Людмила Уварова - Лики времени
Всеволожский с равнодушием поглядывал на нее, попыхивая трубкой. Она чувствовала это его равнодушие, но не сдавалась, привычно шла напролом.
«Надеюсь, не попросит удостоверения, — постаралась она себя успокоить».
Не раз приходилось ей читать в газетах всевозможные интервью с различными деятелями, не раз видеть по телевизору журналистов, подносящих близко к лицу своего собеседника кругленькую грушу микрофона. И она начала задавать Всеволожскому разнообразные вопросы, подобные тем, которые слышала по радио и телевизору, а он солидно отвечал ей, то и дело чиркая спичкой, чтобы разжечь гаснущую трубку.
— Кто-то скучает по вас, — вдруг заметила Ольга. Всеволожский удивленно взглянул на нее.
— Ну да, есть такая примета, — пояснила Ольга, чуть покраснев. — Когда гаснет папироса или трубка, стало быть, кто-то скучает…
И как бы в ответ на ее слова раздался телефонный звонок. Всеволожский снял трубку, пророкотал густым баритоном:
— Алло, да, я слушаю…
Придвинул к себе аппарат поближе, и брови недовольно сошлись вместе.
— Почему? — спросил сумрачно, помолчал, потом произнес: — Ну, как знаете. В таком случае, всего доброго…
Положил трубку, снова стал чиркать спичками. Ольга догадалась, звонила его «мадам», чем-то его раздосадовала. Интересно — чем?
Всеволожский смотрел на нее отсутствующим взглядом, должно быть, мысли его были в этот момент далеко.
— Так, значит, — он привстал слегка.
— Да, да, — заторопилась Ольга, кладя исписанный блокнот в сумочку, поднимаясь с кресла. Она мучительно боялась, что он заметит злополучную стрелку на чулке. — Большое спасибо, на днях, если разрешите, зайду, покажу, что получилось.
— Я вам и так верю, — рассеянно промолвил Всеволожский. Он проводил ее до порога, вежливо пожал руку и быстро захлопнул дверь.
«Наверно, торопился поговорить по телефону с тем или, верней, с той, кто звонил ему давеча…»
Однако Ольга снова позвонила и снова пришла к нему, хотя Всеволожский еще раз повторил:
— Я вам верю, к чему вам беспокоиться?
— Нет, все-таки поглядите, — настаивала Ольга. — Очень прошу вас!
Сидела рядом с ним, чуть касаясь его плечом, следила, как он читает аккуратно отпечатанные страницы.
Одета она была на этот раз хорошо, одолжила у Нины, закадычной подруги, импортный свитер с широким воротником, который в определенной среде назывался «черепаховая шея», на ногах безукоризненные чулки и красивые туфли фирмы «Саламандра», тоже из Нининого гардероба, косынка на плечах под цвет глаз. Дома, перед тем как уйти, глянула на себя в зеркало, осталась довольна. Вид что надо, не придерешься!
Но Всеволожский снова был мыслями далеко, небрежно пробежав глазами то, что она написала, кивнул головой:
— Все нормально…
Разжег трубку, глянул на Ольгу искоса. Она догадалась, ждет когда она уйдет.
«А вот и не уйду, — вдруг решила Ольга. — И не жди, не дождешься!»
Сложила вместе ладони. Окинула его преданным взглядом, ни дать ни взять примерная пай-девочка, послушная во всем.
— У меня к вам просьба…
— Да? — он любезно повернулся к ней. — Извольте, слушаю вас…
— Знаете, я пишу…
— Что вы пишете?
— Прозу, повести, рассказы. Я беру темы из жизни, показываю чувства людей. Это главное, вы не находите? Но извечные человеческие чувства, как мне думается, нередко неглижируются писателями, а ведь именно об этих чувствах и требуется писать, именно они интересны читателям, всем, кого ни возьмете, старым и молодым. Не правда ли?
Ольгу, что называется, несло. Мгновение назад она еще не знала, что будет говорить. И вот внезапно для самой себя придумала и пошла-поехала…
— Понятно, — сказал он. — Выходит, жизнь подкидывает вам темы, и вы пишете об извечных человеческих чувствах?
Непонятно было, шутит ли он или говорит серьезно. Она постаралась улыбнуться как можно более простодушно.
— Ведь такие вот чувства не стареют, не правда ли?
— Бесспорно, — вежливо согласился Всеволожский и посмотрел на часы. А она все не уходила.
— Прошу вас, может быть, поглядите как-нибудь, скажете свое мнение? Мне особенно важно знать именно ваше мнение, ведь вы понимаете, как никто…
Закадычная подруга Нина, говоря о мужчинах, утверждала: «Их можно взять только двумя вещами: хорошим харчем и лестью. Только на это они падки, все, какие есть, от дворника до академика…»
— Вы такой проницательный, — продолжала Ольга. — Такой, такой… — Запнулась на миг, словно бы в поисках нужного слова и вдруг выпалила как бы в припадке искреннего волнения и восторга: — Такой талантливый, просто даже иногда страшно становится, как это у вас так получается…
— Да будет вам, — он махнул тяжелой белой кистью. — Выдумываете невесть что. Наверное, ни одной моей статьи отроду не читали?
— Кто? Я?
Ольга даже на миг слов лишилась. Уж она-то сумела основательно подготовиться, недаром целых два вечера пропадала в библиотеке, просмотрела его работы, посвященные Радищеву, Карамзину, Кукольнику…
И тут же отчеканила выученную загодя фразу:
— «Кукольник редко доверял людям, был крайне осторожен, недоверчив, это был скорей его недостаток, но во всяком случае, как утверждал он, ему зато редко приходилось разочаровываться в друзьях, как то бывало со многими его однокашниками…»
— Однако!
Глаза Всеволожского, как она и ожидала, блеснули интересом.
— Однако, неужели даже запомнили наизусть? Вот уж поистине не ожидал!
— У меня хорошая память, — призналась Ольга. — А если меня что-то привлекло в книге, я непременно выпишу и запомню…
— Мне бы вашу память, — сказал Всеволожский.
Может быть, Ольга понравилась ему в эту минуту или просто пожалел ее, понимая, что ничего-то она не успела еще узнать, нигде не была, никого стоящего, кроме него, Всеволожского, не видела, и вдруг предложил:
— А что, если мы с вами пойдем пообедаем куда-нибудь?
— Когда? — стараясь приглушить свою радость, спросила Ольга.
— Да хотя бы сейчас…
«Куда-нибудь» оказалось не так уж далеко — Центральный Дом литераторов. Ольга впервые оказалась в нарядном красивом зале, где на окнах были цветные витражи, где вдоль стен шоколадного цвета, покрытых каким-то старинным благородным деревом, вились ступени затейливой лестницы и за каждым столиком сидели сплошь одни знаменитости…
— Это дубовый зал, — сказал Всеволожский. — Как, нравится?
— Еще бы! — ответила Ольга.
— Выбирайте, — Всеволожский положил перед нею меню в изумрудного цвета обложке. — Что вашей душеньке угодно?
Ее душеньке было угодно все вкусное: салаты из свежих помидоров и оливье, крутые яйца с красной икрой, котлеты по-киевски, красное вино, кофе с ликером и, конечно, мороженое…
То и дело кто-нибудь окликал Всеволожского, он кивал в ответ, порой к нему подходили, крепко пожимали руку, перекидывались немногими словами:
— Как дела? Что нового?
Он не знакомил Ольгу с теми, кто подходил к нему, но после пояснял каждый раз:
— Это главный редактор молодежного журнала. Это писатель Н. Это международный обозреватель, тот, который чаще всех по телевизору выступает…
Для Ольги все было внове. Все кругом казались значительными, важными — и редактор, и писатель, и обозреватель, даже официанты были не похожи на тех, которых ей приходилось когда-либо раньше видеть, здесь каждый официант походил на важного дипломата.
В конце обеда Всеволожский стал поглядывать на часы, но Ольге очень не хотелось покидать этот нарядный зал с огромной люстрой высоко над головами. Всеволожский мимоходом рассказал: однажды люстра сорвалась, едва не проломив пол, к счастью, никого не задела…
Но как бы там ни было, а пришло время уходить. Всеволожский на такси довез Ольгу до самого дома. Ольга словно в самый первый раз увидела невзрачную обитель, в которой она проживала со своим Перчиком: облезлые, давно не ремонтированные стены, мутные стекла окон, выбитое стекло в подъезде.
Всеволожский вышел первым, поцеловал Ольге руку, снова сел в машину, опять рядом с шофером. Улыбнулся на прощанье, только сказал:
— Желаю здравствовать…
«Так и не сказал больше ничего», — Ольга печально поглядела вслед машине.
Она дала ему свой телефон, но он не позвонил ни разу. Иногда она звонила ему. Он повторял то и дело:
— Нажмите кнопку! Кто говорит? Ничего не слышно…
Она молчала. Трубка становилась влажной в ее ладони. Потом клала трубку на рычаг. Вздыхала:
«Ну, что бы ему стоило позвонить мне?»
А он все не звонил.
Жизнь между тем шла по одним и тем же накатанным рельсам. Дом, работа, опять дом, опять полуфабрикаты, которые жарились на плите коммунальной кухни, Гриша Перчик, всегда неунывающий, добрый, услужливый и такой в общем-то ненужный, желания, сменявшие друг друга, заботы, которые повторялись изо дня в день, из года в год, будничные, удручающие своим однообразием: купить импортный модный костюм, высокие сапоги на молнии, реставрировать старую цигейку, купленную по случаю, раздобыть меховую ушанку, хорошо бы из пыжика или из ондатры, получить белье из прачечной, не забыть пришить пуговицы к Гришиным рубашкам, отдать плащ к весне в чистку, поехать дикарем на юг, желательно без Гриши, иногда пробиться в Дом кино на просмотр фильма, на вечер юмора, поглазеть на модных исполнителей, и снова с раннего утра на работу, торопливо подмазаться, проглотить чашку чаю, чмокнуть на ходу Гришу, бросить ему на прощание «До встречи» и бежать по лестнице вниз, на улицу…
