Людмила Уварова - Лики времени
— Можете себе представить, — сказала Ольга, выверяя каждое слово и потому говоря медленно, обдуманно. — Я поехала по заданию «Учительской газеты» встретить делегацию английских педагогов, оказалось, они не прилетели, а прилетят, кажется, завтра…
— Бывает, — сказал Готовцев.
— А вы из Вены? — спросила Ольга.
Он переложил свой щегольской темно-красный, с блестящими замками чемодан из одной руки в другую.
— Да, только что с самолета. Должен был прилететь еще через три дня, но совещание кончилось раньше, и хотя предлагали остаться еще на немного, я решил все-таки собраться и уехать. Ада себя не очень хорошо чувствует.
— Это правда, — голос Ольги звучал как нельзя более сочувственно. — Я была у вас на даче, мы провели вместе целый день…
— Да? — он с интересом взглянул на Ольгу. — Ну и как Ада, по-вашему?
«А он любит ее, — Ольга почувствовала, как внезапно больно сжалось сердце. — Любит, безусловно, и боится за нее».
Она и злилась на него за то, что он любит Аду, беспокоится о ней, и в то же время не могла не уважать его за это самое беспокойство, наверное, если бы не обращал никакого внимания на здоровье жены, он бы ей нравился меньше. Или она, напротив, радовалась бы этому?
— Знаете, так себе, — сказала Ольга. — Держится наша Адочка хорошо, но все-таки, все-таки…
Лицо его, и без того невеселое, омрачилось сильнее.
— Да, — сказал коротко. Что есть, то есть…
Они направились к стоянке такси.
— Вы прямо на дачу? — спросила Ольга.
— Да нет, сперва заеду домой, возьму кое-что с собой и тогда на дачу, нужно будет кое над чем поработать…
Ольга вздохнула с облегчением. На дачу везти его ей не хотелось, как бы ни была Ада бесхитростна, но может догадаться, что эта встреча отнюдь не была случайной. Надо непременно попросить его не говорить Аде о ней.
— Какая большая очередь, — сказал он. Ольга улыбнулась.
— А какое вам дело? Я же на машине.
— Вот это хорошо. А по дороге ли нам?
— У меня уйма времени, раз я не встретила своих педагогов, так что диктуйте, куда везти, каким путем…
Они ехали по широкой, хорошо асфальтированной дороге, солнце светило прямехонько в глаза, Ольга опустила щиток на верхнюю часть ветрового стекла.
— А я люблю, когда солнце в глаза, — сказал Готовцев. — Это у меня с детства, всегда старался смотреть на солнце и не жмуриться.
— Пока слезы не потекут, — сказала Ольга.
Он наклонил голову.
— Пока слезы не потекут, — повторил, — что было, то было, а все не хотелось сдаваться.
— Детское иногда живет долго, — Ольга повела на него глазом. — Вы не находите?
— Иногда.
Оба помолчали немного. Машина выехала на Ленинградское шоссе.
— Как было в Вене, интересно? — спросила Ольга. Он пожал плечами.
— В общем, обычно, много разговоров, глубокомысленных обменов мнениями, сравнений, споров, всегда вежливых, даже излишне вежливых, сплошная китайщина, коктейлей, ужинов, завтраков, неостроумных, зато вполне приличных анекдотов, неискреннего смеха, одним словом, ритуал привычный и обычный…
— Однако, — Ольга затормозила перед красным светом. — Однако умеете, сударь, замечать все, что попадается на глаза…
— И даже то, что скрывается от глаз, — продолжил он.
Оба посмеялись в меру. Поехали дальше.
— Что вы привезли Адочке и Светлане? — спросила Ольга.
— Аде — ничего, а Светлане портативный магнитофон, ее старый испортился. У нее, кстати, через две недели день рождения, вот ей готовый подарок…
«Любит дочь, — отозвалось у Ольги. — Конечно же, любит».
— Что же вы ничего Адочке не привезли? — спросила она.
— Ей ничего не надо, сама сказала, кроме аспирина Байера, ничего ровным счетом.
— А это что, очень хороший аспирин?
— Хорошо очищенный, потому более эффективного свойства.
— Понятно.
Снова остановились на перекрестке. Ольга повернула голову к Готовцеву:
— Знаете, у меня к вам просьба, пустяковая, но все же…
— Извольте, — сказал он. — Готов выполнить…
— Да, ничего в ней особенного, — Ольга постаралась изобразить некоторое, с трудом скрываемое смущение.
— Видите ли, мне не хотелось бы, чтобы ваши знали о том, что мы повстречались на аэродроме.
Он неподдельно удивился:
— Да почему же? Они к вам так хорошо относятся, напротив, я уверен, будут очень рады, что вы меня взяли в свою машину…
— И все же, — с улыбкой настаивала Ольга. — Давайте, у нас с вами будет свой маленький секрет, не говорите ничего, и я ничего никому не скажу.
Подумала про себя:
«Только не перегибать палку. Случай далеко не простой».
— Знаете, — начала она снова. — Я полюбила вашу Аду, до того она прелесть, просто слов нет!
— Да, она прелесть, — серьезно, ни тени улыбки в глазах, согласился Готовцев. — Она поразительно чистой души человек, иногда смотрю на нее и дивлюсь, даю слово…
— Почему дивитесь?
— Как можно в наше время сохранить эту поразительную душевную чистоту, это абсолютное доверие к людям, она же в каждом человеке видит одно только хорошее, все у нее замечательные, прекрасные, умные, талантливые. Кстати, вас она полюбила так, словно знакома с вами много лет.
Помедлив, Ольга спросила:
— А Светлана, должно быть, все-таки не такая?
«Осторожно, — мысленно приказала себе. — Не переступи порог, Не скажи того, чего не положено. Поаккуратней…»
Но нет, он не возмутился, не обиделся, не разозлился.
— Пожалуй, — проговорил спокойно. — Светлана более современная, она и сама говорит: «Ты, мама, сплошное ретро, тебе бы жить при Тургеневе, в крайнем случае, при Писемском, но не в наше время…»
— Да, — подхватила Ольга. — Это правда, я и сама всегда поражаюсь этой нетронутой душевной целине, этой необыкновенной прямоте, правдивости, искренности, и в самом деле, такие люди, как Адочка, редко встречаются в наши дни…
Он молча кивнул. Ольга, продолжала:
— Но, знаете, скажу вам, как ваш друг, не только, разумеется, ваш, но и всей вашей семьи, если бы она меньше уходила в свои болезни, меньше обращала на них внимания, насколько легче жилось бы ей!
«Так, так, — мысленно произнесла Ольга. — Осторожно при спуске, не поскользнись, чуть-чуть тронула — и хватит, все!»
— Разве? — спросил Готовцев, подумав немного. — Пожалуй, бывает и так, нечасто, но все-таки. Впрочем, — добавил он, — следует и ее понять, все же больна и, сами понимаете, серьезно…
— Ну, еще бы, — горячо заметила Ольга. — Еще бы, понимаю ее на все сто…
«Хватит, довольно. Теперь о чем-нибудь другом».
— Скоро на дачу поедете?
— В общем, думаю, скоро, приму душ, отдохну немного, позвоню кое-куда и поеду. Наверное, не раньше девяти. Мне надо будет подготовиться к «круглому столу», в Доме журналистов. Я же прямо с корабля на бал. В понедельник «круглый стол», если, конечно, не отменят, хотя, думается, вряд ли. Впрочем, позвоню в Домжур, узнаю, уточню время.
— О чем будет «круглый стол»?
— Задачи и перспективы современной журналистики.
— Довольно расплывчатая формулировка, впрочем, все равно, наверное, будет интересно, ведь все то, что вы пишете, читателям всегда нравится!
Ольга по привычке не стала изменять оружию любимому и испытанному, не раз выручавшему ее — лести, однако Готовцев не обратил особого внимания на эти слова, может быть, просто не расслышал.
Машина остановилась у подъезда дома Готовцева.
— Вроде приехали? — Ольга, улыбаясь, глянула на него.
Готовцев взял свой чемодан из багажника, сказал:
— Надеюсь, до скорой встречи. Вы приезжайте на дачу…
— Приеду, — сказала Ольга. — Мы договорились с Адой, что как-нибудь непременно…
Она отъехала от дома, глянула в зеркальце, почему-то казалось, он все еще стоит возле подъезда, глядит ей вслед. И тут же поняла, что ошиблась: возле подъезда не стоял никто.
В последнее время Готовцев никому, даже Аде, не говорил, что ощущает некоторый кризис. Его ничто не радовало, ни успех, сопутствовавший его статьям и выступлениям по телевидению, ни его книги, посвященные международным, всегда актуальным проблемам.
Один на один с самим собой он признавался: «Из меня словно бы воздух вынули, вдруг не стало радости жизни. Нет, как не было».
А ведь была радость, разве можно позабыть росистый рассвет над Волгой, спокойные воды реки, дальний лес, темнеющий на другом берегу. Он сидит в лодке вместе с братом Костей, тот, полуобернувшись к нему, говорит: «Сегодня рыбы будет — вагон!»
— Ну да, — сомневается он. — Уж так уж вагон?
И они долго, долго сидят в лодке, закинув удочки, а солнце, окончательно проснувшись, печет затылок, голову, жжет докрасна плечи, спину, и хочется позабыть обо всем и бултыхнуться в воду, и долго лежать на спине, бездумно глядя в высокое, белесое от жары небо.
