Евгений Емельянов - Хорошие люди
— Что произошло, Клавдий?
— Тебе чего волноваться? Повздорили — и всего дела…
Варвара Петровна всплеснула руками:
— Клавдий, ты потеряешь свой последний шанс, опомнись. Такую женщину, как Тамара Акимовна, днем с огнем не сыскать. Умная, красивая, приветливая… Не говори, что поругались. А и поругались — не вешай носа. Помиритесь!
— Не помиримся, не маленькие. И хватит об этом, матушка. Все. Баста. Пусть она себе ищет человека поинтеллигентнее, образованного… Чтоб книжки читал… Гусь свинье не товарищ… Все, матушка. Мечи щи из печи. Что там у тебя?
Утром следующего дня Клавдий Сергеевич поехал в Дементьево. Он еще издали увидел во дворе знакомого дома Павла Павловича — мужа Любови Матвеевны, заядлого садовода-любителя — и, подойдя к калитке, окликнул его. Павел Павлович обернулся, долго, не узнавая, смотрел на гостя, потом воскликнул:
— Неужели Клавдий Сергеевич?
— Он самый.
— Заходи, заходи, будь гостем.
Хозяин завел гостя в дом, усадил на табурет.
— Кури, если хочешь.
— Не балуюсь. Курить — здоровью вредить…
— Само собой. Я ведь тоже… — Павел Павлович помялся. — Сейчас позову жену.
— А где она?
— У соседей с утра сидит, где ж ей быть? У такой же старухи и сидит, как сама.
— Какая же Любовь Матвеевна старуха, — любезно сказал Вахтомин. — Шестьдесят лет…
— Шестьдесят три.
— Неважно.
— Да нет, важно.
Павел Павлович пошел было к двери, но вернулся и тоже сел на табурет. С любопытством посмотрел Вахтомину в глаза:
— Если не секрет, что у вас там стряслось, в Вахтомино?
— А в чем дело? — спросил в свою очередь Клавдий Сергеевич. — Что ты имеешь в виду?
— То и имею, что вчера к нам милиция заявлялась. Участковый наш. Интересовался, где мы спрятали твоего старшего сына.
— Значит, — размышляя, спросил Клавдий Сергеевич, — Станислав у вас не появлялся?
— Зачем ему появляться здесь? Он что, действительно, сбежал из дома?
— Сбежал, подлец. Думали, что к вам подался. Тем более, что матушка моя, — тоже головы нет на плечах у человека! — помогла ему в этом. «Езжай, говорит, внучек, поживи у Любови Матвеевны в Дементьево».
— Нет, к нам он не приезжал, — повторил Павел Павлович. — Если бы он был у нас, вы бы еще вчера узнали об этом… От милиции. У них связь — будь здоров.
— Я думаю, — согласился Вахтомин.
— Сейчас Любу позову.
Вахтомин хотел уехать назад. Только теперь, узнав о том, что Станислава в Дементьево не было и нет, Вахтомин встревожился не на шутку. Если сын не поехал в Дементьево, куда же он делся? Куда мог побежать без документов и без теплой одежды? Кому он нужен? Не махнул ли с дурости в Тамбов? Самые тревожные предположения лезли Вахтомину в голову, и Клавдий Сергеевич решил первым же поездом вернуться назад. Павел Павлович и Любовь Матвеевна убеждали его остаться хотя бы до утра, погостить («Сын уже дома, небось!» или «Он вообще никуда не уезжал, у товарища переночует пару ночей да и вернется… Товарищей всех поспрашивали?..»). Последнее предположение, которое сделала Любовь Матвеевна, показалось Вахтомину не лишенным смысла. А что, — решил Клавдий Сергеевич, — вполне возможный вариант. Никуда Станислав не поехал, а сидит у какого-нибудь дружка и слушает по радио футбол.
— Что ж, Любовь Матвеевна, может, вы говорите вполне справедливые слова. Поеду утром. Когда утренний проходит здесь?
— В семь.
— Вот утренним и вернусь… — Вахтомин тыльной стороной ладони хлопнул по другой. — Какой же негодяй!
— Дети… — сказал Павел Павлович. — Успокойся, Клавдий Сергеевич. Сейчас я тебе покажу коллекцию моих открыток об освоении Северного полюса…
Клавдий Сергеевич рассматривал открытки и пил чай. В этот самый час Станислав в пригородном поезде возвращался из Тамбова домой…
В деревне же Вахтомино ничего не изменилось, если не считать того, что после девяти часов утра Варвара Петровна накинула на голову платок и отправилась в село, чтобы поговорить по душам с Тамарой Акимовной.
Выйдя из-за прилавка и поздоровавшись, Тамара Акимовна спросила:
— Что случилось, Варвара Петровна?
— Ничего не случилось.
— Станислав вернулся?
— Я думаю, что он погостит там немного.
— Значит, вы знали?
— Выходит, так. Только я, Тамара Акимовна, пришла не из-за Станислава вовсе.
— Разве? Неужели есть что-то важнее?
— Выйдемте на улицу, Тамара. Тут у вас больно людно…
На улице старушка подвела Тамару Акимовну к ближайшей скамейке.
— Посидим, милочка…
— Посидим, Варвара Петровна.
Тамаре Акимовне не понравилось слово «милочка», которое произнесла Варвара Петровна; но у Тамары Акимовны и в мыслях не было обвинить старушку в неумении подбирать слова.
— Я что хочу у тебя спросить, Тамарочка, — начала Варвара Петровна ласковым голосом. — Я пришла узнать, почему это вдруг мой Клавдий Сергеевич раздумал на тебе жениться?
— Ах, вот в чем дело. Ну, если он вам сказал об этом сам, мне нечего добавить, Варвара Петровна.
Старушка скользнула взглядом по ее лицу.
— Не хитри, Тамарочка. Что-то произошло меж вами. Говори, что. Небось, поправить еще не поздно.
— Поздно, Варвара Петровна.
— Да ведь он любит тебя! Он всегда говорил, какая ты замечательная женщина, карточку в кармане носит в блестящей бумаге…
— Изменить ничего нельзя уже, Варвара Петровна.
Тамара Акимовна могла бы признаться, какая тяжесть легла на ее сердце, когда она узнала, что Клавдий Сергеевич, который казался ей всегда самостоятельным человеком и любящим отцом, который, как ей думалось, сумеет защитить ее от возможных жизненных бурь, — этот человек избил своего родного сына! Надо ли говорить о том, какое разочарование испытала Тамара Акимовна? Она в новом свете увидела многие поступки Вахтомина — те поступки, которые в свое время казались ей странными, но вполне объяснимыми. В ту ночь Тамара Акимовна осознала, что ее вдовья жизнь остается без изменений; Тамара Акимовна решительно и бесповоротно вычеркнула из своего сердца Клавдия Сергеевича Вахтомина.
Но разве могла она сказать об этом Варваре Петровне?
Варвара Петровна взяла ее за руку:
— Милочка, моему сыну нужна жена. Такая жена, как ты — умная и красивая. Чтобы он любил ее и носил на руках. Он не старик. Что там — сорок девять лет! Для мужика это не возраст…
— Варвара Петровна, я уж сказала вам. Ничего нельзя изменить.
— Тамара, Тамарочка, не говори такие слова, подумай! Я уверена, что тебе многое не понравилось в нем… Да? Правда? Но ведь правильно говорят в народе: стерпится — слюбится. Уважь старуху, милая. Погоди принимать главное решение. Все еще изменится.
Варвара Петровна мечтала видеть в своем доме нормальную человеческую семью, в которой жизнь внуков согрета присутствием пусть не родной матери, зато хорошей мачехи. Варвара Петровна знала о том, что Тамара Акимовна произвела на ребят хорошее впечатление. Старушка часто становилась невольной свидетельницей мальчишеских разговоров. Она обрадовалась, когда узнала, как они относятся к Тамаре Акимовне; бабушка Варвара перекрестилась: «Может, все теперь образуется».
И вдруг все сломалось в одночасье.
Варвара Петровна хотела уговорить Тамару Акимовну. Старушка была уверена, что сын ее женится; теперь же она поняла, не Клавдий раздумал жениться, но Клавдия выставили из дому. Воистину, решила Варвара Петровна, Клавдий должен был сделать большую пакость, чтобы эта женщина отвергла его.
Она встала со скамейки:
— Ну, что ж, милочка, Тамарочка, мне очень жалко, что у вас ничего не получилось. Пойду я. Желаю тебе быть счастливой.
— До свидания, Варвара Петровна.
Тамара Акимовна некоторое время смотрела вслед своей гостье и думала о том, что потеряла одновременно трех хороших людей — Юру, Станислава, Варвару Петровну.
Клавдий Сергеевич Вахтомин не подозревал о том, насколько серьезным было решение Тамары Акимовны. Вернувшись домой из Дементьева, обсудив со Станиславом вопрос о его работе на комбинате и почти совсем успокоившись, Клавдий Сергеевич решил выждать денек-другой, после чего снова заглянуть к Тамаре Акимовне на огонек.
В следующий понедельник Станислав должен был выйти на работу, и Вахтомин собрался поговорить с глазу на глаз с мастером Рожковым Вадимом Кирьяновичем, которому предстояло принять в свою смену Станислава в качестве ученика станочника.
Из всех инженерно-технических работников комбината Вадим Кирьянович Рожков был для Вахтомина наиболее «неудобным» коллегой. Они недолюбливали друг друга, но их объединяло общее дело. Они сдавали один другому смену и принимали ее. Поэтому мастер Рожков хорошо знал, какими грехами страдает этот «правдолюбец» Вахтомин. Иногда, когда Вахтомин начинал разглагольствовать с трибуны собрания «о дальнейших перспективах повышения производительности труда», «об улучшении качества изделий», о том, что «не все еще цехи и участки пришли к убеждению о необходимости вскрывать свои внутренние резервы», — в таких случаях Рожков бросал с места:
