Евгений Березиков - Я сделал выбор (Записки курсанта школы милиции)
Холм, который мы облюбовали, находился в километре от лагеря.
— Да ну вас, в такую даль тащиться. Мирный не разрешит, — стал отговаривать нас Толик, когда мы решили, что именно здесь состоится концерт.
— Мирный же сам сказал, чтобы мы выбирали, — возразил Вадим.
— Что, на тебе это расстояние верхом что ли будут ехать, — пошутил, обращаясь к Толику, Степан. — Вон какая красотища!
— Мне все равно. Давайте и здесь, — уступил тот.
Действительно, здесь было красиво. Наш холм был последним в целой гряде возвышенностей и за ним после небольшой пологой долины начинались горы — высокие, остроконечные, с белыми снежными шапками на вершинах. А холм был весь зеленый, заросший молодой, только что пробившейся травой. На пологом его склоне, в нескольких метрах от вершины, лежал огромный плоский камень.
— А вот и эстрада, — крикнул Вадим, подзывая нас к этому валуну.
— Точно, — поддержал Степан.
— Вместо стульев давайте натаскаем камней, — предложил я ребятам.
И мы дружно взялись таскать из лощины валуны. Дело продвигалось быстро. За какой-то час импровизированная эстрада была почти готова. Мы, немного передохнув, снова направились в лощину, но нас остановил возглас Анвара, стоявшего на самой вершине холма:
— Леша, едут твои музыканты!
— Где?! — вырвалось у меня, и я взбежал на вершину.
Оттуда, насколько хватало глаз, открывалась панорама долины, разрезанной извилистым руслом реки. Между речкой и предгорьем вилась, блестя на солнце, вымытая дождями асфальтовая дорога. Из-за поворота вынырнул автобус. «Да, это они», — радостно екнуло сердце. «Едет ли Лида?» — подумал я с беспокойством.
— Небось, и твоя там? — как бы угадывая мою мысль, пробасил за спиной Степан.
Автобус подошел совсем близко, и мы закричали. Увидев нас, приезжие выбрались из автобуса и бегом направились к холмам.
— Сюда! Сюда! — закричали мы и сами побежали им навстречу.
Первым из-за холма вынырнул Рустам.
— Ура-а-а! — закричали мы.
Вслед за Рустамом бежал Борис, одной рукой увлекая за собой Лиду.
— О, ребята, как у вас здесь хорошо! — широко раскинув руки и закружившись на месте, закричала Лида.
Мы остановились и, возбужденные, еле переводя дух от бега, здоровались с ребятами.
— Ой, как ты загорел, — улыбнулась Лида, а затем, опустив глаза, еле слышно добавила, — мой обветренный горный человек.
Я не знал, что ответить ей. Вокруг нас стояли ребята из консерватории и наши курсанты. Я лишь молча пожал ее смуглую, нежную ручку.
— Молодцы, ребята, что приехали, — басил рядом Степан.
— На то они и наши друзья! — радостно воскликнул Анвар.
— Вам нелегко здесь было, мы понимаем, вот и приехали, — смущаясь, ответил Борис.
— Собирались раньше, да не получилось, — как бы оправдывался Рустам.
— А где Вадим? Мы о его подвиге в газете читали, — заговорила Лида, ища глазами Вадима.
А Вадим, услышав ее слова, покраснел до самых ушей и, не зная, о чем дальше говорить, вдруг нашелся:
— Мы вам уже эстраду подготовили.
— Айда, ребята, посмотрите, — взмахнул рукой Степан, и все побежали на вершину. А мы с Лидой, не отпуская рук, медленно пошли за ними.
— Подснежники, — тихо сказала она, остановившись над маленьким одиноким цветочком, пробившимся сквозь редкую зелень травы.
— Подснежники, — повторил я и потянулся за цветком.
— Не надо, Леша, — и она плавно опустилась на землю рядом с цветком. — Он — первый цветок весны, он радуется солнцу, не будем лишать его этого счастья, — тихо произнесла девушка.
Я тоже опустился рядом с цветком и долго смотрел на его лепестки, а Лида, откинувшись, запела. Я подумал, что если есть у счастья вершина, то я достиг ее.
Так сидели мы долго, затем бродили по холмам до самого вечера, пока весь наш курс не собрался у подножья холма.
Это был самый замечательный концерт в моей жизни. Под сводами чистого, голубого неба, на фоне белых гор стояла стройная и величавая, словно сошедшая с картины Рериха, держательница мира — Лида. Она пела, а горы хрустальным эхом повторяли ее песню.
— Мендельсон, «Песня без слов», — объявил Борис и заиграл, повернувшись к заходящему солнцу. Вот диск его, коснувшись края земли, начал медленно опускаться за горизонтом, а музыка все звучала и звучала.
Глава девятнадцатая
Все дни, пока мы жили в горах, меня мучила мысль. «Как там прошла операция по задержанию Короля и пошел ли на нее Криворук». И как только мы вернулись в Ташкент, я в первый же день направился в отделение к Кирееву. В приемной у него, как всегда, много народу. Здесь были и потерпевшие, и явившиеся на допрос в качестве свидетелей.
Я зашел в маленький и тесный кабинет Киреева, ожидая увидеть его хмурым и, как всегда, озабоченным. На сей раз ошибся: Киреев чему-то улыбался, а в глазах поблескивали угольки. Взглянув на его собеседника, я все понял. Перед ним сидел в одних трусах мужчина средних лет с холеным лицом и в темных очках.
— Так, так, — говорил Киреев, подав знак, чтобы я сел, — значит, вы купались?
— Да, вот. Представьте себе, — замямлил сидящий. — Приехал в Ташкент в командировочку. Жарко тут у вас, ну я и решил искупаться. Тут у вас есть речка — Салар называется. Подошел я, этак, к ней и думаю: «Дай окунусь». Разделся и в речку, одной рукой держусь за бережок, а сам «раз» с головой и нырнул под воду — нырнул, а вещичек-то и нет. Вы не думайте, я честный, порядочный... командировочный.
— Ну, хватит. Ясно, товарищ командировочный, — остановил его Киреев. — Ваши вещички уже давно поджидают вас здесь. Знаем, куда вы ныряли... не в речку, а к одной неблаговидной дамочке, вот и оставила она вас в одних трусах и при очках.
— Да я, я... — начал было снова лепетать мужчина, но потом, всхлипывая, стал просить:
— Пожалуйста, только не сообщайте на работу, не пишите жене. Я вам честно все расскажу, где меня нечистая попутала.
— Вот так бы давно, — опять рассмеялся капитан и, вызвав дежурного, отправил «купальщика» вместе с ним. — Видишь, какие истории бывают у нас, — обращаясь ко мне и пожимая руку, говорил Киреев.
— Товарищ капитан. Я хотел... — начал было я.
— Знаю, знаю, — прервал он меня. — В горах были, слышал. Ну, как там? Здорово наворотило? А Короля твоего, друг мой, мы не задержали.
— Что, Криворук не пришел? — удивленно спросил я.
— Нет, Криворук — честнейший парень. Вместе с ним мы на операцию ходили, среднего Махмудова взяли, а вот Король ушел, прострелив ногу Криворуку.
— Как?
— Вот так... не подрассчитали малость, — сокрушенно вздохнул Киреев. — Лежит он сейчас в неотложке, мякоть на правой ноге задело, а кость цела. Скоро выписываться будет. Можешь съездить, дам машину, — и он позвонил дежурному, чтобы мне дали машину. — Поезжай, — привстав из-за стола и подавая на прощанье руку, произнес он, — только завтра после занятий зайди ко мне. Дело к тебе есть, Мирному я сам об этом позвоню. Бывай! — сказал Киреев, и я вышел из его кабинета.
Сев в милицейский газик, я подумал, что с пустыми руками в больницу ехать не гоже, и попросил шофера завернуть на базар.
В неотложке были уже неприемные часы и меня не хотели пускать в хирургическое отделение. Пришлось сказать, что пришел на допрос к потерпевшему; мой милицейский мундир был лучшим доказательством этому.
— А сверток? — недоверчиво спросил санитар.
— А это, — и я показал на сверток, — это потерпевшему, чтобы он лучше на допросе показывал.
— А-а-а... — многозначительно закивал головой тот и пропустил меня к Криворуку.
— Курсант! — еще в дверях обрадованно окрикнул меня Криворук и, поднявшись с постели, заметно прихрамывая, пошел ко мне навстречу.
— Как же тебя так угораздило? — посочувствовал я Криворуку.
— Брось ты про это. Чепуха. Тоже мне, нашел о чем говорить. Вот ты лучше скажи, что по моей вине ушел этот «святой». Вот это вопрос, — и Криворук зло сверкнул глазами. — Садись, курсант, — сказал он, подставив мне стул, а сам опустился на край кровати.
— Читаю вот, видишь... — и он показал на целую стопку книг. — Решил пойти в вечернюю. Киреев, понимаешь, уговорил. Оказывается, много хороших людей у вас в милиции, как я посмотрю. Ты знаешь, я имею соображение, что Король может появиться в старом городе у одного святоши, у старого дружка его отца. Об этом я что-то позабыл сказать Кирееву, да вот, лежа здесь, додумался. Фамилию этого человека я не помню, да и названия улицы не знаю, а начертить тебе расположение дома могу, — и Криворук, оторвав от принесенного мной пакета клочок бумаги, принялся чертить план.
— Вот здесь, — объяснял он, показывая на крестик, — здесь раньше стоял этот дом, а сейчас не знаю. Король сейчас может быть только там. В другие места ему ходы закрыты. Передай этот план Кирееву.
Мы попрощались. Я, пожелав ему скорого выздоровления, вышел на улицу. Стемнело.
«А может быть, прямо сейчас на этой милицейской машине поехать в тот дом и задержать Махмуда-старшего», — и к от удовольствия щелкнул пальцами, но тут же отказался от этой затеи. «В форме, на милицейской машине... да какой дурак тебя там будет ждать», — усовестил я себя и попросил шофера отвезти меня на Тезиковку.
