Нотэ Лурье - Небо и земля
Заметив, что она то бледнеет, то краснеет, Шефтл сам изменился в лице.
— Боюсь, что Алексей застрял в Минске. А там ведь уже немцы. Я в отчаянии… Это было бы самое страшное…
С улицы послышались гудки. Элька вскочила, подбежала к окну, но, увидев, что машина не маслозаводская, снова села.
— Ты чего?
— Да вот боюсь пропустить машину.
— Как? — удивился он. — Разве ты не на бричке? Ты ведь говорила, что приедешь на бричке «Заготзерна».
Элька посмотрела ему прямо в глаза:
— Я ведь там уже не работаю. Уже целую неделю.
— То есть как это? — уставился на нее Шефтл.
— Да вот так… — тихо сказала Элька. — Только ты об этом никому не говори. Даже Зелде. Терпеть не могу, когда меня жалеют…
В эту минуту она решила о Свете пока не говорить. Все равно ответа из военкомата еще нет… а если понадобится, тогда… И не только с Шефтлом, а и с Зелдой надо будет обо всем договориться.
Дверь распахнулась, и в комнату вошла Зелда. Она была бледна, глаза ее болезненно блестели. Горшок с дымящимся борщом, который она несла, казалось, вот-вот выскользнет у нее из рук. Стараясь не глядеть на мужа и Эльку, она поставила горшок на край стола, открыла было рот, хотела, видно, что-то сказать и вдруг, круто повернувшись, вышла.
— Что с ней? — растерянно спросила Элька. Ей стало не по себе.
— Не знаю… Должно быть, палец разболелся, — угрюмо произнес Шефтл. — Зелда! — крикнул он, поднимаясь. — Ну, что же ты? Где ты?
Зелда не откликалась.
Шефтл направился было на кухню, но тут мимо дома, поднимая густую пыль, пронеслась машина с веселым звоном бидонов и свернула на пригорок к ферме.
— Ой, это моя! — воскликнула Элька и бросилась надевать пальто.
— Подожди! Пообедаем! Сейчас Зелда придет, — удерживал ее Шефтл.
— Ты что? Я не успею. Не станет же машина меня дожидаться…
— Успеешь, успеешь. Голодной мы тебя не отпустим. Пока еще погрузят сливки… Зелда! — крикнул он опять, открывая дверь на кухню.
— Нет, нет, — отказывалась Элька, хоть у нее и сосало под ложечкой. — Так где же Зелда? Попрощаюсь и побегу.
— На кухне ее нет, — растерянно пробормотал Шефтл.
Заглянул в боковушку. Там не было ни Зелды, ни свекрови…
— Куда она ушла? Нет, ты садись, садись, — бросился он к Эльке. — Поешь, я прошу тебя.
— Нет, нет, не могу… — Элька уже застегивала пальто. — Досадно, с Зелдой я, видно, так и не успею попрощаться… Поблагодари ее за меня. Скажи, что я торопилась. Пусть на меня не обижается… Ну, будь здоров, Шефтл, и если приедешь в Гуляйполе… — Она протянула ему руку.
— Я тоже пойду. Подвезу тебя.
— Не надо, Шефтл, не надо, прошу тебя.
— И не проси, — Шефтл вышел вместе с Элькой и направился к двуколке.
Дети, игравшие под шелковицей, увидели их и с радостным шумом бросились навстречу.
— Папа, посмотри, что нам подарила тетя, — Эстерка показала раскрашенную коробочку.
— Не видели маму? — рассеянно спросил Шефтл, отвязывая вожжи от колышка.
— Не знаю, — ответила Эстерка и убежала с коробочкой в руке.
— Скажи маме, что я сейчас вернусь, — крикнул ей вдогонку Шефтл, усаживаясь рядом с Элькой в двуколку, и стегнул гнедого.
Узкая двуколка неслась по краю дороги, подпрыгивала на кочках. Шефтл чувствовал Элькино плечо, ее горячую руку, упругую ногу, которая время от времени касалась его ноги, и со свистом взмахнул в воздухе кнутом, словно хотел заглушить в себе что-то…
У загона двуколка свернула к плотине. Из дворов выглядывали любопытные, которым не терпелось узнать, с кем это едет бригадир. Элька пониже надвинула на лоб косынку — сейчас ей никого не хотелось видеть.
Шефтл щелкнул языком, гнедой поднял уши и весело заржал.
— Странно все-таки с Зелдой, — сказала Элька, когда они подъехали к плотине. — Да, послушай, — вспомнила она, — а говорил ты Зелде, что был у меня?
— Нет, — Шефтл покраснел. — А что?
— Нехорошо получилось, — огорчилась Элька.
— Я не успел… не мог, — сказал он тихо и взял ее за руку.
Элька осторожно высвободила руку.
Нерадостно было у нее на душе. Она ехала сюда и так надеялась, что разговор с Шефтлом принесет ей облегчение, а может, что-нибудь посоветует… И вот разговора не получилось, да тут еще с Зелдой… Скрыл от жены, что был у нее. Зачем он это сделал? Нехорошо.
Шефтл натянул поводья. Они уже миновали высокую насыпь плотины, под которой переливались маленькие голубоватые волны ставка.
У молочной фермы, около склада, на котором висело красное полотнище с большими белыми буквами: «Все для фронта», грузили тяжелые бидоны со сливками на машину из Гуляйполя. Рядом стояло несколько пожилых колхозников и колхозниц, молодых и постарше, с сапками в руках. По дороге с поля они завернули на ферму напиться. Когда подъехала двуколка, все обернулись. Узнали Эльку и, словно увидели близкого человека, бросились к ней.
— Товарищ Руднер!..
— Да это ж Элька Руднер!..
— Товарищ Элька!..
«Не удалось уехать незаметно», — с сожалением подумала Элька.
— Вот так гостья! — Калмен Зогот протянул ей свою большую жилистую руку.
Все столпились вокруг двуколки и, отталкивая друг друга, старались протиснуться.
— Наконец-то вспомнила о нас! — Катерина Траскун обняла ее и расцеловала. — И такая же красавица… Сколько, как ты уехала отсюда?
— С тридцать третьего года, — тихо ответила Элька.
— Господи, восемь лет! — воскликнула Кукуиха. — Помнишь ли хоть меня?
— Помню даже, что вы не позволяли вашему мужу вступать в колхоз…
— Правда? — Кукуиха широко раскрыла глаза. Все вокруг захохотали, засмеялась и она сама.
— А меня вы помните, товарищ Руднер? — раздался звонкий голос Нехамки.
Элька обернулась, увидела пылающее девичье лицо, горячие черные глаза и неуверенно пожала плечами.
— Не узнаете? Это ж Нехамка, Хонцина дочка, председателя…
— Откуда товарищ Руднер может ее помнить? Сколько ей тогда было — лет восемь-девять, не больше.
— Я тогда уже была пионеркой, а товарищ Руднер нашей вожатой…
Элька взглянула на Нехамку. Какая стройная, какая красивая девушка!
— Ты когда приехала? — спросила Катерина. — Только что? Ну, пошли ко мне. Помнишь, ты у меня ночевала когда-то?
— Помню… Но я сейчас уезжаю…
— Что ты говоришь?
Все уставились на нее с удивлением.
— Как это — сейчас уезжаешь? — спросил Калмен Зогот. — Ты что же — не хочешь даже на наше хозяйство поглядеть?
— В другой раз… Я с попутной машиной.
— Жалко. Нашего колхоза сейчас не узнать. Как раз тебе не мешало бы посмотреть.
— Я спешу… Уезжаю на этой машине…
— Ничего не скажешь, — Додя Бурлак покачал седой головой, — жить бы можно. Можно бы жить, если б не война… Скажи, товарищ Элька, что ж это будет? Сколько это может продолжаться? Ты ведь знаешь больше нас…
— Я знаю столько же, сколько и вы.
— Ну, все-таки. Ты там с большими людьми… До каких же пор? Вон ведь уже до Минска дошли.
— Каждый день новое направление, — сокрушенно вставил Триандалис.
— Не дай бог, еще и до нас доберутся.
— Что же это за сила такая, что нельзя ее остановить?
— А я понимаю, — задумчиво сказал Калмен Зогот, снимая соломинку с бороды. — Я думаю, что мы их заманиваем в западню, и скоро им конец.
— Дай бог, дай бог, — поддакнула Катерина. — Ну, а ты-то как? Расскажи хоть, как ты живешь? Кто твои муж? Тоже гуляйпольский?
— Нет, с Урала.
— С Урала? — переспросила Кукуиха. — О, должно быть, большой начальник…
Элька чувствовала, что у нее кружится голова — может, и потому, что за весь день у нее маковой росинки во рту не было. Она нетерпеливо оглянулась на машину. Скорее бы уехать.
Бидоны заняли весь кузов. Шефтл с озабоченным видом стоял возле шофера и, разговаривая с ним, глядел издалека на Эльку. Юркий старичок экспедитор, отвечая, кивал и одновременно подписывал на крыле машины какие-то розовые квитанции.
Элька стала прощаться.
— Будьте здоровы… Кланяйтесь Хонце, Хоме, всем, всем, — говорила она уже на ходу.
— Я хочу вас о чем-то попросить, — тихо сказала Доба, следуя за Элькой. — Мне бы вот ссуду получить. Небольшую. Я одна… Замолвите за меня словечко в райисполкоме.
— Вам и так дадут, — ответила Элька.
— Ну хоть словечко, пожалуйста. С вашей просьбой они посчитаются.
— Напрасно вы так думаете, — сказала Элька с горькой усмешкой.
— Нет, я знаю, вы же в «Заготзерне» главный начальник. Ну, я прошу вас…
Шофер включил мотор, и Элька побежала к машине.
— Вот так, возомнят о себе и не хотят другому малейшего одолжения сделать, — ворчала Доба.
— Ну, едем! — умоляюще попросила Элька.
— Ум-гу, — ответил экспедитор, закуривая папиросу. Элька подумала, что, предложи он ей сейчас сесть
