Анна Караваева - Родина
— Не я один, и другие стахановцы могли бы на таком же основании в сменные мастера пройти.
— Да что ты мелешь, Игорь! А лесогорское приспособление?
— Оно еще не пущено в ход.
— Так через несколько же дней мы его испробуем, и после этого я со спокойной душой уеду к себе. Нет, некуда тебе отступать, Игорь Чувилев!
Чувилев начал смену в смятенном состоянии духа и все время следил за собой, чтобы не отвлекаться от работы. С трудом он мог представить себе, как он перестанет чувствовать себя в привычном окружении своей бригады, как должен будет заботиться обо всех бригадах цеха и отвечать за них. А хватит ли у Чувилева ума и способностей для такого ответственного дела? А вдруг он сразу оскандалится?
Пластунов любил, идя на работу, делать «крюк» в ту или иную сторону заводской территории. Каждый день парторг отмечал что-нибудь новое, радующее глаз: то стена коробки восстанавливаемого цеха стала выше, то на месте пробоины словно расцвело рыже-красное пятно свежей кирпичной кладки, то вместо бесформенного провала появилась круглая арка входа с высокими створками дверей, то в цеховых окнах заблестели стекла.
Шагая по заводскому двору, парторг памятливо отмечал радующие сердце перемены. Мартовское солнце слепило глаза. Стайка воробьев суетилась на дороге. Где-то робко постукивала капель.
Около кузнечного цеха парторга остановили Орлов и Лосев.
— Дело-то какое неожиданное, Дмитрий Никитич… — недовольно жуя толстыми губами, заговорил Василий Петрович. — Пришлось вот мне у себя в инструментальном складе вроде приюта устроить — и для кого? Наших молодых новаторов приютить пришлось… вот какие дела!
Он кратко рассказал о том, что было уже хорошо известно парторгу, а потом совсем сердито продолжал:
— Приют я им дал и знаю, что поступил правильно, но с данным фактом несогласен, никак несогласен, — и того и другого не должно быть!
— Мыслимое ли дело! — возмущенно поддержал Иван Степанович. — Ребята вперед глядят, а их вроде назад тащат.
— А впереди что? — сурово забасил Орлов. — Наш завод по области с первых своих лет был главным поставщиком металла всей областной промышленности: и завода сельхозмашин, и текстильной фабрики, и трикотажников… да какое производство ни возьми — за металлом все к нам.
— А после страшного-то разорения заказов будет в несколько раз отовсюду больше, — поддакнул Лосев. — Тут-то и подавай все скорее, тут-то скоростники себя и покажут! Но для этого им надо ход давать, дорогу расчищать, а не отпугивать. Вмешаться надо в эту прискорбную историю, Дмитрий Никитич!
— Не только вмешаться, — раздумчиво сказал Пластунов, — а и оттолкнуться от нее, как от «ключевой позиции» нашего партийного отношения к развитию нового в труде и технике.
В течение дня парторг не раз возвращался мыслью к «прискорбной истории». Присматриваясь к Челищеву, Пластунов уже не однажды имел повод отнести его к числу тех натур, которые ни одного дела не могут решить вне своей «личной проблемы», то есть во всем прежде всего видят себя.
Пластунов в шинели и фуражке, притопывая, расхаживал по комнате партбюро.
— Скорей бы уж зима катилась ко всем чертям! — сердился он. — Вот поставили в каждой комнатушке по печурке, а тепла все равно нету, сквозь эти тонкие стены все выдувает. А тебе, смотрю, жарко, уважаемый сменный мастер: щеки и уши горят, будто из бани!
— Я что-то покоя себе не найду, Дмитрий Никитич, — смутился Чувилев.
Пластунов снял с полки небольшой томик в простом переплете:
— Вот из этого сборника я хочу тебе кое-что прочесть…
Он раскрыл книгу, задымил трубочкой и с видимым удовольствием от предстоящего разговора удобно расположился за столом.
— Ты читал Бебеля, товарищ Чувилев?
— Бебеля? Августа Бебеля?.. Слыхал, но не читал.
— Так вот. В тысяча девятьсот двенадцатом году товарищ Сталин в статье «За партию» вспоминает об Августе Бебеле. Вот послушай, что писал тогда товарищ Сталин: «…нужно раз навсегда отбросить эту никому не нужную скромность и боязнь «непривычной» работы, нужно иметь смелость браться за сложные партийные дела! Не беда, если при этом откроются некоторые ошибки: раза два споткнешься, а там и привыкнешь свободно шагать. Бебели не падают с неба, они вырастают лишь снизу в ходе партийной работы во всех ее областях…» Ты, конечно, уже понял, что именно помогает нам с тобой осветить главный смысл нашего вопроса?
— «Бебели не падают с неба…» — повторил Чувилев и, заглянув в книгу, еще раз, про себя, прочел всю страницу.
Несколько сравнительных выводов, которые они сделали вместе с Пластуновым, убеждали Игоря в самом главном: он вступает в жизнь с «неизмеримо сильной подпорой», как выразился Пластунов, о которой и мечтать не могли молодые люди тридцать с лишком лет назад.
— Да, и сменные мастера не падают готовыми с неба… — уже раздумывал вслух Игорь, чувствуя, как на душе у него становится все легче и яснее. — Даже если десять замечательных мастеров выложили бы передо мной весь свой опыт, мне, по своей линии, все равно в каждом случае полезно искать новое решение.
На другой день Чувилев пришел на завод в тревожно-приподнятом настроении, которое еще сильнее охватило его, когда он после смены прошел в свою «экспериментальную мастерскую».
— Уж не так-то много работы нам осталось, ребята, — подбадривал он товарищей.
А Василий Петрович сочувственно поддержал:
— Где старание да умение, там и толк будет!
Настроение бригадира передалось всем, и вся четверка работала увлеченно и дружно.
Вдруг кто-то громко вздохнул. Чувилев поднял голову — и обомлел: перед ним стоял начальник цеха.
— Это что такое? Почему в инструментальном складе работают станки? — резко отчеканивая слова, спросил Челищев, оглядываясь по сторонам. — Что здесь происходит?
Все молчали. Ноги Чувилева словно приросли к полу, руки, упавшие вдоль тела, как бы одеревенели, губы не разжимались.
— Чем вы все здесь занимаетесь? — опять спросил Челищев и брезгливо указал на верстак с разложенными на нем в строгом порядке мелкими деталями, играющими веселым медным блеском.
— Эт-то что за поделки, бригадир Чувилев?
Брезгливый взгляд начальника цеха окончательно отрезвил Чувилева.
— Это не поделки, это мы приспособление делаем, — отчетливо, сразу придя в себя, ответил Игорь.
— Какое приспособление?.. A-а, то самое… — и дряблые щеки Челищева задрожали от негодования. — Но ведь вам было ясно, что я против всяких экспериментов, а вы нарушили мою установку. Главный инженер Сбоев тоже не знал о ваших занятиях?
— Ему все известно… — сдавленным голосом ответил Чувилев.
— Так… Вы комсомольцы?
— Все комсомольцы.
— Секретаря комсомола вы известили, что нарушили мой приказ?
— Известили. Мы были убеждены, что наша работа…
— Мы говорим на разных языках, — холодно прервал начальник цеха. — Это дело так оставить нельзя!
Челищев вышел.
Мертвое молчание нарушил Сунцов.
— Я говорил, я все время говорил, что ничего не выйдет! — закричал он высоким, срывающимся голосом.
— Теперь-вот скандал на весь завод! — надсадно завздыхал Сережа..
— Нет, я больше не могу! — и Сунцов резко провел рукой, словно перечеркнув все, что было им сделано.
— Да, хватит с нас, хватит! — поддержал Сережа.
Оба быстро оделись и пошли к дверям.
Игорь Семенов молча переглянулся с Василием Петровичем, и оба сумрачно загляделись на Чувилева. Бледный и молчаливый, он бесшумно собрал оставленные Сунцовым и Сережей инструменты и сложил их в шкаф. Потом укрепил маленькую медную болванку на своем станке и нажал кнопку. Станок зажужжал.
Игорь-севастополец подошел ко второму станку и пустил его. Никто не произнес ни слова.
* * *Кто-то сильно постучал в дверь к Пластунову, и в комнату партбюро вошел, слегка прихрамывая и волоча левую ногу, человек лет около сорока в офицерской гимнастерке с погонами майора-танкиста и тремя рядами разноцветных орденских ленточек. Его выбритое до блеска, слегка скуластое лицо было хмуро и неспокойно.
— Разрешите представиться, товарищ парторг, — заговорил вошедший. — Сталевар Владимир Косяков.
В рукопожатии Косякова парторг ощутил силу и энергию решительного и, как ему почему-то сразу подумалось, искреннего человека.
— Присаживайтесь, товарищ Косяков, — приветливо сказал Пластунов. — Вижу, вы недавно демобилизовались?
— Да. Ранение в ногу.
Косяков рассказал, что был ранен в Корсунь-Шевченковском районе, «где Гитлеру устроили второй Сталинград».
— И вот уже несколько дней, как я вернулся из госпиталя прямо на родной завод.
Пластунов спросил Косякова о его впечатлениях от общей картины восстановления завода.
