Евгений Дубровин - Дивные пещеры
– Я вам все сказала… – Леночка закусила избитую губу, из ранки засочилась кровь. – Отпустите меня… Я себя плохо чувствую.
– Ладно. Идите, – бросил младший лейтенант. – Но мы еще поговорим на эту тему. Найдем вот Токарева, и если вы соврали…
– Я не соврала…
– Вы свободны. Позовите Рудакова.
Когда главный бухгалтер вошел, Кобчиков с задумчивым видом листал свой блокнот.
– Слушаю вас… – сказал Рудаков.
Семен Петрович стал перед милиционером. Тот некоторое время вчитывался в какую-то запись в блокноте явно с деланным видом – очевидно, это был научный психологический прием, потом рассеянно бросил:
– Ах, это вы… Присаживайтесь.
Рудаков присел на скрипучую табуретку. Младший лейтенант продолжал изучать запись. Воцарилась долгая, гнетущая тишина. Главный бухгалтер не выдержал первым.
– Слушаю вас, – повторил он.
– Рассказывайте, – процедил Кобчиков, не отрываясь от блокнота.
– Значит, прихожу я утром…
Младший лейтенант поморщился:
– Я не об этом. Здесь мне все ясно.
– А о чем же?
– Вообще о жизни.
– О жизни?
– Ну да.
– Да ничего нового. Живу – хлеб жую.
Кобчиков вдруг отбросил в сторону блокнот и впился острым взглядом в глаза главного бухгалтера, как только что в Леночкины.
– Вот что я вам скажу, Рудаков. Сейчас я не веду протокол. Я для вас частное лицо, Рудаков. И слушайте меня внимательно. После этого ограбления ваше положение усугубилось, надеюсь, вы это понимаете?
– Да, понимаю… – На лбу Семена Петровича выступил пот. – Еще бы не понимать…
– Ну вот… Хорошо, что понимаете… В таком случае, вот вам мой совет: признавайтесь.
– Мне не в чем признаваться.
– Не упорствуйте, Рудаков, – поморщился младший лейтенант. – Если неделя поисков не дала результатов, вы надеетесь, вообще не найдем? Не надейтесь! Вы знаете, что вам грозит, когда ее найдут?
– Что?
– Немало… Да плюс ваше упорство, да плюс это ограбление кассы. Конечно, я уверен, к ограблению вы никакого отношения не имеете, но все же, знаете, как это действует на суд? Начнут задумываться, почему это именно у вас случилось… В общем, врежут на полную железку.
– Вы меня не пугайте.
– Я не пугаю, я советую. А если признаетесь, то суд может учесть это. Да еще, мол, на почве ревности. Ведь на почве ревности?
– Вы меня не ловите, молодой человек. Вы слишком неопытны для этого.
Кобчиков вспыхнул.
– Вот как!
– Да. Так.
– Значит, все-таки было дело?
– Я же сказал – не надо ловить.
– Ну смотрите, Рудаков, – с угрозой сказал младший лейтенант. – У меня много энергии. Весь город, все окрестности перерою, а найду ее.
– Ваше дело искать, наше – прятать, – усмехнулся Семен Петрович.
– Ах вот даже как! Острить изволите!
– В меру своих возможностей, товарищ младший лейтенант.
Кобчиков опять вспыхнул. Хотел что-то сказать резкое, но сдержался.
– Ладно. Идите, Рудаков. Не хотите так, будет по-иному.
– Да, вот еще что, товарищ сыщик. Может, вас это заинтересует. Из сейфа пропали кое-какие документы, – сказал Семен Петрович и вышел.
В бухгалтерии никто не работал. Проводник собаки лил чай, любезно заваренный сотрудниками, Леночка ушла домой, а бедная оскандалившаяся овчарка все ходила и ходила кругами по комнате, отыскивая нужный запах…
В дверь заглянул младший лейтенант Кобчиков.
– Пойдем, – кивнул он проводнику.
Проводник торопливо допил чай и вышел, пропустив впереди себя овчарку. На вороге овчарка остановилась и посмотрела на Семеня Петровича долгим, пристальным взглядом.
Главный бухгалтер не выдержал и отвел глаза.
– Вот еще… и она туда же, – пробормотал Семен Петрович и плюхнулся на «трон Его Бухгалтерского Величества». – Хватит развлекаться, давайте работать, – буркнул он.
Через минуту в бухгалтерии как ни в чем не бывало щелкали арифмометры.
16. ГЛАВНЫЙ БУХГАЛТЕР СЕМЕН ПЕТРОВИЧ РУДАКОВ
Если бы всего несколько месяцев назад Семена Петровича Рудакова спросили, какой он, Семен Петрович, не задумываясь, ответил бы: «Никакой. Как все».
И в самом деле, жизнь Шкафа текла размеренно, почти лишенная событий. Один день был похож на другой, год на год. Как и все в Петровске, Семен Петрович вставал почти на рассвете, работал в саду или возился по хозяйству (куры, свинья, кролики), потом плотно завтракал и шел на работу. После работы опять занимался домашними делами, потом плотно ужинал, немного смотрел телевизор и ложился спать.
Праздники тоже были похожи один на другой. Обильная еда, скучный разговор с родственниками и знакомыми об их скучных делах; беспокойный, полный кошмаров сон; а утром длинная, хмурая очередь за пивом в городском саду. Жена и дети почти не занимали места в жизни Семена Петровича. Женился Рудаков на доме и саде. Пошел после танцев провожать приглянувшуюся ему девушку, увидел хороший дом посреди старого сада, защемило сердце по своему углу, и Рудаков женился. Сам он был сирота из степных безлесных мест, где каждое дерево считалось большой ценностью, и деревянный сруб и сад всегда волновали Рудакова. Петровск, где Семен Петрович шабашил с бригадой – строили городскую баню (старая сгорела), – очень нравился Рудакову. Нравились тихие улицы среди зелени, спокойная, глубокая речка, протекавшая прямо посередине города, сочные, высокие камыши. Нравилось то, что на окраинных улицах паслись привязанные к кольям любопытные козы и пестрые телята с добрыми мордами. А самое главное, симпатичны были сами петровцы – уравновешенный, неторопливый народ с хозяйственной жилкой. Почти каждый двор имел хозяйство, автомобиль или мотоцикл.
У петровцев ничего не пропадало. Земли вокруг городка были приспособлены под огороды и покосы, даже слишком широкие улицы и те частично распахали под картошку и георгины на продажу. Речка тоже работала на петровцев: она разнообразила их меню толстой, как полено, заливной щукой, жареным сомом, ухой из окуней. Камыши шли на корм скоту, на крыши для хозяйственных построек, на маты. Водой из речки поливали огороды – каждый, живущий неподалеку, имел бензиновый насос, и летним вечером вся пойма затягивалась чадом, как туманом. Мощное гудение движков было как танковая атака, издали же казалось, будто стрекочет пропасть кузнечиков.
Жена оказалась типичной петровкой: спокойной, работящей, покладистой. Рудаков долго не мог привыкнуть к тому, что ее ничем нельзя удивить. Расскажет ей какую-нибудь новость, а та задержится на минуту – жена все время была в движении, в работе – и скажет только: «А… вот как», и в голосе никакого любопытства, даже если речь шла о каком-нибудь чрезвычайном происшествии, например, об убийстве («А… вот как… Значит, судьба…»).
Она ни о чем не спрашивала Семена Петровича, ни о самочувствии, ни о делах на работе. О себе сообщала лишь самое необходимое. Ложась спать уже далеко за полночь, жена легонько проводила ладонью по его груди: «Ты спишь?» В молодости он сразу просыпался от этого кроткого, возбуждающего прикосновения; когда стал старше, снимал руку и сквозь сон бормотал: «Не буди, я заснул»; ближе к старости, когда пришла бессонница, Рудаков при приближении жены закрывал глаза и притворялся спящим.
Дети получились в мать: такие же спокойные и работящие. Старший сын учился в медицинской аспирантуре и уже что-то там открыл, о нем говорили даже по «Маяку». Дочь окончила десятилетку на «отлично», но учиться дальше не захотела, устроилась на тот же завод, где работал Семен Петрович, вышла замуж за состоятельного человека с новым домом и большим садом. В гости приходила редко, больше по праздникам, вместе с мужем, молчаливым, добрым парнем. Жили они дружно.
Сын тоже давал о себе знать редко, больше скупыми открытками и поздравительными телеграммами, даже о его открытии они узнали по «Маяку». И Рудаковы ему не надоедали, чувствовали, что сын на верном пути. Большому кораблю – большое плавание, не им его учить.
Думая о своей жизни, Семен Петрович приходил к выводу, что она сложилась не так уж плохо, во всяком случае, не хуже, чем у других. Детей он вывел в люди, работа у него почетная; на старости лет хоть и нет сбережений, но имеется свой угол; жена – проверенный, надежный человек, в случае какого несчастья на нее можно вполне положиться.
Ничего особенного от жизни Семен Петрович больше не ждал. Он считал ее в общих чертах законченной. Что еще может быть? Пенсия через восемь лет, отпадет работа,.. Останется сад, рыбалка, телевизор, кружка пива после бани, потом болезни, хождение в поликлинику… Однажды он не проснется… Семен Петрович почему-то всегда думал, что он умрет легко. Может быть, потому, что побаливало сердце, а сердечники всегда умирают легко…
Многие из знакомых Семена Петровича жили по-другому. Одних захватывало накопительство, и Семен Петрович наблюдал, как постепенно вещи порабощала этих людей, лишали их разума, простых человеческих желаний и радостей.
