Георге Георгиу - Возвращение к любви
— Что случилось, Максим?..
Ласковый голос, как далекое эхо…
Мога пристально глядел на Валю, и на какой-то миг ему показалось, что на стуле сидит Нэстица его юности. Таким разительным было сходство!
Это неожиданное открытие заставило Могу медленно пройтись по кабинету, заложив руки за спину и пытаясь навести хоть какой-то порядок в своих взбудораженных мыслях. Лишь теперь он понял, что это сходство и вызвало в нем некогда непреодолимое страстное стремление ежедневно видеть Валю.
— Странно, — пробормотал он, останавливаясь у окна, словно ожидая увидеть за снегопадом дорогой ему образ. Но лишь густые белые хлопья лениво опускались на село, на туманные дали.
На его воспоминания… И, как бы смирившись с мыслью, что больше нечего ждать, Мога медленно подошел к столу, сел в старое кресло, в котором всегда чувствовал себя спокойно, по-хозяйски, и улыбнулся Вале.
— Да, кое-что случилось… Хочешь знать, как боги восходят на небеса? — торопливо сказал он, словно отвечая на Валин вопрос — Вот, посмотри, — он протянул газету, — тут статья обо мне. Вернее сказать, о том человеке, каким меня считает автор. Всемогущим, благородным, прекраснейшим человеком на свете… Все, что есть в Стэнкуце, сделано, оказывается, благодаря исключительно Максиму Моге. Пусть осмелится кто-нибудь это оспорить! Вот документ, где все это написано черным по белому! — Мога так хлопнул ладонью по лежащей на столе газете, что бумага лопнула в нескольких местах. — Видишь, даже бумага не выдерживает таких похвал! — неожиданно рассмеялся Мога, только глаза его оставались грустными.
— Ты не это хотел мне сказать! — возразила Валя. — Тебя выдают глаза.
— Да, ты права, — подтвердил Максим. — Есть вещи, о которых так просто не скажешь, вот и приходится ходить вокруг да около. — Мога склонился над столом и несколько секунд рассматривал газету, словно хотел выбрать оттуда подходящие слова. — Может быть, тебя удивит моя исповедь… Много раз я пытался разобраться, почему меня так тянуло к тебе. И лишь сегодня понял. Эта статья навеяла мне… — Он сделал паузу и пристально посмотрел на Валю, увидел, с каким напряженным вниманием она прислушивается к каждому его слову, и медленно продолжал, словно давая ей возможность вдуматься в каждое слово. — Мне вспомнилась первая любовь. Ее звали Нэстица. Она была очень похожа на тебя…
Впервые Максим рассказывал другому о Нэстице. Он говорил почти шепотом, как бы обращаясь к себе, к своей памяти.
Валя задумчиво слушала, ее руки отдыхали на столе, а в мыслях возникали забытые немые сцены, как в старом фильме.
Она уже полгода работала в Стэнкуце, когда Могу избрали председателем. При первом их знакомстве Валя с трудом удержала смех: Мога был таким громоздким, угрюмым, пиджак его еле вмещал, готовый вот-вот лопнуть на спине. Она пришла в правление попросить машину угля — уже несколько дней в больнице не было топлива. «Уголь я могу дать, а транспорта нет!» — резко ответил Мога. У Вали пропала охота смеяться. Что делать? Ее уговоры ни к чему не привели. Новый председатель словно отгородился от нее прочным панцирем, который ничто не могло пробить.
На следующий день Валя на больничной повозке подъехала к правлению, остановилась у сарая с топливом, взяла в руки лопату, возчик — вторую, и они стали грузить уголь. Во двор выскочил Мога. Возчик как увидел его, так и опустил лопату.
— Грузи! — приказала Валя и гневно глянула на Могу. — А вы чего стоите руки в брюки? У вас нет лопаты? Возьмите мою! Слава богу, у вас такая спина, что на нее можно нагрузить тонну угля!
Мога разразился громоподобным смехом — весь двор загудел. Он сбросил с себя пальто, пристально посмотрел на Валю, на ее нежные белые руки и схватил лопату.
— Вот теперь вы мне нравитесь, товарищ доктор! — Мога перестал смеяться и воткнул лопату в гору угля. — Человек должен быть решительным, если хочет чего-то достичь. Даже с риском нарваться на неприятности…
После обеда Мога пришел в больницу, прошелся по всем палатам, побеседовал с больными и, словно окончательно убедившись, что в помещении достаточно холодно, сказал Вале:
— Завтра пошлю вам машину угля и еще одну — дров.
А на прощание буркнул:
— Ваши руки призваны не уголь грузить, а утешать страдающих. Берегите свои руки!
Тогда Валю очень удивила такая резкая перемена в отношении Моги к ней. Но со временем она поняла, что он ценит людей решительных, действующих без колебаний, — он и сам такой. Но, очевидно, здесь было и что-то другое, может быть, то, о чем сейчас говорил Мога…
Его частые посещения больницы… После ее свадьбы — тоже. На первый взгляд — невинные… Валя радовалась, что ее посаженый, председатель колхоза, так заботился о больнице. Но однажды она почувствовала, что все, что делает Мога, — это ради нее. И запретила ему приходить…
— До сегодняшнего дня я чувствовал себя виноватым перед тобой, — признался Мога с печальной улыбкой.
— Ты еще бываешь в Пояне? — с участием спросила Валя.
— Поеду… — Мога встал с кресла, словно собирался немедленно отправиться в Пояну, но сделал несколько шагов по мягкому ковру и снова остановился у окна.
«Странно, — подумал он совсем о другом. — Мне сейчас кажется, что тот год, который привел всех нас в Стэнкуцу, был необычным годом. Мы собрались здесь, как по тайному сговору. Не кажется ли тебе, что ты нас всех сюда привела?..» Мога круто повернулся к Вале. На лоб упала седая прядь, и Валя подумала, что, когда они познакомились, волосы у Моги были черные. «Постарел ты, Максим… Вот и стал сентиментальным».
— Знаешь, — продолжал Мога, снова глядя на снегопад, на хлопья, лениво плывущие в морозном воздухе, и медленно возвращаясь к своим мыслям, — Будяну, автор статьи, пишет о будущем Стэнкуцы… Двухэтажные дома, газ, горячая вода, баня, асфальтированные улицы, цветы вдоль тротуаров… И…
Мога не договорил. Ему было жаль, что все уже будет сделано без него, и хотелось сказать об этом Вале…
Валя подошла к нему, растревоженная его признаниями и волнением. Несколько мгновений она смотрела на летящие хлопья за стеклом.
— Позволь крестнице поцеловать тебя! — сказала она, и ее голос дрогнул.
— За какие такие достоинства? — улыбнулся Мога.
— За твою любовь…
Раздался резкий, длинный телефонный звонок. Валя обхватила руками голову Моги и поцеловала его в губы.
— А теперь иди и послушай, чего хочет от тебя телефон, — засмеялась она. — Я ухожу. И не забудь, пожалуйста, что завтра у нас праздник — семь лет с той поры, как ты, можно сказать, повенчал нас.
— Буду, буду, непременно! — весело ответил Мога.
Он проводил Валю до дверей, затем вернулся к окну и стал смотреть, как она шла через двор, постепенно растворяясь в снегопаде.
Он прощался с ней. Она первой пришла в Стэнкуцу, и вот именно она первой уходит от него. У него сжалось сердце. Теперь он уже знал, чувствовал всем своим существом, как тяжело ему будет уезжать из этого села, от этих людей, с которыми делил все: радости, горе, мечты…
Снова зазвонил телефон. Кто-то упорно добивался своего. Мога посмотрел на телефон, но не снял трубку. Он оделся и вышел, сопровождаемый требовательным звонком.
В тот послеобеденный час жители села видели, как их председатель ходит пешком по улицам, чего не случалось с ним давно. Он останавливался у ворот, обменивался двумя-тремя словами с хозяином и шел дальше. Зашел в школу, в детский садик, в магазин, задержался на несколько минут перед домом Тинки Урсаке, оглядел хорошо ухоженный двор и молчаливый дом…
Затем свернул на узкую улочку, которая вела к строительству здания для сушки табака. Здесь, к удивлению рабочих, он долго и молча глядел, как трудятся люди, пока не заметил Кирилла Гырнеца, который таскал камни. Подозвал его и строго сказал:
— С завтрашнего дня вернешься на машину и начнешь на ней работать. Но чтобы был полный порядок!
«Что это случилось с нашим Могой? — перешептывались люди. — Прийти на такую стройку, которая стоит сотни тысяч, и не сделать никому ни одного замечания! Невероятно!»
Жители Стэнкуцы еще ничего не знали…
13Михаил Лянка вернулся из Лунги под вечер. Первым делом заскочил домой. Валя крепко спала, — не шелохнулась, когда открылись двери. Он увидел, как она легко дышит, и успокоился. Раз Валя дома — все в порядке, можно идти на работу.
Михаил вышел, стараясь не шуметь. «Я не отстану от Моги, пока он не привезет в Стэнкуцу еще одного врача», — вернулся к своим недавним мыслям Михаил, еще не зная, что Моге уже некогда решать не только этот вопрос, но и многие другие, более важные.
Встреча с Онисимом Черней и спокойный сон Вали — все это вернуло Михаилу хорошее настроение. Он легко взбежал по лестнице правления. В кабинете он поднял трубку и попросил телефонистку соединить его с Могой, хотя до кабинета председателя было шагов десять и он мог зайти к нему в любое время, не спрашивая разрешения. Но чаще всего Лянка поступал именно так, как сейчас: у телефона Мога был каким-то другим человеком, сговорчивей, что ли, не сверлил собеседника глазищами, и Лянке удавалось сказать ему все, что намеревался.
