Юрий Смолич - Рассвет над морем
Пока полковник Фредамбер переваривал пилюлю, а полковник Риггс что-то ворчал, гневно поглядывая на Фредамбера, Столяров добавил:
— Мы, генерал, пришли сюда не для пустых разговоров, и было бы хорошо сразу перейти к делу.
Никодим Онуфриевич снова с удовольствием поглядел на сына.
— Прошу! — холодно сказал генерал. — В чем же ваше дело?
— Перед вами, генерал, — начал Столяров, — представители трудящихся города, представители руководящих городских организаций: Совета рабочих депутатов, Совета профессиональных союзов, Революционного комитета и партии большевиков. Мы пришли, чтобы передать вам требование трудящихся.
На лице генерала появилась еле уловимая гримаса.
— Вы имеете в виду просьбу, изложенную в том меморандуме, что…
— Нет, — сказал Столяров. — Меморандум подавал только Совет профессиональных союзов и получил на него ваш ответ. Ответ этот по существу отклонил меморандум. Совет депутатов — высший орган власти в городе — обсудил ваш ответ вместе с Советом профессиональных союзов и уполномочил нас передать вам на этот раз наши требования.
Он сделал ударение на слове «требования», и по лицу генерала снова пробежала тень.
— Прошу извинить! — сказал генерал. — Вы говорите: Совет как самый высший орган власти в городе? Насколько мне известно, высшая власть в городе — это я, верховный правитель.
— Трудящиеся города вашу власть не признают, — ответил Столяров. — Трудящиеся признают единственно законную власть — власть Совета депутатов.
Генерал помолчал, потом усмехнулся и сел. Подчеркнуто вежливо он спросил:
— Вы имеете полномочия и на это — заявить мне, что не признаете моей власти?
— Имею. И надеюсь, что это не новость для вас, генерал.
— Стало быть, — генерал повысил голос, — вы сознаете, что такое заявление фактически означает… восстание против моей власти?.
Столяров тоже улыбнулся.
— Какое же это восстание, генерал? Мы заявляем это, придя под белым флагом и безоружными.
С минуту генерал глядел на него молча, вероятно подыскивал ответ. Потом он спохватился:
— Так, так! Под белым флагом. Что означает этот белый флаг?
— То, что всегда означает белый флаг. Без белого флага мы бы не смогли пройти сквозь ваши пикеты.
Генерал побарабанил пальцами по столу.
— Любопытно… какие же ваши требования? — Он произнес слово «требования» с легкой иронией.
Тогда Столяров выложил все, что поручил заявить генералу объединенный пленум. Пленум требовал передать власть в городе Совету, а всем вооруженным силам интервенции оставить территорию Украинской Советской Социалистической Республики.
В полном молчании прошла минута. Генерал тихо постукивал по столу острием карандаша, случайно попавшегося ему под руку, и смотрел вниз, не поднимая глаз. Риггс с нескрываемым любопытством разглядывал каждого члена делегации. Фредамбер злобно сверлил взглядом Столярова, придерживая пальцем щеку.
Молчание прервал раскатистый бас Никодима Онуфриевича:
— Мой сын… то есть, я хотел сказать, председатель нашей делегации, забыл еще сказать: мы требуем, чтобы, уходя отсюда, вы не прихватили с собой что-нибудь из нашего добра: всякие там банковские ценности, валюту или еще что, а также и оборудование заводов или какие-либо корабли русского флота и так далее. Потому что есть у нас такие сведения, что вы начали уже сборы и имеете намерение…
Он остановился, не зная, как закончить речь, однако решил, что сказал все, и поэтому смолк, вытирая пот со лба и разглаживая усы.
Генерал поднял глаза и с любопытством поглядел на высокого коренастого старика.
— Это… ваш сын? — поинтересовался он, как будто не слышал всего, что говорил старик.
— А что ж такого? Мой сын! — с достоинством ответил Никодим Онуфриевич.
Галя перевела так: «Да, это мой сын».
Генерал сказал любезно, но иронически:
— Вы можете… гордиться вашим сыном.
Риггс с Фредамбером одновременно пожали плечами.
Галя с улыбкой перевела слова генерала.
Старик Столяров еще раз расправил усы и пробурчал:
— Это уже особ статья.
Вдруг прозвучал молодой, задорный голос Шурки Понедилка:
— Генерал! А вы не заметили, что мы до сих пор стоим? Может быть, из уважения к людям почтенного возраста, пригласите нас сесть? В нашей стране, знаете, люди вежливые и воспитанные…
Галя вопросительно поглядела на Столярова — переводить или нет? Но полковник Фредамбер сам быстро перевел генералу слова Шурки.
Генерал густо покраснел. Он снова опустил глаза, помолчал, затем произнес:
— Прошу извинить. В пылу беседы я не подумал об этом. Прошу садиться, господа.
Тогда неожиданно вмешалась и переводчица. Покраснев чуть ли не до слез, она быстро сказала что-то генералу, и слова ее, произнесенные по-французски, остались непонятными для товарищей. Пользуясь своим правом «дамы» в разговоре с «джентльменом», кто бы он ни был, она сказала д’Ансельму, сидевшему перед нею:
— Вы, генерал, были так же галантны и тогда, когда допрашивали и истязали наших товарищей?
Товарищи не знали, что сказала Галя, но они видели, как побледнел генерал д’Ансельм, как вскочил с кресла Фредамбер, как передернулось лицо ко всему равнодушного Риггса.
— Галя! — взял девушку за руку Столяров. — Спокойно!
Но Галя успела еще сказать:
— К нашим требованиям мы добавляем еще одно: немедленно освободить в городе всех политических заключенных из всех тюрем и, в частности, освободить Николая Ласточкина!
Теперь товарищи поняли Галю и без перевода. Старик Столяров, старый Птаха и Шурка Понедилок откликнулись сразу:
— Немедленно освободите Николая Ласточкина!
Долго длилось молчание. Генерал барабанил карандашом по столу.
После длинной паузы генерал д’Ансельм спросил:
— А в случае, если мы не примем ваших… гм… требований, чем вы угрожаете нам?
Александр Столяров ответил спокойно:
— Ничем. Мы уверены, что вы удовлетворите наши законные требования.
— Хо! — фыркнул Риггс.
Фредамбер злобно и насмешливо отозвался:
— Ну как же! У вас вооруженные силы! Наступление Красной Армии! Действие партизанских отрядов! Рабочие дружины в городе! Сколько полков Красной Армии наступает с запада?
— Это военная тайна Красной Армии, — спокойно ответил Столяров.
— А сколько бойцов в ваших рабочих дружинах?
— А это уже… наша военная тайна, — проговорил он так же спокойно.
Фредамбер злобно фыркнул, но не успокоился и начал подсчитывать, загибая пальцы:
— В партизанском отряде Тилигуло-Березанского района — семьсот штыков, в Визерском партизанском отряде — триста штыков и пятьдесят сабель, в отряде Столярова… Кстати сказать, это тоже ваш родственник?
Александр Столяров обратился к генералу д’Ансельму:
— Генерал! Ваш начальник штаба использует разговор с мирной делегацией для того, чтобы выведать, сколько у противника вооруженных сил. Я солдат и знаю, что это нарушает правила ведения мирных переговоров. Я заявляю протест!
Генерал недовольно взглянул на Фредамбера:
— Полковник! — поморщился он. — Оставьте это! Не об этом речь!
Задергав обеими щеками, Фредамбер смолк.
Генерал заговорил:
— Вы действительно разложили половину моей армии. Было бы смешно скрывать, вы прекрасно знаете, что мне это известно… Но вы забываете, господа, что другая половина армии по-прежнему мне верна. Кроме того, на рейде стоит эскадра, ее артиллерия сметет город с лица земли за два-три часа, если возникнут беспорядки. Вам это понятно?
Он остановился, ожидая ответа, и по очереди поглядывал на делегатов. Все члены делегации ответили по очереди.
— Мы пришли к вам с мирными предложениями, — сказал Столяров, — так как не хотим кровопролития ни с нашей, ни с вашей стороны.
— Береговая артиллерия тоже умеет стрелять, генерал, — проговорил Шурка Понедилок. — Или вы этого не знаете?
Старый Птаха:
— Неизвестно еще, станут ли стрелять ваши матросы.
Старик Столяров:
— Не дойдет до этого!
Галя:
— Если вы это сделаете, то будете отвечать перед революционным пролетариатом Франции!
— Ну, это уж мое дело, — ответил генерал только Гале.
Он решительно поднялся. Делегаты тоже встали. Было ясно: разговор окончен. Сейчас генерал скажет свое последнее слово.
И генерал сказал:
— Я не могу принять вашего ультиматума, господа. Я имею приказ высшего командования не оставлять Одессу и должен его выполнять.
— Это ваше последнее слово, генерал?.
Генерал не ответил.
— Можете идти спокойно, — продолжал он. — Вашу личную безопасность, как парламентеров, я гарантирую. Прощайте!
