Анатолий Емельянов - Запоздалый суд (сборник)
Вот когда Алексею Федоровичу стало все окончательно ясно!
— Эй, старый индюк, увидел человека и рад язык почесать, — донесся с дальнего конца участка не по-старушечьи звонкий голос бабушки Анны, супруги деда Ундри. — Делай свое дело, мало ли народу мимо ходит…
— Давай, Лексей, объясняй, мне, видишь ли, некогда — вон слышал, старуха торопит.
Что мог «объяснить» Алексей Федорович старику?! Он только сказал глухо:
— В нашей стране перед законом все равны — это ты, Андрей Петрович, и сам хорошо знаешь.
— Ну, и на том спасибо, растолковал! — горько усмехнулся старик. — Я ему про Фому, а он… а-а, — не договорив, он безнадежно махнул рукой и направился на дальний конец участка к работавшим там женщинам.
— Андрей Петрович, постой-ка, — окликнул Алексей Федорович старика и, видя, что тот не отзывается, тоже пошел за ним следом.
Среди работавших женщин он узнал хозяйку огорода Розу, ее свекровь Катрук, бабушку Анну, Розину соседку Марию Панкину. Похоже, что Роза по старинному обычаю созвала ниме — помочь, и он на эту горькую помочь как раз и угадал.
Алексей Федорович поздоровался с работницами и, не сразу сообразив, что им сказать, как себя вести, вполусерьез-вполушутку проговорил:
— Ну, что ж, если у вас ниме — давайте и мне лопату.
Но лопаты ему не дали. Женщины обступили его, и ему, по поговорке, пришлось поджариваться на том костре, который он сам же и зажег.
— Да, у нас ниме. А что тому причиной — знаешь?
— Ты — парторг, комиссар, а в одной упряжке с Михатайкиным бегаешь.
— Сделал он тебя бригадиром, а ты и рад и тоже в его сани сел…
А дед Ундри еще и подливал масла в огонь:
— Так, так его, бабы! А то из своих кабинетов они нас плохо стали видеть…
Нет, не лопатой тут надо было работать — головой. И Алексей Федорович, чтобы погасить разгоревшийся разговор, сказал:
— Вот мы что сделаем… Веспа нынче идет сухая, так что под лопату картошку сажать — как бы потом не выгорела… Вы пока сделайте небольшую передышку, а я пошел в свою бригаду, и если не через двадцать минут, так через полчаса… — тут Алексей Федорович по старой армейской привычке взглянул на часы и уточнил: — в шестнадцать ноль-ноль здесь будет конь с плугом. Под плуг и посадите.
— Тогда на пиво вечером приходите, — попросила Роза, и Алексей Федорович увидел, что у нее в глазах стояли слезы.
— Так лопату-то мне не дали, — отшутился он, — не за что меня и пивом угощать…
8
Быстро, незаметно проходит время в застолье. Да в лесу и темнеет раньше, чем в поле. Так что когда собрались в обратный путь и стали складывать посуду, то Васе Берданкину пришлось фарами машины осветить поляну.
Незаменимый человек Вася на таких гулянках! Сколько бы ни пришлось ему выпить за столом — свое дело он знает. И еще не было случая, чтобы с какими-то приключениями доставил охмелевшую компанию домой. В любом состоянии, по любой дороге ведет машину аккуратно, спокойно. Говорят, восемьдесят процентов всех дорожных аварий происходят по причине невоздержанности сидящих за рулем. Много ли, мало ли выпьет человек и — всей ступней жмет на акселератор, из тихого и осмотрительного превращается в лихача. У Васи все наоборот: чем больше выпьет, тем тише ведет машину.
Вот и сейчас, пока выбирались из леса, Вася ехал со скоростью черепахи, и ни разу не то чтобы там на дерево — на кустик не наехал. А чтобы не заплутать в ночном лесу — по своему же собственному следу и вел машину. И уж только когда выехал на луг, прибавил газу.
Мелкая и крупная мошкара летит на свет фар, ударяется о ветровое стекло, и — закрой глаза — кажется, что капли редкого дождя бьют но машине. Мошкары особенно много здесь, в пойменных лугах.
Рядом с Васей сидел осоловевший, подремывавший Александр Петрович. А на заднем сиденье расположились Федот Иванович с Шурой.
До чего же нетерпеливая эта Шура! Ну, подождала бы немного, скоро доедут, так нет, обняла председателя за шею, словно боится, что он может выпасть из машины. Мало что обняла, качнет машину — норовит в этот момент к нему тоже качнуться и поцеловать. Эх, Шура, Шура!..
Вася свое водительское зеркальце поставил так, что в нем хорошо видно, что происходит на заднем сиденье. Он и на дорогу глядит, и в зеркальце нет-нет да посмотрит.
Удивляет, если не сказать восхищает Васю смелость, нестыдливость Шуры — все ей трын-трава. И где только набралась она этой смелости?.. Где, уж конечно, не в Хурабыре. Еще молодой девчонкой завербовалась Шура вскоре после окончания школы на стройку и попала не куда-нибудь — в Москву. Приезжала в отпуск — чик, брик, все на ней по самой последней моде… Видно, тогда, в те годы, и набралась она городских замашек. И по сей день одевается почище сельских учительниц. Остались у нее в Москве подруги, нет-нет да посылочки со всякими модными кофточками да туфельками пришлют. Денег у нее хватает. К тому же и председатель балует. А и так скажешь, что такую и побаловать не грех. Шура не чета деревенским девчонкам, которые строят из себя этаких неприступных недотрог. Не понимают, дуры, что молодость и жизнь даются только раз. А Шура понимает и ни в чем себе не отказывает, никаких запретов не признает. Всяко по деревне за глаза о ней те же девки да бабы судачат: и такая она, и сякая. А Шура и ухом не ведет на эти разговоры, плевала она на них, все ей — и все эти бабьи сплетни в том числе — трын-трава…
Опять взглянул Вася в зеркальце. Тьфу ты, чертова баба — опять целуются…
Показались огни Хурабыра.
Не въезжая в деревню, Вася повернул к крайнему Шуриному дому. Агроном быстренько выскочил из машины и скорым шагом — во двор, чтобы открыть ворота.
Вася въезжает, председатель с Шурой вылезают из машины, оглядываются: вроде бы никто не видел, и заходят в дом. Тогда только Вася выводит машину со двора, Александр Петрович закрывает ворота, и они едут дальше.
Вот и дом агронома. Облегченно вздохнул — слава богу, гулянье кончилось! — Александр Петрович выходит из машины. Уже не первый раз замечает Вася: почему-то не доставляют большого удовольствия агроному «рыбалки» вроде нынешней. То ли еще не втянулся, то ли смаку в этом не понимает…
Пассажиры развезены по домам. Теперь можно и в гараж.
Но вот уже и машину поставлена, и ворота гаража закрыты, водителю тоже можно идти домой, а он что-то медлит, что-то не торопится. Сел на лавочку, что тянется вдоль стенки гаража, курит.
Дома уже привыкли, что Вася частенько возвращается лишь в полночь, а то и вовсе перед рассветом. В первое время жена ругалась, устраивала сцены, а потом то ли увидела, что толку от этой ругани мало, то ли посчитала, что переживать поздние возвращения мужа себе же дороже, по только в конце концов махнула рукой: пусть пошляется, перебесится, пусть жирок порастрясет. Уж если пятидесятилетний Федот Иванович, говорят, к чужим похаживает, надо ли строго с молодого-то спрашивать?!
Года три после женитьбы жили они хорошо, согласно, полюбовно. Потом как-то пополз по деревне слушок, будто Вася к одинокой Ларисе начал заворачивать. Было это или не было — кто знает. Но только вскоре Лариса заколотила дом, уехала работать в город, а через год вернулась в деревню уже с мужем. Тогда-то Вася и положил глаз на бухгалтера Шуру. Правда, узнав, что часто ли, редко ли, но бывает в ее доме сам Михатайкин, ходил Вася к Шуре с большой осторожностью. И вот тогда впервые удивила его в Шуре способность держаться с Михатайкиным смело, свободно, будто ничего и не бывало между нею и Васей.
Тоща удивила, а вот нынче — нынче обидела. Вася почувствовал себя даже словно бы оскорбленным той самой способностью Шуры любить сразу двоих.
— Сволочь! — вслух выругался он. — Ей, видно, как суке, любой кобель люб.
Все. Решено! Больше он туда не ходок. Пусть председатель ходит, а его ноги у Шуры больше не будет…
Однако же, приняв это твердое решение, Вася тут же и подумал: а к кому тогда?
Конечно, будь Вася трезвый, он бы, может, и не стал задавать себе такого вопроса, а притушил бы докуренную папиросу да и пошел домой спать. Но Васю как раз только сейчас хмель и разобрал по-настоящему. То он крепился, держал себя, как бы сказать, в мобилизованном состоянии: сидишь за рулем — держи ухо востро! Сейчас Вася полностью демобилизовался, никакие запретительные знаки перед ним уже не маячили, и вот именно теперь ему и захотелось гульнуть, как-то потешить себя.
И тут в его хмельной голове вдруг возникла Роза. Ведь уже скоро год, как Петр уехал, молодая баба, поди, скучает без мужа и, наверное, просто рада будет, если Вася навестит ее. Конечно, будет рада!..
Вася тушит папиросу и решительно поднимается с лавки. Поднимается и… снова садится. Ему приходит на память нынешнее заседание правления, на котором было решено завтра же распахать Розин огород и сдвинуть землю на компост. Он вспоминает, что твердо обещал председателю выполнить это решение.
