не горячись! — предупреждает его жена.
— Ладно, молчи!
Игнат Александрович распахивает дверь, не дожидаясь звонка, и видит на лестничной площадке группу школьников. Миши среди них нет. Из незакрытой кабины лифта клубами валит плотный, еще не перемешавшийся с воздухом, совсем синий, совсем свежий папиросный дым.
Ребятишки опешили от неожиданности, словно их поймали в чужом фруктовом саду, оробели, переглядываются, жмутся друг к другу, не зная, что говорить, что делать.
Игнат Александрович растерялся не меньше их.
— Что вам нужно? — наконец спрашивает он, произнося каждое слово раздельно и по слогам.
— Мы от школы, собираем бумажную макулатуру, — заикаясь, отвечает один и прячется за спины товарищей.
— Ах, вы от школы? — угрожающе тянет Игнат Александрович. — А это что?
Казалось, дверь лифта не закроется, пока из него не выйдет весь дым.
Ребята не выдерживают. Прыснув, они кидаются вниз по лестнице, сразу все, не касаясь перил, прыгая через три-четыре ступеньки, — шумные, озорные, счастливые, что напроказили и благополучно удирают.
Игнат Александрович с тоской смотрит им вслед, пережидает, пока затихнут вскрики и топот на нижних этажах, и, захлопнув лифт, возвращается в квартиру. Из коридора он идет не в кабинет, а к бельевому шкафу в детской комнате, где висит Мишина одежонка. Из шкафа вынимает все: пиджак и брюки от старой школьной формы, летний плащ, спортивную курточку, джинсы, рубашки-ковбойки с карманами, все перетряхивает, перебирает, выворачивает все карманы и, успокоившийся, довольный собою, победно смотрит на жену:
— Чепуха!
Из Мишиных карманов извлечены предметы немудрых мальчишечьих увлечений: гайки, шурупчики, использованные капсюли «жевело» от стартового пистолета, почтовые марки в спичечной коробке, копеечки, сохраняемые «на счастье», карманный англо-русский словарик… Никаких признаков табака!
— Чепуха! Ты ошиблась.
Повесив одежду на место, Игнат Александрович с такой же тщательностью осматривает содержание Мишиной столешницы, его книги и папки. И там ничего предосудительного не оказалось.
— Чепуха все! — повторяет он.
Ольга Сергеевна молча стоит рядом, следит за мужем.
Возвращаясь в кабинет, Игнат Александрович замечает в коридоре на вешалке Мишино зимнее пальто, проверяет и его. Во внутреннем кармане он находит металлическую коробку с надписью «Велоаптечка», туго набитую табаком и листочками тонкой папиросной бумаги, а в другом кармане, тоже внутреннем, — окурки сигарет «Lux», подобранные, вероятно, с его же, отцовского, стола.
Теперь все сомнения исчезли: Миша покуривает.
Ольга Сергеевна, видно, знала уже об этих тайниках сына, потому находка не удивила ее. А Игната Александровича начал душить гнев. Гнев такой силы, что у него ослабели ноги и задрожали руки.
— В двенадцать-то лет! — говорит он тихо, потому что кричать не может. — Что же будет потом?.. Курить начал, значит, и пить скоро начнет.
— А я о чем? — заглядывает ему в лицо Ольга Сергеевна. — Уж лучше бы ты пил, чем так курить!
— Не обо мне речь, — повышает голос Игнат Александрович. — Пить тоже не велика радость: где пьют, там и курят. О тебе речь.
Гнев Игната Александровича неожиданно обернулся против жены. Неожиданно для него самого, но не для Ольги Сергеевны. Ольга Сергеевна давно привыкла к тому, что, когда муж раздражается, он прежде всего в других ищет виновника всех своих бед и огорчений, — так ему легче. Обращаясь к ней, он называет ее в третьем лице.
— Земля должна дрожать у нее под ногами, а она, видите ли, подходит и вдруг тихохонько сообщает: «Миша покуривать начал». Это все равно что сказать: «Миша сегодня на урок опоздал».
Голос его наконец окреп.
Наташа, занимавшаяся до сих пор каким-то своим делом на кухне, услышав крик отца, вышла встревоженная и стала умоляюще упрашивать родителей:
— Пожалуйста, не ссорьтесь! Пожалуйста, не надо кричать!
— А ты тут при чем? — повернулся к дочери Игнат Александрович. — Тебе-то чего надо? Распустили мальчишку, проворонили, а теперь «не надо кричать». Мало — покуривать начал, он же обманывает отца с матерью…
Накричавшись, выговорившись, Игнат Александрович успокаивается, и перед глазами его встает собственное детство, когда отец оттаскал его самого за первую цигарку махорки. «Если бы меня не стошнило тогда, ничего отец не узнал бы, — вспоминает он. — Правильно сделал, что оттаскал!»
Хорошо, что Ольга Сергеевна умеет молчать. Если бы она не молчала, Игнат Александрович долго не смог бы успокоиться.
— Оттаскать надо стервеца, за уши выдрать! — говорит он уже совсем тихо и как о чем-то совсем обыденном, затем проходит в кабинет и усаживается за письменный стол. — Так выдрать, чтобы на всю жизнь думать забыл о табаке. На всю жизнь!
Ольга Сергеевна молча закрыла за ним дверь, она довольна: ничего страшного, слава богу, не произошло.
За столом Игнат Александрович первым делом берет сигарету, — рука его еще дрожит, — чиркает зажигалку и опять невольно вспоминает о первой своей цигарке. «Значит, отцовская порка все-таки не помогла? Выходит, что не помогла».
После этого Игнат Александрович тяжело вздыхает и комкает в пепельнице едва разгоревшуюся сигарету. Больше он не ищет виновников своей беды.
Но что же делать, что делать?
Отодвинув пепельницу, Игнат Александрович берет телефонную трубку, набирает номер Юрия Семеновича:
— Слушай, Юра, — говорит он уставшим больным голосом. — Что там у тебя есть? Я согласен на все. Помоги мне. Приезжай, пожалуйста, сейчас же!
Юрий Семенович торжественно выложил на стол коробку никобревина.
Небольшая круглая мышиного цвета металлическая коробка вроде тех, в каких продается кинопленка для любительских аппаратов типа «АК-8». В коробке пятьдесят янтарных шариков, желтеньких, как только что вылупившиеся цыплята.
Так вот он никобревин! There is only one nicobrevin. The unique anti-smoking capsule — единственные в своем роде капсулы против курения!
К никобревину приложено объяснение о действии его на организм курильщика и подробнейшая инструкция, как пользоваться капсулами. Первые три вечера надо принимать по три таблетки сразу. Первые три утра так же по три таблетки. В последующие четверо суток — по две таблетки утром и по две таблетки вечером. В дальнейшем — ежедневно по одной таблетке перед сном и лишь в самом конце — с пропуском трех суток.
Тридцатидневный курс лечения должен помочь любому самому отъявленному наркоману избавиться от своей вредной привычки.
Юрий Семенович почему-то приложил к этой печатной инструкции свое расписание, от руки, в котором особо подчеркивалось, что по утрам пастилки никобревина следует принимать натощак. Это уж был его собственный опыт.
— От тебя требуется небольшое усилие воли, — убежденно говорил он, — и то лишь на первые дни. Сиди за столом, работай и не кури.
— Только-то? — горестно улыбнулся Игнат Александрович.
— Да, ничего больше. Не работается — просто сиди за столом и с месяц не пускай в дом никого из курящих. Гони в шею даже друзей, если они курящие. Теперь они тебе не друзья. Понял? Посидишь немного, встань и помаши руками, ляжешь — покрути ногами. И дыши, дыши! Понял? Так скорее из тебя вся мерзость выйдет. Черная дрянь полезет, понял? Ты на меня взгляни, я совсем другим человеком стал! — хвастливо добавил он.
