Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 1
— Я слушаю вас, — промолвил Чайка, ободряюще поглядывая на незнакомца.
— Я убежал из психиатрической лечебницы, — неожиданно сказал тот. — Меня упрятали туда без всяких оснований. Я изобретатель Гроссман.
Полковнику стало не по себе: а вдруг этот Гроссман и вправду сумасшедший? Однако Чайка ничем не выдал своих мыслей. Он чувствовал, как напряжённо следит посетитель за его лицом, стараясь угадать впечатление, произведённое этими словами. Поэтому полковник повторил:
— Слушаю вас, господин Гроссман.
— Я пришёл к вам по очень серьёзному поводу, и касается это не столько моего изобретения, сколько значительно более важных обстоятельств.
— Что же вы изобрели? — внимательно следя за каждым движением посетителя, спросил полковник.
— Когда-то я предложил новый краситель для текстильной промышленности, но теперь он уже не имеет ко мне никакого отношения.
— Что же произошло?
— Эти и краски, которые одно время были довольно модными, к сожалению, не носят моего имени. Получилось так, ч то ими завладел всесильный концерн — «ИГ Фарбениндустри».
— Не можете ли вы рассказать более подробно?
— Охотно. Я, как уже имел честь вам сказать, химик-изобретатель. Работая в своей домашней лаборатории, я открыл новый, весьма экономичный краситель. Мне выдали на него свидетельство. Затем я явился в «ИГ Фарбениндустри», с тем чтобы продать своё изобретение. Мне предложили за него пятьсот марок, да ещё на том условии, что я сниму с патента своё имя и передам новый краситель в собственность концерна. Я не согласился. Ведь моё открытие обещало миллионные прибыли. Я надеялся, что кто-нибудь другой купит его. Но к какой бы химической фирме я ни обращался, все они так или иначе зависели от «ИГ Фарбениндусгри».
Гроссман тяжело вздохнул, вытер лоб и, заметно нервничая, продолжал свой рассказ:
— Я не мог ничего добиться, а потом, вдобавок ко всему, долго болел. Лишения и голод очень отразились на моей внешности. Люди, с которыми я вёл переговоры, стали называть меня сумасшедшим и всячески издевались надо мной. Однажды я возмутился и учинил скандал. Тогда меня связали и отправили в психиатрическую лечебницу. Там я был признан больным. Теперь-то я знаю, что врачам за это хорошо заплатили. А вскоре моя жена, оставшаяся без всяких средств, вынуждена была продать моё изобретение тому же «ИГ Фарбениндустри» уже за триста марок.
У Гроссмана дрожали руки, лицо его выражало крайнее возбуждение.
«Если он и не душевнобольной, — подумал полковник, — то пребывание в психиатрической лечебнице, очевидно, здорово повлияло на его нервную систему».
— Да, — продолжал инженер. — Так я утратил не только авторство на своё изобретение, но и свободу. Когда подошли ваши войска, мне удалось бежать из больницы.
Я вернулся домой и прятался, опасаясь розысков. Но недавно я узнал о том, что происходит на здешнем химическом заводе…
— Вы имеете в виду «Сода-верке»?
— Так точно. Я должен сделать очень важное сообщение, господин полковник. Но у меня много врагов в городе, и я хотел бы иметь гарантию безопасности.
— Излишнее опасение. Я гарантирую вам полную безопасность.
Гроссман несколько секунд молчал, как бы взвешивая слова полковника.
— Хорошо! — наконец заявил он. — Я вам расскажу всё. Знаете ли вы, сколько специалистов работает на «Сода-верке»?
— Точно не знаю, но там их значительно больше нормы.
— Обратили ли вы внимание, что одних лаборантов на заводе почти столько же, сколько рабочих?
— Да, вы правы.
— Все эти так называемые специалисты появились на «Сода-верке» за несколько дней до капитуляции, а то и после окончания войны. Никогда там не было такого количества инженеров.
— Что же это означает?
— Просто-напросто на заводе нашли себе пристанище затаившиеся гитлеровцы. Пока что они получают там карточки и документы, но, конечно, не в этом дело. Все они или ждут удобного случая, чтобы бежать на запад, или же рассчитывают хоть чем-нибудь навредить вам.
— Ваше сообщение очень интересно, — сказал полковник, отметив про себя, что слова Гроссмана подтверждают его собственные подозрения. — Что касается вашего красителя, то, надеюсь, в скором времени мы сможем вернуть вам все права.
— Я даже мечтать об этом не смею! — ответил Гроссман.
— Почему же? Это дело поправимое. Сейчас я очень занят, но обещаю помочь вам. Я вас попрошу только оставить у дежурного свой адрес, а если у вас будут ещё какие-нибудь новости, приходите прямо ко мне.
— Очень благодарен, — сказал Гроссман.
Когда он ушёл, полковник серьёзно призадумался. Гроссман мог и вправду оказаться душевнобольным. Но, с другой стороны, коменданта и самого удивляло количество специалистов на «Сода-верке». Эго явно было подозрительным.
Чайка пришёл к выводу, что лучше всего посоветоваться с товарищами, и отправился к Савченко. В кабинете майора находился также Соколов. Комендант рассказал им о визите изобретателя.
— Пренебрегать таким сообщением нельзя, — сказал в заключение Чайка. Для начала выясните точно, действительно ли на завод принято за последнее время гак много специалистов. Это сразу внесёт ясность. И обо всём доложите мне. А потом я уже сам этим займусь.
Первые же данные, полученные в комендатуре, подтвердили всё сказанное Гроссманом. Одновременно полковник направил к изобретателю врача. Медицинское освидетельствование показало, что Гроссман психически здоров, но нервная система у него расшатана.
— А у кого сейчас нервы в порядке? — сказал врач, сообщая свои выводы. — Просидеть почти три. года в психиатрической лечебнице! Да от этого и самый здоровый человек утратит душевное равновесие.
На другой день полковник Чайка появился на «Сода-верке». Его встретил директор и пригласил к себе в кабинет.
Лицо директора не выражало особенного восторга. Сейчас ещё не пущен ни один цех, но скоро дело наладится. Завод должен приступить к производству минеральных удобрений для сельского хозяйства. В настоящее время проводится большая исследовательская работа, связанная с предстоящим выпуском новой продукции.
Полковник выслушал объяснения директора, затем выразил желание пройтись по заводу.
Осмотрели пустующие цехи. Перешли в лабораторию. Директор распахнул двери в большой двухсветный зал со стеклянным потолком, и Чайке показалось, будто он и в самом деле попал в царство точнейшей науки. У столов, заставленных приборами и аппаратами, в полнейшем молчании трудились сотни людей в белых халатах.
Директор пояснял: здесь проводится огромная работа научно-исследовательского характера. Полковник подошёл к одному из специалистов и спросил:
— Чем вы сейчас заняты?
— Я проверяю эффективность нового удобрения, — ответил химик.
— Какое же это будет удобрение?
Человек в белом халате стал рассказывать. Он выражался весьма туманно, и Чайка, который всегда любил и хорошо знал химию, сразу убедился в том, что его собеседник — полнейший невежда. Полковнику стоило больших усилий сдержать себя, чтобы спокойно выслушать нескончаемый поток ничем не связанных формул и терминов. Расчёт здесь был весьма простой: советский офицер всё равно ничего не понимает — значит, ему можно преподнести любую бессмыслицу. Присутствующие слушали объяснения коллеги внимательно и серьёзно, только один молоденький лаборант наконец не выдержал, фыркнул и быстро спрятался где-то за столами, заставленными колбами и ретортами.
— Сколько здесь у вас научных работников? — спросил полковник у директора, когда инженер наконец умолк.
— Сто тридцать восемь человек.
— Многовато… — отметил комендант, снова оглядывая зал. — Ну, хорошо, — добавил он. — Я думаю, с осмотром завода мы покончили.
Он видел, с каким облегчением вздохнули, услышав эти слова, все присутствующие.
«Ладно, ладно, радуйтесь, — подумал комендант, вспоминая Гроссмана. — Сейчас я вам устрою концерт!»
Он зашёл с директором в кабинет и очень медленно, так, чтобы тот мог наверняка понять каждое его слово, проговорил:
— Я в своё время окончил технологический институт и глубоко поражён удивительными познаниями, которые обнаружили ваши «учёные».
При первых же словах коменданта директор побелел. Растерянный, он пытался что-то объяснить, прекрасно понимая всю несостоятельность своих доводов.
— Мне всё ясно, — сказал Чайка. — Сколько человек и кого именно вам приказали принять на работу перед нашим приходом?
— Я никого не принимал.
— Вы же сами понимаете: я всё знаю, и не стоит вам усугублять свою вину.
Директор сдался. Торопливо, чуть не плача, он стал оправдываться. Сам он ни при чём: его здесь долго не было, а этих людей принимал на работу его заместитель, проклятый нацист, который успел сбежать на запад.
