Владимир Попов - Разорванный круг
— И много у вас там таких… сумасшедших?
— Есть более точное и уважительное слово: «одержимых», — поправил Кристич. — Не все полтысячи, но добрая сотня найдется. Они как дрожжи, которые будоражат тесто…
Глава одиннадцатая
Брянцев предпочитал ночной самолет. Прилетишь в Сибирск утром — и прямо с аэродрома на завод. Оставалось полтора часа до начала рабочего дня, можно было посидеть в диспетчерской, ознакомиться с работой завода за время своего отсутствия и сразу включиться в круг нерешенных вопросов, в ритм заводской жизни.
Он вошел в здание заводоуправления, поздоровался с вахтером и направился в диспетчерскую, единственную комнату, из которой доносились голоса. Отсюда осуществлялось непрерывное централизованное управление производством.
До Брянцева этот отдел был в загоне — сюда направляли инженеров, которые плохо справлялись с работой в цехе. Брянцев поставил дело с головы на ноги, отдел стал ведущим. На диспетчерский стул, который многие называли «электрическим стулом», потому что работа здесь была крайне беспокойная, он сажал пожилых, многоопытных инженеров, которые по состоянию здоровья уже не могли вихрем носиться по цеху, но завод знали в совершенстве и руководили оперативной работой безупречно.
Сегодня за диспетчерским пультом сидел бывший начальник сборочного цеха Исаев. Может быть, потому, что Брянцев сам когда-то работал сборщиком, он считал, что люди из этого цеха лучше остальных знают завод. Резиносмесильщики стояли у начала производства, вулканизаторщики — у его конца, а сборщики занимали промежуточное место и потому сталкивались постоянно и с теми и с другими. У одних получали сырье, другим сдавали полуфабрикат. Вольно или невольно, но вышло так, что из четырех диспетчеров трое были сборщиками.
Увидев директора, Исаев не удивился, только радостно приподнял тронутые сединой брови и, прежде чем Брянцев успел спросить его о делах на заводе, спросил сам:
— Чем там кончилось в Москве, Алексей Алексеевич?
Брянцев понял, что происшествия последних дней взволновали весь завод.
— Пока утряслось, — успокоил он и принялся просматривать сводку за последние сутки. План выполнен на сто два и две десятые процента. Прилично. Сырья достаточно: есть и натуральный каучук, и синтетический, и сажа, можно несколько дней не звонить по телефону, не бить тревогу.
— Мы вас подвели? — спросил Исаев, подразумевая отказ коллектива перейти на старую технологию.
Брянцев невольно улыбнулся. Никакого отношения к этому отказу диспетчер не имел, но так уж поставлено на заводе, что каждый член заводского коллектива считает себя за все в ответе.
— Нет, помогли, — ответил Брянцев. — Как тут Бушуев? Справляется?
— Откровенно? — спросил Исаев.
— Конечно. Иначе бы я не спрашивал.
— Оперативен. Все вопросы решает. Не всегда правильно, но решает. Остается ему только одно: научиться решать правильно.
— Это придет со временем, — благодушно сказал Брянцев. — А решительность — свойство характера, и если ее нет, привить очень трудно.
— М-да! — неопределенно произнес Исаев. — Но за одно его решение вам придется хлебнуть неприятностей. Новый дом без вас заселили. И одну квартиру он дал вне очереди Приданцеву.
Брянцев не сразу вспомнил, о ком идет речь. Но когда вспомнил, поморщился, как от зубной боли. Это был сборщик, которого он снял с работы и которого во время его отпуска восстановил заместитель директора по кадрам Карыгин.
— Кто устроил? — спросил Брянцев.
— Инициатива Карыгина, поддержал ее Бушуев. Они вдвоем протаранили все организации.
— Дом заселили?
— Да, уже и новоселье справили.
— Черт бы их побрал! Теперь начнется кутерьма.
При распределении квартир Брянцев строго придерживался решения общественных организаций. Он был убежден, что этот принцип наиболее справедлив. Кроме того, такой порядок освобождал его от нареканий и претензий со стороны тех, кто считал себя обойденным.
— Кутерьма уже началась, — сказал Исаев. — Пишут и в райком, и в горком, и даже в ЦК.
Настроение у Брянцева испортилось. Подставлять под удар Бушуева не хотелось — еще не нажив авторитета, потеряет его. Значит, надо брать вину на себя. Но что он сможет сказать в свое оправдание? А Карыгина придется пропесочить.
Посмотрел на часы. До девяти оставался час. Немного, но все же в нескольких цехах побывать успеет. Подумал, не позвонить ли Тасе о приезде? Решил не звонить. Пусть спит. Она любит поспать.
Едва Брянцев переступил порог подготовительного отделения и с привычным волнением почуял острый запах резины, к нему подошел Салахетдинов и забросал вопросами: как, что, удалось ли отбиться или надо готовиться к новым боям и очень ли подвели они своим упрямством? Не успел ответить Салахетдинову, как подошли другие рабочие с подобными вопросами.
В отделении протекторов о том же спрашивал Калабин. Ну как не ответить человеку, с которого начал свое существование общественный институт? Не зря ведь всех экскурсантов, которые приезжали на завод перенимать опыт, всегда подводили к калабинской шприц-машине и торжественно объявляли: «Это начиналось здесь».
Калабин слушал директора, но не отводил глаз от резины, которая, как тесто, выдавливалась из профилированного отверстия машины и ложилась на роликовый транспортер. Потом рванулся в сторону и стал замерять ширину протекторной ленты.
Брянцев постоял еще несколько минут, пока не убедился в том, что протекторы строго соответствуют заданному размеру. Задержался у ножа, резавшего ленту на куски, потом у контролеров ОТК, которые замеряли и взвешивали протекторы, и уже собрался в цех каландров, но его задержал резиносмесильщик, человек с кротким характером и с угрожающей фамилией — Змий. Пожав Брянцеву руку, сказал доверительно:
— Мыслишка есть, Алексей Алексеевич.
Очень хотелось Брянцеву попросить рабочего повременить с этим до завтрашнего дня. Но Змий пришел в свой выходной день, значит, его гложет беспокойство. До сих пор он не принимал участия в исследованиях, все поглядывал, что получится у других, взвешивал и вот наконец решился. Разве можно его оттолкнуть?
— Слушаю, — не особенно радостно произнес Брянцев.
— Хочу режим смешения сократить еще на минуту и двадцать секунд.
Брянцев недоверчиво прищурился. Режим смешения, по общему мнению, был уже поджат до предела. Не ошибается ли рабочий?
— А качество смеси?
— Улучшается.
— Откуда ты знаешь?
Змий заговорщицки огляделся.
— Вы меня не выдадите? Четыре ночи пробовал на свой страх и риск. Получается.
— Но это же нарушение технологии.
— Эх, Алексей Алексеевич, нарушать технологию непригоже тому, кто плохо в ней разбирается. А ежели с умом нарушать…
«Ого, — подумал Брянцев, — новая формула оправдания всяких нарушений, но довольно остроумная». — И спросил:
— А кому я не должен тебя выдавать?
Змий снова осмотрелся по сторонам.
— Начальник цеха, если узнает — заест!
Брянцев невольно расхохотался.
— Вот это здорово! Начальника цеха боится, а директора в сообщники берет.
— Так я с вами сейчас не как с директором завода говорю, — резонно заметил Змий и даже глаза прищурил, умные, много видевшие глаза. — Я к вам как к директору института подошел. Вы-то должны меня понять, сами многим рискуете. И сами, когда напролом не удается, исподволь делаете…
— Ладно, иди к Целину.
Брянцев долго смотрел вслед удалявшемуся рабочему. На самом деле: как он мог поступить, встретив препятствие? Теоретического багажа, чтобы доказывать свою правоту, у Змия нет, а техническая интуиция есть. И он проверил сначала на практике. Попробуй прижми его! «Вы же сами…» Вот что значит пример руководителя, дурной или хороший. А если разобраться, какой пример подал он коллективу своим самоуправством? Насколько безупречным должен быть руководитель, чтобы его не попрекнули собственными же поступками.
До сих пор он мог пробирать тех, кто нарушал семейные устои. А вот когда у самого произойдет семейная передряга, разве сможет он одергивать «леваков»? Дал же ему понять Змий, с кого берет пример, проводя тайком рискованные эксперименты. И в другом, «семейном» случае может повториться то же самое. Каждый вправе будет огрызнуться: «А что, товарищ директор, уходить от жены — это только ваша привилегия?» И попробуй убедительно ответить на такой выпад!
В цехе каландров Брянцев задержался. Он никогда не проходил мимо каландровожатых. Его восхищало искусство людей, которые на глаз умели определять степень обрезинивания корда с точностью до сотых долей миллиметра, на глаз настраивали свои машины так, чтобы они при огромной скорости прохождения кордной ткани успевали прорезинить все нити в отдельности и все полотно в целом. На заводах, построенных в последние годы, эту задачу решали автоматы, счетные машины, приборы, вооруженные изотопами, а здесь, в Сибирске, это делал человек. В молодости Брянцев считал сверхъестественным искусство дегустатора. Нальют в стакан смесь из десяти вин — и определи, какие вина вошли в эту смесь. Но дегустаторы ведут особый, отличный от всех образ жизни: имеют длительный отпуск, на работу выходят, прогулявшись по свежему воздуху, следят за своим состоянием и настроением и пробуют за рабочий день не более трех марок вина.
