Михаил Колесников - Алтунин принимает решение
- Да, задача заманчивая, — согласился Букреев. — Человеку, который решит ее, нужно памятник из золота отлить.
- Не надо. Обойдусь.
- Ты хочешь сказать, что уже решил эту задачу?
- Ну, не совсем... И я тут, собственно, ни при чем: не мной придумано. На других-то заводах - пусть немногих - такая технология оправдала себя, а мы боимся. Чего? Затрат? Они быстро окупятся. Специалистами подсчитано: замена механической обработки штамповкой дает возможность на каждом миллионе тонн использованного проката сэкономить почти триста тысяч тонн металла, высвободить пятнадцать тысяч станков и сэкономить труд тридцати тысяч рабочих. Вот каков он, экономический эффект!
Букреев совсем зажмурился, спросил, не скрывая восхищения:
- Откуда у тебя берется все?
- От нужды.
- Ну, генератор чудес!
- Работающий на холостом ходу. Вернется Самарин и похоронит мои хрупкие мечты под грудами облоя и окалины, а меня положит под гильотинные ножницы для прямолинейной резки листового металла.
- Не похоронит. Вопрос о подготовительной смене можешь считать уже решенным. Я говорил с начальством, возражений нет.
Но Алтунин вроде бы и не рад такой легкой победе. Заговорил каким-то тусклым голосом:
- Спасибо за помощь. Только скажи мне, Олег Иннокентьевич, ты ведь Самарина знаешь не хуже меня, как он воспримет это да и все прочее, за что я, как ты говоришь, ухватился? По-партийному скажи; может, стоит подождать его возвращения? Может, у меня просто выдержки не хватило? Тебе-то положение в кузнечном цеху известно получше, чем Карзанову или Лядову. Как ты скажешь, так и буду действовать.
Букреев помолчал. Набил маленькую свою трубочку волокнистым табаком, раскурил ее и только после этого сказал:
- Оракулом любит быть Карзанов, а я, брат, в оракулы не гожусь. За Самарина судить не отваживаюсь. За нас с тобой - изволь. И ты и я привыкли уважать Юрия Михайловича. Уважаем и любим его и сейчас. Помним, что он помог нам сформироваться... Можем ли мы быть ему судьями, если даже он делал что-то не так? Вопрос чисто риторический... Мы ведь не собираемся судить его. Не ставим перед собой такой задачи. А вот ликвидировать выявившиеся изъяны в работе кузнечного цеха обязаны. И немедленно, не дожидаясь возвращения Самарина. Изъяны вскрыла компетентная комиссия, и не так уж важно, что председателем ее оказался ты. Пожалуй, это даже хорошо. Так что не казнись душой и начинай готовить цех к перестройке на новую технологию. С Клёниковым посоветуйся. Нельзя от него отчуждаться: вам вместе работать и работать. Он норовистый, переоценивает себя, но работу-то любит?
- Говорить с Клёниковым бесполезно.
- Это ты напрасно... Пусть человек выскажется до конца. Будь хозяином. Чутким, справедливым. Без особой нужды не наживай недругов. Старайся, чтобы тебя поняли, и тогда поддержка обеспечена. Не впадай в роль борца-одиночки. Людей, людей вокруг себя группируй, находи пути к сердцу каждого... И не обессудь за традиционный для секретаря парткома вопрос: художественную литературу почитываешь или руки не доходят?
- Не доходят, Олег Иннокентьевич.
- У меня тоже не доходят, но все-таки почитываю. И ежели честно признаться, необходимость эту ощутил я в полную меру, только став секретарем парткома. До того все больше на техническую литературу налегал. По специальности. А теперь почувствовал - этого мало. Руководитель современного производства должен быть не только технически подкованным, а и духовно богатым. Иначе не возьмешь рабочего человека за душу. А взять обязан. Одним лишь материальным стимулированием нынче не всегда добьешься необходимого эффекта, К материальным поощрениям привыкли: никого не удивишь премией, тринадцатой зарплатой, путевкой в дом отдыха. Случается, даже поощряем не того, кого нужно поощрять.
Алтунин понял: это камень в его огород. Недавно кузнец Недопекин заявил: "Не дадите премию, уйду на соседний завод". Помялись, помялись и уступили шантажисту: премировали. А в цехе начались разговоры: теперь премию дают не за работу, а за то, чтобы только не уходил с работы. Досадно, но факт: разгильдяй Недопекин, которого и к молоту подпускать не следовало бы, взял администрацию за горло и вырвал то, что по праву принадлежало кому-то из передовиков. Тот не умеет брать за горло - совесть не позволяет, а Недопекин только это и умеет. В тот же день он с дружками своими пропил незаслуженную премию в ресторане-столовой "Голубой пресс", надебоширил, попал в вытрезвиловку и там цитировал дежурному милиционеру Козьму Пруткова: "Мы труда бежим, на печи лежим". А спрос за все опять же с Алтунина: плохо воспитываете. К таким следует применять "отрицательное стимулирование". Недопекину за сорок, а ты его воспитывай!..
- Я постепенно прихожу к выводу, Олег Иннокентьевич, — сказал Сергей, — что самый отвратительный человек - это человек безответственный. Все за него отвечают, а он ни за кого и ни за что. Даже за свои слова не отвечает. Дает обещания, клятвы и тут же с холодным цинизмом нарушает их. Надует кого-то и зубоскалит: "Обманули дурака на четыре пятака!" Можно бороться с воровством, с пьянством, а с безответственным человеком бороться почти невозможно.
- Тут ты и прав и неправ, — усмехнулся Букреев. — Безусловно, прав в том, что безответственность отвратительна. Но бороться с ней и можно и нужно. Это качество не врожденное, а приобретенное. Так же, как и высокая ответственность, добросовестность.
- Прискорбно, Олег Иннокентьевич, что сил и времени много тратить приходится на искоренение этого зла. А итог плачевный. Ты намекаешь мне на Недопекина, а я гляжу дальше. Безответственность многолика. Силантьев - тоже олицетворение безответственности. Вот вы дали ему нагоняй, а, думаешь, он перевоспитался? Как бы не так...
Но Сергею не хотелось распространяться об этом. Хватит!
Недавно на совещании у директора Алтунин предложил для упорядочения межцеховых отношений ввести специальные бланки, которые заполнялись бы при сдаче заказов в инструментальный цех, в каждом случае давалось бы описание задания и указывался срок выполнения. Заполненный бланк предлагалось скреплять двумя подписями: начальника цеха-заказчика и начальника инструментального цеха. За невыполнение заказа в срок, а также за брак Силантьев должен нести персональную материальную ответственность. Директор может лишить его премии, наложить взыскание.
Как и следовало ожидать, Константин Петрович встретил это предложение в штыки: вспылил, стал всячески оскорблять Алтунина, обвинил его в бюрократизме, крючкотворстве, оказенивании давно сложившихся отношений между начальниками цехов. Приземистый, широкоплечий, он стоял, скрестив руки на груди, широко расставив ноги, и метал молнии. Но Сергея поддержали другие начальники цехов - им надоел диктат Силантьева. И Ступаков резко оборвал его:
- Прекратите словоизвержение! Предложение Алтунина принимается. Сегодня же отпечатать бланки. За невыполнение заказов в срок применю к вам, Константин Петрович, отрицательное стимулирование на полную катушку.
Однако Силантьев не изменил своих отношении с кузнечным цехом. Он по-прежнему торговался с Алтуниным, всячески оттягивая сроки исполнения его заказов. По-прежнему поставлял ему штампы, требующие сложной доводки. Слышать не хотел о представлении вместе с каждым штампом пробных деталей, изготовленных на нем. Только ухмылялся:
- Пиши очередную кляузу, Алтунин. Может, меня попрут.
Сегодня у Алтунина снова произошла стычка с начальником инструментального цеха. Сергей сам понес Константину Петровичу бланк очередного заказа, объяснил:
- Если не получим этих штампов через две недели, сорвется ответственное задание.
- У тебя сорвется, а не у меня, — ответил Силантьев насмешливо. — У меня никогда не сорвется.
- Задание дано заводу, а не мне. Все мы несем за него одинаковую ответственность.
- Так уж и одинаковую? На каком это бланке записано? Заказ поручили тебе, вот и отдувайся. А от меня через две недели штампов не получишь. Можешь жаловаться Ступакову.
- Почему не получу?
- Не получишь - и все. А если по существу: у меня лежат шесть срочных заказов. Ты, Алтунин, будешь седьмым.
- Завод понесет колоссальный убыток.
- Ну, ты мыслишь в общезаводских масштабах, а я отвечаю за свой цех. За весь завод пусть дирекция отвечает.
Алтунин с удивлением посмотрел на него: "Неужто этого человека совсем недавно еще ставили в пример другим как образцового командира производства? Ему же на все начихать. Решительно на все, кроме собственной спеси".
Алтунин уже дважды предъявлял претензии на Силантьева за несвоевременную поставку оснастки. Директор сдержал свое слово об "отрицательном стимулировании" - срезал премию на двадцать пять процентов. Но Константин Петрович тверд, как железо.
У него сейчас в самом деле шесть срочных заказов. Правда, все они не такие важные, как алтунинский. Но это еще нужно доказать. На доказательства тоже потребуется время. Был бы Алтунин в добрых отношениях с Константином Петровичем, тот, конечно же, сразу бы выделил бригаду для изготовления ему штампов. Для других ведь делает исключения, нарушает очередность. И для него бы сделал. Только другие-то вон как разговаривают с начальником инструментального цеха: "Уважь, Константин Петрович", "Выручи, Константин Петрович", "Не погнушайся выпить со мной рюмочку, мы народ простой, мастеровой". А этот Алтунин - нахрапом. Нет, милок, нахрапом здесь не возьмешь!
