Евгений Дубровин - Ласточка с дождем на крыльях
Стать шефом института, пожалуй, никто из них не стремится. Зачем? Зарплата чуть пониже, чем у директора, ответственности никакой. Все шишки собирает он. Впрочем, как и лавры.
Шансы? У Сафонова, пожалуй, шансов побольше. Эрудит, импозантная внешность, спокойный, выдержанный характер… Правда, ничего не смыслит в архитектуре, но посредственному директору, директору-исполнителю, не обязательно смыслить – для этого есть специалисты…
Вьюнок тоже мог бы потянуть несколько лет, благо механизм на многие годы им, Красиным, отлажен безукоризненно, а там… там ушел бы куда-нибудь на повышение, на тихое доходное место… Но по сравнению с Сафоновым у Головина шансов, конечно, значительно меньше. Слишком мельтешит, суетится, его внешность не внушает доверия, не вызывает чувства стабильности, а оно должно всегда возникать при виде руководителя, в чьих руках находится твоя судьба…
Нет, Вьюнок-Головушка отпадал. Если он, конечно, не чокнутый, то есть не обуреваемый навязчивой идеей. Человек, обуреваемый навязчивой идеей, способен на все, на самые сумасбродные, нелогичные поступки. Внешне такие люди вполне нормальные, даже благопристойные люди. Пока дело не касается их навязчивой идеи. Но даже когда дело касается их навязчивой идеи, они умеют сдерживать, тушить сжигающий их огонь. И только лихорадочный блеск глаз выдает их. Этакий отблеск бушующего в котле черного пламени.
Он, Красин, не удосужился ни разу пристально заглянуть в глаза ни тому, ни другому…
Через зеркало на него поглядывают двое: Сафонов и секретарша. Танечка явно с чисто женским любопытством – впрочем, ее понять очень даже можно, а Антон Юрьевич как-то нехорошо. С торжеством, что ли. Впрочем, все это ерунда. Теперь в каждом встречном ему будет мерещиться автор досье. Сафонов просто следит за дорогой. Движение слишком напряженное, и он просто следит за дорогой.
У дома машина остановилась. По ту сторону улицы, в тени дерева стоял человек в сомбреро, похожий на мексиканца, и фотографировал окна квартиры Красина. Увидев «форд», Мексиканец тотчас же нацелился на него.
Красин вылез из машины спиной к фотографу.
– Дыни забыли, – сказал Сафонов.
Гордеев в аэропорту ухитрился всучить им два мешка с дынями и яблоками.
Антон Юрьевич не спеша вышел из машины, открыл багажник. Выскочил Кот-Головушка, услужливо схватил две самые огромные дыни и потащил их к подъезду.
– Пошли, потом, – пробормотал Ярослав Петрович. Он бегом кинулся через дорогу. В темноте подъезда оглянулся. Машина стояла с раскрытым багажником, Сафонов возился там, укладывая мешки. Посреди дороги с дынями под мышками стоял растерянный Головин.
Мексиканец продолжал фотографировать.
2
Только у дверей своей квартиры Ярослав Петрович немного успокоился. Под самой крышей их дома, над шестым этажом, был очень красивый барельеф, кажется, семнадцатого века, который недавно восстановили. Красины жили в доме, на котором висела табличка «Памятник архитектуры XVII века. Охраняется государством», и этот барельеф постоянно привлекал любителей старины, туристов, даже иностранцев. Иногда у дома останавливался автобус с туристами, и экскурсовод рассказывал что-то, показывая через стекло рукой на барельеф.
Мексиканец, конечно же, снимал барельеф. «Так нельзя, – думал Ярослав Петрович, нажимая на кнопку звонка. – Так недолго свихнуться».
Очевидно, дома никого не было. Шесть часов. Елена наверняка еще мотается по магазинам, а Владик, как всегда, неизвестно где. («Я человек движения души. Сейчас разговариваю с тобой, а через пять минут у меня произойдет движение души, и я умчусь на электричке куда-нибудь, допустим, в Мураново».)
Красин полез за ключами. Он не любил открывать дверь. Вернее, две двери. В их квартире были две двери: внешняя, обитая изнутри жестью, и внутренняя, состоящая из нескольких компонентов – дерева, войлока, стекловолокна и противотараканной прослойки (сделал кандидат биологических наук). В двух дверях имелось шесть замков. И кроме того, между ними таился ревун с катера береговой охраны (достал знакомый пожарник).
Вор, преодолев первую дверь и, естественно, не подозревая о существовании ревуна с катера береговой охраны, спокойно, считая, что дело в шляпе, приступал ко взлому второй линии обороны, как вдруг раздавался рев, который и на закаленного, тренированного нарушителя границы действовал угнетающе, а бедного, психологически не подготовленного вора просто валил наповал. Да если еще учесть, что враг слышал ревун на расстоянии сотни метров, а вору рев ударял прямо в правое ухо, то можно смело утверждать, что в случае взлома дверей одним вором на земле стало бы меньше.
Идея мощной противоворовской обороны принадлежала жене. Лена очень боялась за свои наряды. Кроме модных нарядов, цена которых на черном рынке резко колебалась от нуля до фантастических цифр, в доме Красиных ничего особого не было. Система обороны всегда раздражала Ярослава Петровича, но поделать он ничего не мог: жена была глубоко убеждена, что ее наряды очень интересуют воров.
Ярослав Петрович вскрыл первую дверь и потянулся к потайной кнопке, чтобы отключить ревун, но тут за второй дверью послышалось движение, щелкнули замки, опали цепи, дверь распахнулась и на пороге возникла упитанная девица в облегающих джинсах и прозрачной блузке. Черные кудри ее были растрепаны. Розовые, пухлые, почти детские губы держали сигарету. Длинные синие ресницы хлопали, как крылья экзотической бабочки.
Увидев девицу, Красин остолбенел. Зато юная красавица не удивилась.
– Принес? – спросила она.
– Чего? – пробормотал Ярослав Петрович.
– А-а-а… Это не ты…
От девицы пахло спиртным. Из квартиры неслись голоса и резкие, мечущиеся, словно голодные звери в клетке, звуки музыки.
– Ты, наверно… – Девица не договаривала. – Ты предок Владика?
– Я предок Владика. А вы…
– Очень приятно… Шура…
– Мне тоже приятно. Яр.
– Как?
– Яр.
– Гм… Оригинально. Проходите.
– Большое спасибо.
Красин с портфелем, набитым чертежами, виноградом и коньяком – всё заботы неутомимого Гордеева, пересек прихожую и вошел к себе в кабинет. В кабинете царил хаос. По столу, дивану, стульям были разбросаны книги, альбомы с репродукциями картин – в основном с обнаженными женщинами, – валялись пустые бутылки из-под чешского пива, виски, громоздились грязные тарелки, рюмки, фужеры, вилки… Форточка была закрыта. Под потолком висел голубой пласт сигаретного дыма.
Ярослав Петрович пошел в комнату сына. На полу в живописных позах расположилась компания человек в десять парней и девиц. Они одновременно курили, говорили, пили и слушали музыку. В центре сидели обнявшись сын Владик и девица Шура. На головах Владика и девицы красовались изготовленные из газеты короны.
– Что происходит? – спросил Ярослав Петрович.
Владик поднялся, с трудом найдя место для своих сорокапятиразмерных ступней. Подбородок его задел свисавший розовый абажур (стиль «Ретро»), прожженный в нескольких местах сигаретой.
– А, это ты, Яр. С возвращением. Что происходит? Свадьба.
– Какая еще свадьба?
– Моя.. Вот с этой девушкой… Шурой. – Сын положил руку на макушку девицы, в центр бумажной короны.
– Прошу любить и жаловаться на нее матери. Хотя и неправильно. Она очень хорошая. Свойская в доску. Я давно искал такую.
– Мы уже знакомы, – сказала Шура и пыхнула дымом.
– Ты это серьезно? – спросил Красин сына.
– Яр? – обиделся Владик. – Разве шутят такими вещами? По твоему лицу я вижу, что ты не веришь. Вот… Штамп загса… Все как положено. – Владик вы тащил из джинсов мятый паспорт. – И у Шурика-Мурика тоже есть штамп. Шурик, покажи.
Шурик-Мурик привстала и с трудом извлекла из заднего кармана джинсов новенький документ.
– Выйдем, – сказал Красин-старший.
– Выйдем, – ответил Красин-младший.
Волейболист перешагнул через три тела и оказался в прихожей. Отец закрыл дверь.
– Что означает вся эта комедия? Где мать? Что делают здесь эти люди? Почему в моем кабинете бардак? Вытащи сигарету, когда с тобой разговаривает отец!
Владик послушно вынул сигарету, подумал, куда бы ее бросить, его соблазняла большая ваза с декоративными подсолнухами, но сын, вздохнув, потушил окурок о подошву ботаса «Adidas» и сунул его в карман.
– Старик, не понимаю, чего ты кипятишься? Ты всегда чему меня учил? Упорядоченному образу жизни. Вот я его и упорядочил. Теперь у меня есть законная жена. А ты опять недоволен. Кстати, мать благословила. Она уехала искать свадебный подарок. А ты что мне подаришь? Впрочем, мне ничего не надо. Дай лучше бабками. Между прочим, я сейчас в сильном цейтноте. Пара кусков тебя не сильно обременит?
Ярослав Петрович снизу вверх смотрел на своего отпрыска. Лицо сына было точной копией его лица. Только на двадцать лет моложе. Розовый, с рыжеватым пушком добрый подбородок, широкий лоб, синие глаза смотрят радостно-удивленно. Владик всегда смотрел на жизнь радостно-удивленно.
