Всеволод Иванов - Серапионовы братья. 1921: альманах

Колокольчики ликующе звенят вдали, едет по деревне
                                комиссар,
А в деревне холод, а в деревне голод, а в деревне
                             бушует пожар.

Если бросить камень в голову вам, выдержит ли голова?
Колокольчики ликующе звенят вдали, а комиссара укрыла
                                трава.

Тридцать градусов долготы и шестьдесят широты.
Если ты туда попадешь, в Петрограде очутишься ты.

На узкой улице живет коммунист, неизвестный совсем.
В доме номер не помню какой, кажется, тридцать семь.

Ровно в семь зажегся огонь и ровно в двенадцать погас.
Бьет первый час и второй час, бьет третий час.

Спит коммунист и слышит звон, да не знает, откуда он,
А над кроватью висит телефон и верещит телефон.

Бей, барабан, труби, труба, стройся за взводом взвод:
Коммунистический отряд отправляется ночью в поход.

Впереди комиссар, а за ним идет коммунист, бледен и нем:
Идет расстреливать коммунист из дома тридцать семь.

В деревне крик, в деревне стук, готовится млад и стар.
Ведь камнем убит, убит комиссар, камнем убит комиссар.

Приказ дан палить всем зараз. Пли, пали,
И еще: пли, и еще: пли, и еще, и еще: пли.

И вот уже со всех сторон летят стаи ворон.
Идет коммунист и слышит стон, да не знает, откуда он.

У комиссара квадратный лоб, шестистопный склад ума.
Коммунист отказался стрелять в крестьян, коммуниста ждет
                                тюрьма.

Каждую четверть бьют часы, и стрелки всегда бегут,
Бегут мужики, и вдогонку им коммунисты пули шлют.

Крутясь, к ногам падает лист под ветра осеннего свист.
По стенке прыгают зайчики-лучи, у стенки стоит коммунист.

Во весь рост встал коммунист и голову повернул:
Пред ним в ряд двенадцать солдат и двенадцать
                             стальных дул.

Двенадцать солдат, двенадцать дул и двадцать четыре руки,
И под солнечным лучом блестят стальные курки.

И, глухо стукнув, вверх поднялся каждый притвор,
И, звонко звякнув, вниз упал каждый притвор.

Дом, телефон, путь, крестьян, лоб комиссара, тюрьму…
И двенадцать сестер, двенадцать пуль заглянули
                             в сердце ему.

Бои не страшны, переходы легки, и винтовка тоже легка
Рядовому тринадцатого пехотного полка.

Но вчера война, и сегодня война, и завтра тоже война,
А дома дети, а дома отец, а дома мать и жена.

И завтра война, и всегда война, никогда не наступит мир.
И из тринадцатого полка бежит домой дезертир.

Он бежит в лес, он по лесу бежит, и уже наступила мгла,
И луна погасла, и солнце взошло, и снова луна взошла.

И филин кричит, и вторит сова, и воет голодный волк,
И, не заметив пути, дезертир вернулся назад в полк.

Всегда гладко брит командир, и на нем сияет мундир,
Собирается военно-полевой суд, и пред ним стоит дезертир.

А закон чист, а закон прост, и один приговор — расстрел.
И осужденный дезертир не понял, но побледнел.

«Завтра на заре расстрел», — и командир умолк.
Завтра снова идет в поход тринадцатый пехотный полк.

Завтра утром расстрел, и в избу ведет дезертира конвой.
Идет дезертир, будто сам не свой, с повисшей головой.

Ночь темна, а на страже солдат, а на страже свой
                             брат-солдат,
И бежит дезертир, куда ноги бегут, куда глаза глядят.

Он бежит час, он бежит два, он бежит третий час,
И солнце погасло, и месяц взошел, и месяц тоже погас.

И винтовкой кажется каждый сучок и солдатом каждый куст,
Но лес тих, небосвод чист, а горизонт пуст.

Над его головой развевайся и вей,
Зеленая армия свежих ветвей.

Весенний ветер, играй листвой
Над его усталою головой.

На зелено-желтых лужайках напрягайте голоса,
Кузнечиков кавалерийские корпуса.

Валежник сухой трещит под ногой, и мягко шуршит трава.
Воет волк голодный, и филин кричит, и вторит ему сова.

Весь день дезертир ничего не ел, весь день меж деревьев
                             блуждал.
Весь день голодал, и второй голодал, и третий день голодал.

И когда настала четвертая ночь, дезертир на дерево влез.
Справа лес и слева лес, и со всех сторон лес.

Два зеленых глаза в кустах горят, а в листьях желтых два.
Воет волк голодный, и филин кричит, и вторит ему сова.

И вдруг желтым лунным лучом пронизалась ночная мгла,
И мягкие дезертиру в лицо шарахнулись два крыла.

Два мягких крыла, острый клюв, два глаза в глаза глядят.
И вскрикнул солдат, зашатался солдат, наземь упал солдат.

А дома дети, а дома отец, а дома мать и жена,
Но вчера война, и сегодня война, и завтра будет война.

Над его головой голодный волк поднимает протяжный вой.
Дезертир лежит у волчьих лап с проломленной головой,

Над его головой развевайся и вей,
Погребальный саван сухих ветвей.

Ветер, играй сухою листвой
Над его разбитою головой.

Он лежит на сырой земле, не двигаясь и не дыша,
Он лежит на сырой земле, и земля ему будет легка.

Отошла к Богу еще одна грешница-душа —
Рядового тринадцатого пехотного полка.