Иннокентий Галченко - Геологи идут на Север
— Валентина Александровича не дождался, — говорит Михаил, соскакивая с трактора. — На днях ожидают его на перевалке. Боюсь, что его застанет паводок и до нас не Успеет добраться.
— Да, дело — дрянь, надо выручать нашего начальника, — беспокоится Сергей. — Степан, подбирай человек шесть ребят да двигай на тракторе на перевалку. Может, ты съездишь, Иннокентий? — предлагает он мне.
Я охотно соглашаюсь.
…Светлая северная ночь. Десять человек лежат на сене в пустых тракторных санях и дремлют. Равномерно стучит трактор. Вдруг раздается треск. Я качусь по саням вниз головой, инстинктивно хватаясь за борта. На меня наваливаются, чертыхаясь, остальные пассажиры. Александр летит в воду. Трактор сразу затих:
— Фу ты черт, провалились под лед, — ругается Степан, — цел ли трактор только? Наше счастье — воды в реке мало.
Перед моим лицом струится прозрачная вода. С трудом выбираюсь из наклонившихся саней, упершихся одним полозом в дно реки. Заглохший трактор стоит в воде, видна только его выхлопная труба. Прямо по воде бредет к нам тракторист Николай.
— Чуть отвернул в сторону, думаю, проеду по льду, и на тебе, провалился! Как мы из этой ловушки выберемся? — ожесточенно скребет он затылок.
— Выберемся, — уверяет Степан. — Трактор лишь бы был в порядке.
— Сейчас проверим, — отзывается Николай и, провозившись с четверть часа, запускает трактор. Мы все облегченно вздыхаем.
— Ну, ребята, рубите несколько толстых лиственниц, тащите сюда, подведем их под гусеницы, и он по ним, как миленький, вылезет.
Проработав около двух часов, мы, наконец, выручаем трактор и сани из ледяной ловушки и продолжаем свой путь.
Но дорогой трактор часто останавливается, и лишь к обеду следующего дня мы подъезжаем к перевалке.
Уже появилась весенняя вода. С каждым часом она прибывает. Мокрый снег, оседая на глазах, превращается в лужи воды на льду. Навстречу нам по колеям дороги бегут ручьи.
— Товарищи, вы приехали вовремя, — здороваясь, говорит начальник экспедиции. — В ночь надо срочно двигаться на тракторе обратно на сплав.
— Не знаю, как и поедем. Барахлит наш трактор после прыжка под лед, товарищ начальник, — жалуется Николай.
Наташа и Вера, обе загоревшие, похожие на стройных подростков в своих темно-синих лыжных костюмах и коротких резиновых сапогах, весело выбегают нам навстречу.
— А вы почему не на сплаве, а здесь, Иннокентий Иванович? — спрашивает меня Наташа.
— Да вот вас приехали встречать, — смущенно говорю я.
Наташа бросает на меня мимолетный, как мне кажется, благодарный взгляд и продолжает оживленно:
— Кое-как домучили свой отчет, с трудом добрались до перевала, но завтра будем уже на сплаве, конец нашему сухопутному путешествию.
— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, — качает головой Степан. — Весна дружная, не пришлось бы плыть раньше времени.
Ночью мы выезжаем обратно на сплав. Но нам определенно не везет. Трактор начинает чихать и останавливаться.
— Барахлит машина, — сокрушается Николай, часами возясь около трактора. Он настойчиво и терпеливо его запускает, но трактор через каждые три — четыре километра останавливается вновь.
К вечеру, проехав тридцать километров, мы добираемся до «верхнего сплава» — старого брошенного барака. Трактор с трудом перебирается через реку, вода почти покрывает его гусеницы. Со скрипом и визгом, по гальке, он с трудом затаскивает груженые сани на берег и останавливается около барака.
— Да, отъездились, — сокрушается Степан, — отсюда придется уже плыть.
— Валентин Александрович, надо бы Николая отпустить, — предлагает Степан, — а то застрянет он с трактором в тайге. А мы сделаем небольшие плотики и через несколько дней, как позволит вода, сплавим на них груз до своих кунгасов. По реке здесь километров тридцать будет…
Цареградский соглашается.
Мы сидим вокруг большого костра и ожидаем, когда же закипят чайники. Красные блики от костра играют на стенах полуразрушенного барака, на стволах сухих деревьев.
— Не грустите, девушки, — смеется Степан. — Это только начало ваших приключений. Где ваша палатка? Сейчас мы вам ее поставим и оборудуем, выбирайте место…
— Нет, мы сами поставим, — упрямо вскидывает голову Наташа.
— Нет, Наталья Ивановна, это мужское дело. А вы, если желаете нам, холостякам, помочь, то сварите на всех суп, — предлагает Степан.
Вера и Наташа начинают хлопотать около ведерной кастрюли, подвешенной над костром. В стороне уж белеет поставленная палатка. Крышки чайников вдруг почти одновременно запрыгали, из носиков, пузырясь, полилась в костер вода.
Выбрав вблизи костра сухое ровное место, заросшее прошлогодней травой, расстилаем брезент и, расположившись полукругом, пьем чай. В тишине отчетливо слышно, как шумит речушка.
Поставив недопитую кружку чая на брезент, Цареградский задумчиво смотрит на костер и, не обращаясь ни к кому, говорит:.
— Да, быстро бегут годы… Давно ли я был студентом Ленинградского горного института? Помню, с каким замиранием сердца я присутствовал на организационном собрании геологического кружка «Сибирская секция». Там нас собралось около десятка бедно одетых студентов, мы поставили перед собой задачу: по окончании института ехать работать в отдаленные районы Сибири и Дальнего Востока, исследовать эти неизвестные земли, закрасить огромные белые пятна на геологической карте, найти стране месторождения полезных ископаемых.
Мой выбор пал на реку Колыму. Я добросовестно изучил все материалы по бассейну этой реки, какие сумел найти. Дипломную практику я проходил в алданской тайге. Вместе со Степаном Степановичем Дураковым мы там бродили по горам. Он, бросив свое старание, работал у нас в партии рабочим, — ласково взглянув на Степана, говорит Валентин Александрович.
— Вернувшись в Ленинград, защитил диплом и неожиданно получил предложение от геолога Билибина примкнуть к экспедиции, впервые едущей на реку Колыму под его руководством. В апреле 1928 года, ровно пять лет тому назад, курьерский поезд уносил меня на Дальний Восток…
Широко раскрыв свои большие глаза, слушает Вера. Прижавшись головой к высокому пеньку, она задумчиво теребит кончик черной косы, перекинутой через плечо. Наташа — само внимание. Прикрыв рукой свое раскрасневшееся от ярко горящего костра лицо, она не сводит с рассказчика глаз. Чуть улыбаясь, поглаживая свои черные усы, слушает всегда подтянутый Степан.
Александр, тихо поднявшись, снимает кастрюлю со сварившимся супом. О нем уже забыли.
А Цареградский так же негромко продолжает:
— Во Владивостоке около месяца ждали парохода. В середине июня на стареньком, арендованном Совторгфлотом японском пароходе мы вышли в море. Большую часть пути море было покрыто густым туманом, поэтому через каждые пять минут раздавались низкие протяжные гудки парохода. Каюта наша находилась около трубы, так что спать почти не удавалось.
Казались ложными все описания поэтов и писателей, восхищавшихся красотами моря. Только в последние три дня туман исчез, и сквозь дымку облаков проглянуло солнце. Появились буревестники, чайки, морские утки, чувствовалась близость земли. Последний день пути мы плыли вдоль берега. Слева смутно виднелись голубые горы.
Вечером заскрежетали якорные цепи, и наш пароход встал на рейде. Катера не было. Команда отправилась на берег в шлюпках, а нам пришлось ждать.
Солнце посылало последние лучи из-за зазубренных, заостренных гор, отражаясь в окнах полутора десятков домов поселка Олы. Над морем легла белая северная ночь.
В этой первой экспедиции участвовали два геолога — Юрий Билибин и я, два практика-разведчика — Сергей Раковский и Эрнест Бертин, геодезист-астроном Казанли, доктор Переяслов, завхоз и двенадцать рабочих — завербованных на алданских приисках старателей.
Наша экспедиция была организована трестом Союззолото. Руководство в Москве ничего толком не знало про этот край и поручило нам проверить заявку, сделанную несколькими старателями на реке Среднекане, а затем провести поиски вокруг этого района.
Чтобы попасть в тайгу, нам требовались лошади. Но местные власти под всякими предлогами отказывались помочь экспедиции. Тогда мы сами принялись доставать лошадей. Везде нам отказывали. Только один местный житель, Макар Медов, крепко сложенный якут лет шестидесяти, с морщинистым, изъеденным оспой лицом, как-то за очередным чаепитием, предварительно подробно расспросив о целях и задачах нашей экспедиции, повернулся ко мне, сощурив раскосые хитрые глаза, и неожиданно предложил: «Однако, три лошади у меня есть. У соседей — Семена и Афанасия — еще попрошу. Сам проводником поеду, только богатые люди — эвены и якуты — обязательно будут сердиться. Но ничего, начальник, — покровительственно похлопав меня по плечу, продолжал Макар, пуская клубы едкого махорочного дыма, — помогать, однако, надо советской власти».
